Когда улыбается удача - Автор Неизвестен
— Есть несколько условий, которые надо выполнить, прежде чем я приступлю к еде. Первое — я должен иметь шелковую накидку, чтобы накинуть ее после купания. Второе — прежде чем я стану есть, нужно накормить сто человек. Третье — на обед мне следует дать сто восемь порций карри. Четвертое — мне нужно съесть трех людей после еды, а потом четыре человека должны нести меня.
Хозяин подумал, что эти условия выполнить невозможно. Но у него была очень мудрая дочь, которая сказала:
— Отец, не беспокойся. Мы сможем сделать все то, что он желает.
— Каким же образом это можно осуществить, дочка? — спросил он.
— Разве вы не видите, отец, что он просто-напросто говорит образным языком? Под шелковой накидкой он подразумевает свое нижнее белье, для которого требуется только обычная ткань. Он хочет накормить сто человек… Это означает только, что он должен выполнить церемонию висиам[76] — ублажить сто богов. Для этого нам надо достать сандаловые дрова, цветы и тому подобное — ничего здесь трудного нет.
— Еще он сказал, что после еды должен съесть трех людей.
— Он всего лишь имеет в виду пансупари, в него входят три части — листья бетеля, орехи арековой пальмы и лайм, — разъяснила девушка.
— Он также сказал, что четыре человека должны нести его. Что же он имеет в виду в этом случае?
— Ах, это! Это означает только, что ему нужно выспаться на легкой кровати на четырех ножках.
— И это все? Я скажу ему, что мы исполним его условия. Воистину ты — мое благословение, дочка!
Итак, Вараручи известили, что он получит все, что хотел. Он пожелал узнать, как хозяин сумел понять его слова.
— У меня есть очень умная дочь, которая поняла смысл того, что вы сказали, — ответил брахман.
И Вараручи решил, что ему нужно жениться на этой замечательной девушке. Ее отец был счастлив отдать дочь за такого ученого человека. Итак, он женился на ней и принял ее в свой собственный дом…
Но однажды, когда Вараручи расчесывал прекрасные волосы своей жены, он обнаружил на ее голове зажившую рану.
— Что это, моя любимая? — спросил он.
— О, это! С этим связана одна история. Видите ли, я не дочь брахмана. Мои родители по причинам, известным им лучше, чем мне, положили меня на маленький плотик, установили свечу на моей голове и пустили плыть вниз по реке. Эта отметина — не что иное, как след ногтя, с помощью которого закрепляли свечку на моей голове. А этот брахман спас меня и воспитал как собственного ребенка.
Тогда Вараручи понял, что никто не может избежать собственной судьбы. Он все же женился на девушке из парайи.
И он покинул государство Викрамадитьи, и странствовал на юге, и пришел в Кералу.
Его жена зачала, и Вараручи попросил ее, чтобы она рожала в лесу. А когда она сказала ему, что ребенок родился, он спросил:
— Есть ли у ребенка рот?
— Да, — ответила его жена.
— Тогда оставь его в лесу. У малаяли[77] есть поговорка: бог который дал ему рот, даст ему и пищу!
Жена послушалась его и оставила дитя в лесу.
Точно такой вопрос Вараручи задавал ей каждый раз, когда она рожала ребенка и слышал от нее ответ, что новорожденный оставлен в лесу.
Но мать не хотела потерять всех своих детей. И когда родилось двенадцатое дитя, она сказала мужу:
— У него нет рта.
И когда ребенка принесли отцу, у него действительно не было рта! Мать была настолько любящей и преданной женой, что даже ложь ее стала правдой! Все дети выжили; ни один не умер от голода. Вот этот, последний, не имеющий рта, стал богом и известен как Вайиллаккун нилаппен — безротый бог, восседающий на холме.
Первому ребенку дали имя Мелаттхол Агнихотхри, и он был воспитан брахманом из намбудири[78], принадлежавшим к семье Агнихотхри. Второй сын был знаменитый Наранатху Бхранатхан, то есть свирепый Наранатху. Следующей была дочь, она стала принцессой Караккаламмой. Четвертый, которого звали Акавур Чаттхан, стал лекарем. Следующий был назван Вадутхаланаиром. Шестого звали Уппукоттаном. Седьмой, Раджакан, был мойщиком, мужчиной-прачкой. Восьмой, Перунтхачен, был плотником. Девятый сын, Валлуван, стал ткачом. Десятый, Пананар, был портным, а следующий, Пакканар, парайя.
Эти одиннадцать и считаются основателями различных каст в Керале. О них говорят, что все они на самом деле аватары[79] великого Вишну. Вот как это открылось.
Со временем все они узнали друг друга. После смерти отца они собрались вместе в доме старшего брата Агнихотхри исполнить поминальный обряд в память отца.
Но жена Агнихотхри, которая происходила из очень высокой касты намбудири, не желала принимать их всех в своем доме. Однако муж ввел ее в комнаты, где спали его братья. И когда она взглянула на них, то увидела, что каждый из них был осенен божественным символом великого Вишну.
ПРАЗДНЕСТВО ТХИРУ-ОНАМ[80]
Когда-то давным-давно Кералой правил асура Махабали. Это было время великого процветания и доброжелательности. Все люди были счастливы и довольны. Не было несправедливости, и богатые не угнетали бедных. Бедных тогда вообще не было.
В то время девы не любили асуров[81]. Они завидовали популярности Махабали. «Если это продолжится подобным образом, — думали боги, — то для нас не останется места в человеческих умах и никто не станет поклоняться нам».
Тогда они обратились к великому Вишну и рассказали о своих опасениях.
— Я подумаю над этим, — ответил великий бог.
И великий Вишну сошел на землю, приняв вид юного брахмана, мальчика по имени Ваманан[82]. Он приблизился к Махабали, который принял его благожелательно и с уважением. Он всегда почитал брахманов.
— Что я могу сделать для вас? — спросил он Ваманана.
— Я хочу получить клочок земли размером только в три шага.
— Земля размером в три шага! Что с ней можно сделать?
— Я хочу сесть там и помолиться богу, — сказал мальчик.
— Конечно, я дам вам то, что вы просите, — ответил Махабали.
И тут царский гуру Сукрамуни[83] отозвал его в сторону.
— Остерегайтесь того, что вы делаете! — сказал он. — Это не мальчик-брахман, а сам Вишну, который хочет уничтожить вас.
Но Махабали не отказался от своего слова. Он разрешил мальчику выбрать себе кусочек земли размером в три шага в любом месте, где только тот захочет.
Но внезапно мальчик вырос и стал исполином. Одной ногой он измерял всю землю. Другой же отмерял преисподнюю.
— А теперь где я могу
