Народ - Украинские сказки и легенды
Идет кузнец по дороге, а лукавый прыг ему на плечи и говорит:
— Теперь ты мой!
— Посиди здесь на моем огороде на груше, а я домой схожу и возьму нож.
— Ну, ступай, да не мешкай.
Посадил его кузнец на грушу, а сам пошел в корчму — пьянствовать.
Вдруг бежит жена и говорит:
— Что это ты посадил в огороде на груше? Была у нас всего одна только груша хорошая, да и та теперь совсем пропадает, так всю ее и трясет: уже и груши осыпались, и листья облетели, и ветки поломались, уже и корни выворачивает.
Пришел кузнец, да и говорит черту:
— Ну, коли будут опять у меня целый год деньги, то пущу.
Отвечает ему лукавый:
— Будут, будут, только пусти!
Он и отпустил. Опять завелись деньги, опять кузнец пьет-гуляет. А тут и год выходит.
Явился лукавый снова и говорит:
— Ну, теперь ты мой!
— Ладно, твой, — говорит кузнец. — Что ж, двинемся в путь-дорогу.
— Пойдем, — говорит.
Подходят они к запруде, а был вечер, на небе светил месяц — вот и видна от кузнеца тень на земле, а бес и спрашивает:
— Кто это с тобой идет?
— Да это мой брат, — отвечает кузнец.
— А он не схватит меня?
— Схватит, пожалуй, — отвечает тот.
— Ну, смилуйся, спрячь меня!
— Да куда ж я тебя спрячу?
— Да хотя бы в кошелек.
— Ну что ж, полезай в кошелек, — и развязывает его.
Вот бес там и спрятался. А кузнец завязал его потуже, да и бросил в воду. И сидит там черт и теперь, а кузнец домой воротился и живет себе до сих пор.
КРЕПОСТНОЙ И ЧЕРТ
Давным-давно, когда люди были еще крепостными, служил у одного пана мужик, и пан очень любил этого мужика, потому что был он исправный. Вот раз пан ему и говорит:
_ Дай мне две горсти серебра либо из болота чертей прогони, и я отпущу тебя на волю.
Думает про себя мужик: «Серебро достать трудно, а чертей-то выжить можно».
И пошел к кузнецу, чтобы тот сделал ему из проволоки нагайку. Кузнец ему и сделал. Пошел он с этой нагайкой к озеру. Пришел туда и начал лепить из грязи столбики. Вдруг выходит из озера черт, спрашивает его:
— Что это ты здесь, человече, делаешь?
— Да вот, — отвечает мужик, — думаю на этом озере монастырь строить, видишь, уже и столбы заложил, — и показывает на столбики, которые из грязи слепил.
А черт ему говорит:
— Не построишь ты здесь святыни, мы тебя задушим!
И только он это сказал, вмиг бросился в озеро и доложил самому главному черту, а этот старшой посылает высокого черта и говорит ему:
— Объяви мужику, который думает на этом месте святыню строить: ежели он тебя одолеет, то уйдем мы из озера, а ежели ты его одолеешь, он должен уйти.
Выходит черт из озера и говорит ему:
— Сказал наш старшой так: кто кого одолеет, тому и озеро достанется.
А мужик говорит:
— Я знаю, ты меня не одолеешь, а вот лучше поборись ты с моим дедом, он такой старый, весь мохом оброс, он тут в лесу и лежит.
А был поблизости от озера лес. Вот черт и послушал. Приходит в лес, глядь — лежит под кустом медведь. Говорит мужик черту:
— Вот это тот самый дед и лежит, — ступай с ним поборись: коль поборешь его, то и со мной поборешься.
Черт подходит к нему, толкает его лапой:
— Эй, вставай, будем бороться!
А медведь как вскочит, как ухватит его лапами и давай его мять да кусать, еле черт вырвался. Прыгнул в озеро и говорит главному черту:
— Беда! Никак его не одолеешь, — когда я боролся с его дедом, и то не поборол, а он такой старый, весь мохом оброс, — а если б я с ним самим поборолся, не отпустил бы он меня живым!
Посылает тогда главный другого черта, уже горбатого, к тому самому мужику. Выходит этот горбатый и говорит ему:
— А ну, кто сильней свистнет, того и озеро будет.
— Ладно! — говорит мужик. — Да только ты свистни сначала, а потом я уже свистну.
И как свистнул черт, так листья с дерева все и пооблетали. Тогда говорит мужик:
— А ну-ка, я свистну, только ты завяжи глаза платком, а то я как свистну, они чего доброго выскочат.
Черт и завязал глаза платком. А мужик как свистнул его нагайкой по шее, так тот в озеро и покатился; говорит тогда главному черту:
— Ничего с ним не поделаешь: как свистнул я, ему ничего. не было, а как свистнул он, чуть было у меня глаза не повылезли.
