Сказки и легенды ингушей и чеченцев - Автор Неизвестен
Как-то в 1966 г. я выступал по телевидению, разговор шел о фольклоре. Вечером ко мне зашел мой сосед Ихван Ибрагимов (род. в 1928 г., образование начальное, за трудовые заслуги награжден «Знаком почета») и сказал, что знает много сказок. Он рассказал замечательную сказку «Сын отважной женщины», сказки о нарт-орстхойцах, в том числе «Гезама Али и Толам-Аго». Через несколько лет (в 1977. г.) я вновь попросил его рассказать мне эти сказки, и он почти слово в слово повторил их.
Зайнди Патарханович Цуров (род. в 1909 г., работает ночным сторожем в Джераховском интернате, образования не имеет)[3] рассказал, что во времена его детства люди знали много сказок. Особенно часто сказывали их, когда пасли скот или ночевали в поле во время пахоты, сева, прополки. «Было скучно, и, чтобы скоротать время, мы рассказывали друг другу кто что знает. Часто забавляли и гостя сказками. Таким образом, гость приносил какую-нибудь сказку и уносил с собой вновь услышанную». Сам Цуров рассказал несколько сказок, в том числе сказку о Тамаш-Таштамире. Голос у 3. Цурова громкий, говорил он быстро. Большое внимание уделял тому, насколько внимательно его слушает собеседник, поэтому пристально смотрел в глаза слушателя. Особый восторг у него вызывали комические ситуации сказок. 3. Цуров был большом знатоком обычаев, этнографии, хорошо знал где жили и как расселялись тайпы (роды).
Шишха Абдулаевна Ханиева (1903–1974) обладала качествами, необходимыми сказителю: имела хорошую память и с любовью относилась к сказочному эпосу. Она преображалась, когда начинала рассказывать. Ее манера рассказа напоминала исполнение артистки. «Музыкальная интонация, сдержанная жестикуляция и тонкая мимика будили интерес у слушателей и в то же время были лишены наигранности. Создавалась иллюзия правдивости рассказываемых событий, особенно когда она изображала голосом и жестикуляцией чудовищ, бравого юношу на коне или труса» [117, 435]. Ханиева была старшей среди сестер. В детстве сестры по многу раз слушала сказки старой женщины Даби (сказки «Дабе фальгаш»). Она очень хотела, чтобы ее сказки слушали, и гостинцами иногда заманивала девочек-сестер и без устали рассказывала им одну сказку за другой. «Мы знаем, — говорили сестры, — едва ли пятую часть сказок Даби, хотя многие сказки по нашей просьбе она рассказывала по нескольку раз». Все сестры одинаково слушали «сказки Даби», но лучше всех их знала и передавала Шишха. Интересно было наблюдать за сестрами Шишхи. Они с неослабным вниманием слушали хорошо известные им сказки. Рассказывала Шишха не по-женски степенно. При передаче особенно интересных эпизодов сказки (драматических, комических) она внимательно следила за глазами слушателей. Ей очень правилось, когда слушатели буквально «пожирали» Шишху глазами.
Одна из сестер спросила: «Сказки можно слушать, но зачем их записывать?» И тут Шишха дала неожиданный ответ: «Он хочет знать язык, быть умнее». И на реплику сестры: «Он же знает язык», — Шишха ответила: «Если будет знать сказки, то и язык будет знать глубже». Видимо, под словом мотт («язык») она подразумевала всю сумму нравственных и этических представлений и познавательную ценность сказок.
* * *В предлагаемое вниманию читателей издание в основном вошли переводы сказок, легенд и преданий, записи которых были осуществлены за последние сорок лет на чеченском и ингушском языках.
Все дореволюционные публикации фольклорных текстов известны только в русском переводе (иногда в пересказе и литературной обработке), причем у каждого публикатора свой стиль и манера изложения. Поэтому мы сочли нецелесообразным включать их в данную книгу. Тем более что недавно почти все дореволюционные публикации нартского эпоса вайнахов, мифы и исторические предании были переизданы У. Б. Далгат [117].
