Махариши Вальмики - Рамаяна
Царь Айодхьи отпустил своих друзей, задумался, а потом, призвав к себе воина из дворцовой стражи, приказал: «Ступай позови ко мне моих братьев».
Верный страж приложил ко лбу ладони, низко склонился перед Рамой и отправился выполнять повеление своего владыки.
Вскоре верные братья Рамы — Лакшмана, Бхарата и Шатругхна — предстали перед царем Айодхьи. Рама сидел на золотом троне, погруженный в мрачное раздумье, и братья с тревогой в сердце ожидали, что он им скажет.
Когда царевичи из рода Рагху подошли близко к трону, Рама обратил к ним свое лицо, измученное скорбью, и сказал им, преданным и смиренным: «Благо вам, любимые братья! Вы никогда не перечили моей воле. Я поведаю вам о том, что омрачает мою душу. Возлюбленные подданные мои, жители славной Айодхьи, отдаленных городов и селений, говорят обо мне дурное — они хулят мою прекрасную супругу, нежную и преданную Ситу, и слова их осуждения пронзают мое сердце, как смертоносные стрелы.
Я рожден в благородной и знатной семье Икшваку, Сита родом из дома могучих царей Митхилы, и мне дорога добрая слава моего рода.
О Лакшмана, ты знаешь, как Равана похитил в лесу Дандака мою любимую супругу, как я наказал смертью коварного властителя Ланки. Разлука с Ситой не давала мне покоя ни днем, ни ночью, и все же я не забыл в час победы, что была Сита в руках нечестивого и распутного владыки ракшасов, что она может войти в дом моих предков только чистой и невинной. И тогда, о Лакшмана, нежная Сита вошла в пламя костра, чтобы все — небожители и люди — видели, что она сохранила верность своему супругу. Сам Агни, всемогущий и великий, оградил Ситу от губительного огня и вместе с лучезарным Сурьей перед всем миром подтвердил невинность благородной дочери царя Митхилы. Могучий Индра, владыка небесный, незримо охранял Ситу на острове Ланка и сам вручил мне мою целомудренную и любящую супругу. И не было у меня сомнений в чистоте дочери Джанаки, и я ввел ее во дворец благородных властителей Айодхьи. Но сейчас тревога и печаль гложут мою душу, — подданные говорят про царицу плохое и меня, государя своего, осуждают. Люди всегда говорят о тех, кто возвышается над ними. И так всегда будет в этом мире. Поэтому и берегут знатные люди свое доброе имя. Я могу отречься от престола, отказаться от роскоши и богатства, могу отречься от родных и близких, даже от жизни, но не могу отдать на поругание свою славу. Она мне — дороже жизни.
Завтра поутру вели, Лакшмана, возничему Сумантре приготовить колесницу и увезти Ситу в лес на другой берег Ганги. Царица давно собиралась посетить подвижников, прославленных мудростью и благочестием. Там в лесу стоит тихая обитель Вальмики, всеведущего отшельника со щедрой душой и добрым сердцем. О сын Сумитры, ты должен оставить в той обители Ситу и тотчас вернуться в Айодхью. Не возражай мне, брат мой, ни единым словом, и отговаривать меня не надо! Печаль навсегда поселилась в моем сердце, твои слова будут ранить мою душу. И пусть никто не знает о том, что я сказал вам, пусть останется в тайне изгнание царицы из Айодхьи!»
Глаза повелителя Кошалы наполнились слезами, и, тяжко вздыхая, он простился с братьями и удалился в свои покои.
Когда прошла ночь и настало утро, Лакшмана сказал царскому возничему: «О Сумантра, запряги скорее быстрых коней в колесницу и приготовь в ней мягкое и удобное ложе. Государь велел отвезти Ситу в лес на другой берег Ганги. Царица пожелала навестить благочестивых подвижников и наделить их щедрыми дарами».
Сумантра поспешил исполнить повеление Рамы, а Лакшмана вошел в дворцовые покои Ситы. Бледный от бессонной ночи, пряча печаль, лежавшую на сердце, сын Сумитры низко поклонился Сите и сказал: «О дочь Джанаки, ты просила у государя позволения навестить подвижников, живущих в лесу на берегу Ганги. Великий Рама посылает тебе свое соизволение и поручил мне отвезти тебя туда. Следуй же за мной. Исполняя волю нашего владыки, я провожу тебя в обитель благочестивого Вальмики».
Слова Лакшманы обрадовали благородную царицу, и она пожелала отправиться в путь немедля. Она велела уложить в колесницу дорогую утварь и одежду в дар отшельникам и вслед за Лакшманой вышла из дворца царей Айодхьи.
Лакшмана и Сита взошли на колесницу, и царица сказала вдруг сыну Сумитры: «О потомок Рагху, я замечаю тревожные знаки. У меня дрожит тело, подергивается правое веко, и голова моя будто в тумане. И все вокруг кажется мне осиротевшим, словно счастье навеки покинуло землю. О Лакшмана, ты любишь своих братьев, скажи мне, все ли они здоровы, не приключилось ли беды с Рамой? Благополучны ли наши подданные и родные?» И Сита сложила смиренно перед лицом ладони и обратилась к богам с молитвой. «Все благополучно, благородная царица, в Айодхье», — ответил ей Лакшмана, и колесница тронулась в путь, увозя в изгнание ничего не ведавшую Ситу.
