Русская фольклорная демонология - Рябов Владимир

«Предсказание». Открытка с иллюстрацией Сергея Соломко.

Wikimedia Commons

Считалось также, что в день святого Георгия (Егорьев день, 6 мая) ведьмы отнимают молоко у коров во время первого выгона скотины в поле[1815].

На Ивана Купалу (7 июля, православный праздник Рождества Иоанна Предтечи) «ведьмы словам [заклинаниям — В. Р.] учатся»[1816], «колдуны ходили по полям, вынимали спорину [воровали урожай — В. Р.]»[1817], «колдуны что-то должны натворить обязательно»[1818]. В Нижегородской области считалось, что в ночь на Ивана Купалу именно колдуны стремятся заполучить чудесный цветок папоротника[1819].

В Орловской губернии верили, что на Петров день (12 июля) можно особым образом узнать, кто из деревенских жителей колдун. Для этого следует купить новые колеса, надеть их на палку и катить позади крестьянских дворов. Возле того двора, что принадлежит колдуну, колеса разорвутся. Тогда нужно собрать обломки и зажечь их на перекрестке — в этот момент раздастся крик колдуна[1820].

Основная функция колдуна и ведьмы — насылать порчу.

Порча — преднамеренный магический вред, осуществляемый через действия, слова, предметы. Список действий и объектов, посредством которых передается порча, чрезвычайно велик и разнообразен. Это могут быть сломанные или разбитые вещи, нитки, волосы, перья, тряпки, черепа, кости, части тел животных, предметы, так или иначе ассоциирующиеся со смертью, похоронами, покойником (например, щепка от гробовой доски[1821], вода после обмывания покойника[1822]), явления природы (внезапный порыв ветра[1823], вихрь — колдун наговаривает магические слова «на ветер», с налетевшим порывом ветра порча переходит на человека) и живые существа (например, насекомые: проглотив их, человек становится «испорченным»).

Сама по себе порча может иметь признаки отдельного персонажа, в какой-то степени ассоциироваться с демонами, которых колдуны насылают на людей. Иногда свойства порчи как самостоятельного субъекта только намечены. В таких случаях существа или предметы могут быть осмыслены как более или менее активные посредники, воплощения магического вреда, «агенты» колдуна. Например, порча, насланная на свадьбу, может являться в образе летящих огненных шаров[1824]. В других случаях в результате порчи дом и огород заполняют черви, змеи[1825], лягушки[1826]. Согласно сообщению из Санкт-Петербургской губернии, порча могла заползти через рот во время сна в виде змеи и жить внутри, сосать и душить человека[1827]. В быличке из Московской губернии мы видим другой намек на «субъектность» порчи: человек, только что избавившись от предмета, при помощи которого было совершено злое колдовство, слышит, как за ним «вроде кто-то ползет, и цапает, и охает»[1828]. В ряде случаев магический вред напрямую осмысляется как насланный нечистый дух (например, кикимора). Выраженную «демоничность» имеет насылаемая колдуном икота. Подробнее об одержимости речь пойдет в главе «Одержимость: кликушество и икота». Иногда причиненный колдуном вред ассоциируется с его демоническими помощниками, которых он наслал на человека (см. далее).

Порча может быть направлена на людей, скот, хозяйственные постройки и хозяйство в целом, урожай, отдельные сферы деятельности (охота, рыбалка). Результатом порчи часто становится болезнь, гибель человека или скота, безумие, неурожай и т. п.

Считается, что особенно уязвимы для порчи люди, животные или предметы, которые находятся в процессе перехода из одного статуса (состояния, формы) в другой. Чаще всего такой переход связан с осуществлением чего-то в первый раз, с началом, появлением чего-либо нового: строительством дома, рождением человека или животного, заключением брака. Колдовство, осуществленное в этот момент «творения», оказывает свое вредоносное влияние пожизненно, в лучшем случае — до тех пор, пока не будут приняты специальные меры.

Множество текстов посвящены так называемой свадебной порче. Магический вред, причиняемый колдуном во время свадьбы, может принимать разные формы. Колдун останавливает свадебный поезд, поднимает коней на дыбы[1829], портит упряжь[1830], заставляет молодых и гостей раздеваться догола[1831], целовать и обнимать столбы[1832], кричать петухами[1833] и т. п. Самая страшная форма свадебной порчи — превращение всего свадебного поезда в волков или веники.

Раньши свадьбу без колдуна не сыграишь. Берут самого сильного колдуна. А то свадьбу спортют. Поязда не приедит. Превратят ее или в веники, или в волков: наместо поязда катятся веники! Свадьбу не соберешь!

А берут [приглашают на свадьбу — В. Р.] сильного колдуна. Он за крестным едет, порядком, и все ето отделаит. И ён видит:

— Ага, здесь спортили, вот!

И так от доставали.

Или слабый колдун взят. Тогда ехали к сильному. По округе славились два колдуна: в Рогозине был колдун сильный и в Малихове [населенные пункты в Холмском районе Новгородской области, где был записан рассказ — В. Р.][1834].

Согласно народным представлениям, колдун может «присушить», приворожить девку или парня, заставить полюбить другого человека, вступить в брак. Колдун мог либо сам наводить любовные чары, либо выступал в роли эксперта, обучал желающих осуществить приворот заклинаниям и ритуалам, снабжал волшебными снадобьями. Так, согласно свидетельству из Нижегородской области, к колдуну пришла девушка, пожелавшая приворожить жениха. Колдун завернул в кусок белой ткани соль, взял у девушки несколько капель ее крови и смочил ею сверток. Далее он велел девушке сполоснуть эту ткань в вине и полученным таким образом зельем напоить парня, которого та хочет приворожить. Девушка испугалась, не причинит ли снадобье вреда, и вместо того, чтобы воспользоваться им, выбросила сверток в реку. На другой день недовольный колдун явился к девушке и спросил: «Что, не дала небось? То-то меня черти измучили!»[1835] Надо сказать, что во многих случаях приворот по своим средствам, последствиям и морально-нравственной оценке напоминает порчу: «слова [заклинания — В. Р.] ведь такие знали, что приворожат»[1836], «они, привороженные-то, мало живут, сохнут быстро»[1837], «и не приведи Бог этим [приворотом — В. Р.] заниматься, кто занимается этим — ему отольется это, все самому»[1838].