Все переводы сказок, легенд и преданий близки к оригиналу, и в них по возможности сохранен повествовательный стиль и изобразительно-художественные средства языка чеченцев и ингушей.
В примечаниях приводятся источники текстов, сведения о сказочниках, место и время записи. Здесь же дается объяснение малопонятных мотивов, представлений, топонимических названий, собственных имен.
Непереведенные этнографические и бытовые реалии, помеченные при первом упоминании в тексте звездочкой, объясняются в словаре.
А. О. Мальсагов
СКАЗКИ
1. Золотые листья
Опубл.: ИФ, т. II, с. 182.
Записал писатель М. C. Плиев в 1962 г. на ингушском языке от М. Плиевой, г. Грозный.
Давным-давно, в далекие времена, за девяносто девятью горами, где волны моря, набегая друг на друга, плачут, где скалы, ударяясь друг о друга, высекают молнии, жил князь с тремя сыновьями. У князя был большой сад. Днем сад сиял под лучами солнца. Ночью, споря с сиянием солнца, сад освещало дерево с медными ветвями и золотыми листьями. Эти листья каждую ночь похищала какая-то неведомая сила. И князь ничего не мог о этим поделать. Однажды старший сын князя сказал:
— Отец, я пойду охранять дерево.
— Иди, — сказал отец, — только смотри не усни.
Старший сын отправился караулить. В полночь вдруг поднялся сильный ветер, все небо покрылось тучами. От страха, что ветер унесет его, сын князя обхватил ствол дерева, а злая сила унесла золотые листья.
— Ты узнал, куда деваются листья? — спросил князь у старшего сына, когда тот вернулся утром.
— Я уснул и никого не видел, — ответил он.
На следующую ночь средний сын князя сказал:
— Сегодня, отец, я пойду охранять дерево.
— Иди, — сказал отец, — только смотри не усни.
В полночь вдруг поднялся сильный ветер, все небо покрылось тучами. Средний сын испугался, накрылся полушубком, обхватил ствол дерева и уснул. Когда он проснулся, золотых листьев на дереве уже не было.
— Ты узнал, куда деваются листья? — спросил князь у среднего сына.
— Я уснул крепким сном и никого не видел, — ответил средний сын.
На третью ночь младший из сыновей сказал отцу:
— Сегодня, отец, я пойду охранять дерево.
— Не уподобься старшим братьям, — сказал отец.
И на третью ночь поднялся сильный ветер. Вскочил младший сын князя и вступил в борьбу со злой силой, которая тучами заволокла небо. Высоко, три раза на пятнадцать локтей[4], подпрыгивал он и наносил удары шашкой. С полночи до рассвета сражался младший сын со злой силой. Только на рассвете ветер стих, а небо просветлело. И тогда увидел младший сын чью-то голову, черный палец с большим ногтем и кровавый след — он вел из сада, куда ушла эта неведомая сила. Утром младший сын князя никому не сказал ни слова, вооружился доспехами и отправился по кровавому следу.
В пути он встретил человека, который вырывал с корнями деревья, растирал их ладонями и превращал в порошок.
— Какие чудеса ты совершаешь! — удивился сын князя..
— То, что я делаю, неудивительно — чудеса совершает сын князя! — сказал человек, растиравший деревья в порошок.
— Я — младший сын князя, будем друзьями!
Отправились они дальше вместе и встретили человека, который одним глотком выпивал море, а потом смотрел на рыб, оставшихся без воды, и этим забавлялся.
— Вот чудо! — удивился сын князя.
— Это не чудо, — сказал человек, одним глотком выпивавший море, — чудеса совершает сын князя.
— Я — младший сын князя, стань нашим другом!
И они продолжали путь втроем. В пути встретили еще одного человека, который подбрасывал папаху, стрелял в нее, а затем ловил и пулю и папаху.
— Вот чудо! — удивился сын князя.
— Это не чудо. Вот сын князя — чудо, — сказал и этот.
Стали они четверо друзьями и отправились но кровавому следу. Дошли до одного отверстия в земле. Кровавый след вел к нему.
— Я спущусь, а вы поставьте здесь шалаш и ждите меня, — сказал сын князя.