К вечеру путники остановились на ночлег на берегу реки Гомати, а наутро снова двинулись дальше к берегам великой Ганги, очищавшей от всех грехов. Вскоре царские кони, быстрые, как мысль, доставили Лакшману и Ситу на берег Ганги. Громко и горестно закричал печальный Лакшмана, когда увидел перед собой воды Ганги, и удивленная Сита его спросила: «Почему ты плачешь, Лакшмана? Наконец-то исполнилась мечта моя побывать на берегу всемогущей Ганги. И ты радоваться должен, а не плакать. О сын Сумитры, не огорчай меня в час моего веселья. О благородный, ты проводишь свои дни рядом с Рамой, а теперь ради меня ты его покинул — не потому ли ты такой печальный? О Лакшмана, Рама мне дороже жизни, но я же не тоскую, не плачу! Так и ты должен преодолеть свое горе. Перевези меня на другой берег Ганги, я навещу благочестивых старцев, одарю их утварью и одеждой, а наутро мы поедем обратно в Айодхью. Даже недолгая разлука с Рамой для меня невыносима».
Могучий Лакшмана, сокрушитель ракшасов, слушал Ситу, потупив глаза в землю, а потом послал Сумантру за гребцами. Затем Лакшмана и Сита сели в лодку, и гребцы доставили их на другой берег Ганги. Ступив на землю, Лакшмана сложил почтительно перед лицом ладони и голосом, сдавленным и тихим, сказал Сите: «О дочь царя Видехи! Зачем брат послал меня сюда с тобою! Как копьем пронзил он мое сердце и обрек на позор и осуждение. Тяжкая болезнь, даже смерть мне были бы милее. О прекрасная Сита, будь милостлива, прости мне мое прегрешение». И доблестный Лакшмана зарыдал и обратился к богам с мольбою послать ему смерть, не томить его больше жизнью.
Горе Лакшманы удивило супругу Рамы, и она спросила брата своего мужа: «Что случилось, о сын Сумитры? Твоя печаль мне непонятна. Почему ты просишь у меня прощения — ты ни в чем не виноват передо мною. О Лакшмана, расскажи мне, что тебя тревожит, и я возьму на себя твое горе. Уж не случилось ли беды в Айодхье? Ради любимого Рамы расскажи мне о своей печали!»
И тогда сын Сумитры горестно сказал Сите: «О богоподобная царица, я запер у себя в сердце слова, сказанные нашим владыкой, те слова, которые терзают мою душу. Великий Рама стоял посреди чертога, подавленный несчастьем, и рассказывал нам, своим братьям, о том, что говорят жители Айодхьи о его благородной супруге. Той хулы, что на тебя возводят, я повторить не смею, но скажу тебе только, что наш государь, великий и победоносный Рама, боясь народной хулы и опасаясь за свое доброе имя, отрекся от тебя, благородная царица. Властитель Айодхьи ни в чем тебя не обвиняет, но велел мне оставить тебя здесь, в обители благочестивого Вальмики, и объявить всем, что ты покинула Айодхью, чтобы жить в лесу в покаянии и молитвах. Прими же, гордая дочь царя Видехи, эту печальную весть стойко, не давай сломить себя жестокому несчастью.
Вальмики — великий подвижник и преданный друг царей Айодхьи, он не даст тебя никому в обиду. В его обители ты проведешь дни свои счастливо и спокойно, и прошу тебя, не оставляй в помыслах своих нашего владыку. Обращай к бессмертным богам свои молитвы, и ты будешь увенчана благочестием и доброй славой».
Как укус ядовитой змеи, безжалостны были слова Лакшманы, и дочь Джанаки, охваченная скорбью, в беспамятстве упада на землю. Долго лежала она на земле недвижимой, а потом поднялась и, плача, сказала сыну Сумитры: «Воистину, Лакшмана, Великий Творец создал меня только для страданий. С юных лет одно несчастье за другим преследует меня. Я не знаю за собой прегрешений, но, может быть, я по неведению в чем-нибудь виновата, и вот Рама отвергает меня теперь, хотя я чиста и невинна перед ним. О милый Лакшмана, годы изгнания в лесу Дандака кажутся мне теперь временем радости и счастья — тогда я могла служить Раме, моему возлюбленному супругу.
О благородный воитель, как же я буду жить здесь без родных, без друзей, без любимого мужа? Кому я смогу поведать свою печаль, свою муку? И что я отвечу благочестивым подвижникам, когда они спросят меня, в чем моя вина, почему отрекся от меня могучий Рама? О сын Сумитры, лучше бы мне расстаться с жизнью в водах вечной Ганги! Но я не смею просить у нее покоя, чтобы не погиб, не прервался вместе со мною доблестный род Икшваку.
