Гянджеви Низами - Пять поэм
Ответ Меджнуна
«Твое дыханье — жизненная влага,Твое сужденье — жизненное благо.
Мой разум раб пред разумом отца.И ухо жаждет рабского кольца.
Но если я так нищ и так несчастен,То и отец спасти меня не властен.
Одной любовью движима душа,Мир для нее не стоит и гроша.
Все, что я значу в этом мире щедром,Все, что я знал и помнил, — смыто ветром.
В любом моем «сегодня» нет «вчера».Не помнят дней пустые вечера,
Да, ты — отец, твое влиянье знаю,Но для чего пришел ты, — я не знаю.
Не только память близких истребя,Я позабыл и самого себя.
Влюбленный иль любимый, где я?Кто я? Владею всем иль ничего не стою?
Едва лишь вырван был я из пелен,Стал молнией, и сам испепелен.
Любой шалаш среди любой пустыниДороже мне отцовской благостыни.
На мельнице судьбы моей давноМолчит вода, не смолото зерно…
Перед лицом природы одичалойГде мой удел, где дней моих начало?
Мои лишенья со зверьми деля,Я некрасив и черен, как земля.
Весь разрушенье, вихрь и произвол,Я город свой в развалинах обрел.
В твоей стране, богато населенной,Одной травинки нет испепеленной.
Нет слова одного между письмен,Нет одного зачатья у племен:
В ту ночь меня ты и не вызвал к жизни,Забудь о том. Нет места укоризне,
Нет места увещанью и мольбе.Тот дальний путь, что предстоит тебе,—
Из вас, живых, его страшится каждый,—Но я его уже прошел однажды.
И если ты скончаешься, отец,—Другой тебя оплачет, не мертвец».
Отец прощается с Меджнуном
«Дай руку, сын, прощай, пока не поздно.Смой пыль мою хотя бы влагой слезной,
Чтоб эта влага вспомнилася мнеВ последней колыбели, в смертном сне,
Чтоб я запасся для дороги дальнойНе только ношей грустной и печальной.
Здесь прихоть неуместна. ОбнимиОтца, как подобает меж людьми.
Прощай! Меня ты больше не увидишь,Прощай! Один в грядущее ты выйдешь.
Прощай! Я увязал пожитки в путь —Поторопись в глаза мне заглянуть.
Прощай! Прощай! Сейчас корабль отчалит.Но если и прощанье не печалит
Единственного сына моего,Тогда прощай. Кончается родство».
Так вымолвил он горько и суровоПоследнее напутственное слово,
И поспешил старик в обратный путь.Но дома не успел он отдохнуть.
Два дня иль три, недомоганьем мучась,Посетовал старик на злую участь.
Но смерть в засаде долго не ждалаИ человечьи кончила дела.
Его душа, как из капкана птица,Рванулась, чтобы с жизнию проститься,
И мертвый прах ушел в земную твердь,Все исцелив, все рассудила смерть.
Наш мир — вертеп. Кто ищет в нем покоя,Пусть не дружит с печалью и тоскою,—
Пусть, как луна, свершит круговорот,Как молния, родится и умрет.
Дом на стоянке временной непрочен,—Не отдыхай, да и горюй не очень.
Когда селенье встретишь на пути,Не вздумай там оседлость обрести,
Лишь тот, кто душу вынес из чертога,Ее сохранно донесет до бога.
Подобье дива с ангельским лицом,Мир забавляется твоим концом.
Кипят сердца в его застольной чаше,—Всмотрись в нее: там будущее наше.
Ты на долины предъявил права,—Всмотрись же: там, как острый нож, трава.
Живи и впредь, об этом твердо зная,В таком познанье честь твоя земная.
Возрадуйся, что ярче ярких розТвое познанье в мире разрослось.
Не будь змеей, свернувшейся в ущелье.Да будет жизнь твоей единой целью.
Цепляйся за нее, борись за жизнь,А кончится — спокойно откажись.
Летят века, шальные мчатся кони.Вчитайся в длинный свиток их погони.
Прошли огнепоклонники, как сон.Кто из ушедших в свиток занесен?
Где племена, зарытые в пустыне?Кто обитает на могилах ныне?
Свершай добро, не обольщайся злом.Добро к добру привязано узлом.
Свершай добро. Оно со дна колодцаКогда-нибудь к тебе добром вернется.
Когда звучит его благая весть,Под куполом вселенной отклик есть:
Скажи горе свой замысел заветный,—Раздастся тут же гул ее ответный.
Меджнун узнает о смерти отца
Однажды от охотника, что вышелНочной порою, брань Меджнун услышал:
«Эй ты, забывший, где живет родня,Беспамятный, без крова, без огня!
С одной Лейли ты нянчишься, как с куклой.Мать и отец, все для тебя потухло.
Отец и мать ничто. Да это срам!Уж лучше бы лежал в могиле сам.
Ты сыном называться недостоин.Пока живет отец, сынок спокоен
По глупости, по молодости лет.Но час пришел, отца на свете нет,—
Хоть помянул бы словом над гробницей,Сходил бы раз родному поклониться,
Хоть признак сожаленья об отцеВозник бы на дурном твоем лице!»
И тотчас в раздирающей печалиКак будто струны чанга прозвучали,—
Таким он был, сыновний первый стон.К могиле свежей устремился он.
Он увидал отцовское надгробьеИ к вязкой глине, к земляной утробе
Припал всем телом, и в потоках слезЕго шальное горе прорвалось.
Он заболел горячкой в ту же ночь.Ему не трудно было изнемочь:
И без того всей этой жизни краткойХватило лишь для встречи с лихорадкой.
Но каково в душевной смуте тойВнезапно очутиться сиротой!
Так он лежал, над прахом распростертый,И был Меджнун еще мертвей, чем мертвый.
«Отец мой, где ты? Где душа отца?Не отвращай от первенца лица.
Ты предпочел существовать без сына,—Вот почему меж нас легла пучина.
А я не знал, как больно одному.Я скоро сам уйду в такую тьму.
На помощь! О, как ты далек! На помощь!Жизнь тлеет, словно уголек. На помощь!
Ты мой советчик, лучший друг — все ты.Отвага сердца, сила рук — все ты.
Все, чем душа моя богата, — ты.Благой наставник тариката — ты.
В такой дали безлюдной без тебя!О, как идти мне трудно без тебя!
Не попрекай меня своей кончиной.Я знаю сам, что был тому причиной.
Наездник, не объездивший коня,Зачем ты не сумел взнуздать меня?
Я был жесток — ты кроток бесконечно.Я злой мороз — ты жар любви сердечной.
Ты мучился, что первенца родил,—А я кругом да около бродил.
Пушинку ты сдувал с моей постели,—А мне и сны присниться не хотели,
Ковры стелил ты для моих пиров,—А я забыл про милый отчий кров.
Прости, отец, молю о том усердно.Обидел я тебя, обидел смертно».
Так он взывал, и плакал, и кричал,И белый день слезами омрачал.
Ночь развернула черные знамена,Скликая в небо звезды поименно.
И снова зори были высоки.И снова бил он в барабан тоски.
Алхимик-солнце эликсиром утраПрироду всю позолотило мудро.
Но прах живой над прахом мертвецаЕще вопил, не поднимал лица.
Не только об отце, почившем ныне,—О всей своей неслыханной судьбине,
О той любви, которой не помочь,О юности он плакал день и ночь.
Дружба Меджнуна с дикими зверями