Вот посылает он третьего черта, жирного, как откормленный кабан, дает ему свою булаву, такую, что весом пудов, может, в пятнадцать, и говорит ему:
— Пускай кто выше подбросит.
Подносит черт булаву к мужику и говорит ему:
— Велел наш начальник: кто выше подбросит эту булаву на воздух, того озеро и будет.
А тот главный черт как давал ему свою булаву, то сказал:
— Смотри не потеряй ее; ежели где погубишь, тогда все мы пропали.
Вот черт как подкинул ее вверх еще утром, то упала она на землю только вечером; мужику поднять ее не под силу, только с одного конца, а всю никак не может. Взял он ее за один конец и смотрит на небо, а черт его спрашивает:
— Ты чего вверх смотришь?
— Да вот жду, — говорит, — пока набежит облачко, хочу на него булаву забросить, чтоб тебе ее больше никогда не видать.
Тогда черт хвать поскорей булаву, да и нырнул в озеро. А потом говорит черту, самому главному:
— Он хотел было ее на небо закинуть, а я не дал!
Посылает начальник к мужику другого черта спросить у него — не хочет ли, мол, отступного деньгами, чтобы только их не выгонял. Приходит черт к мужику и говорит ему:
— Что ж тебе дать, чтобы ты нас из этого озера не выгонял?
Озеро ведь это еще от наших дедов-прадедов.
Говорит ему мужик:
— Я много с тебя не спрошу, дай мне всего лишь полный брыль серебра. — И показывает на свой войлочный брыль.
А черт ему говорит:
— Тебе сейчас деньги давать?
— Нет, принесешь мне ночью в овин.
Тогда черт говорит:
— Ну-ну, ладно, принесу, только нас не беспокой!
Пришел мужик домой. Выкопал в овине большую яму, сверху ее заложил, так что только брыль над ней поместился, а потом вырезал в брыле дно, положил его на дырку. И вдруг ночью несет ему черт мешок серебра. Принес, высыпал в брыль, смотрит, а он порожний; принес потом еще три мешка серебра, а брыль все никак не наполнится. А черт-то не приметил, что была под брылем яма, и все носит деньги, пока не наносил полный брыль. Забрал тогда мужик деньги, дал две горсти серебра пану и выкупился от панщины.
ОХРИМ-МУЗЫКАНТ
Бывало, покойный Охрим как начнет что рассказывать — царство ему небесное, — так волосы дыбом и становятся.
— А какой это Охрим?
— Как какой? Да разве вы не знаете Охрима? Вот так-так!.. Охрим-музыкант, который жил когда-то у Сухой Вербы… кто его не знает! Это был такой, на все руки мастер! Лопату или что другое — все, бывало, сработает! Бывало, что ни приметит, так враз и сделает. А уж на свадьбе или в какой другой компании — только его и слушай. Как начнет, бывало, рассказывать, господи твоя воля!.. Откуда что и берется, будто из рукава сыплет. Да и то сказать, не то что наш брат, а уж всякому нос утрет. Ему ведьмы эти — плевое дело! Он, говорят, на них не раз и домой верхом езживал, а то не будь в доме помянут, так и с чертяками не раз компанию водил.
А уж в парубках любил-таки маленько зашибать, а под старость, говорят, почти и в рот не брал. А как, бывало, под хмельком, то такое порасскажет, что наш брат в сумерки и нос боится за порог высунуть; а ему нипочем — пойдет хоть куда в полночь, уж известное дело, что музыкант, что мирошник самому нечистому, прости господи, словно родичи.
Раз шел, говорят, со свадьбы, дело было уже к полночи, вдруг слышит — тарахтит что-то сзади колокольцами да бубенчиками; только хотел было с дороги свернуть, а кони и остановились возле него… Видит — паны на повозке.
— Здравствуйте, — говорят, — Охрим!
— Здравствуйте, Панове!
— Садись, — говорят, — скорей, поедем с нами.
— Куда?
— К нам на свадьбу играть. Мы уж у тебя были, да сказали нам, будто ты на свадьбе; мы сюда — говорят: только что вышел, насилу догнали!.. Садись, пожалуйста!.. Вот тебе и задаток.
Охрим взял кошелек, пощупал: изрядно, кажись! Он и сел… а спросить — кто, да еще с похмелья и на радостях, что кошелек в кармане, и позабыл.
Вот приезжает: дома такие, что господи твоя воля!.. А в них панов, панов, панов, а на столах кушаний и напитков — душ на сто. «Где это я? — думает Охрим. — Таких панов поблизости и нету!» А они, знай, чарку за чаркой. Охрим недолго думая за скрипку да как навернет гопака, а паны и ну гарцевать, одни, говорит, в присядку, а кто на столах, кто на стенах, а другие один на другом… Смотрит Охрим и дивуется, что панство выкрутасы такие выделывает. А потом уселись, говорит, за стол ужинать, и ему тоже дали кусок чего-то; отведал Охрим — вкусное… «Пусть, говорит, детям вместо гостинца будет». — И за пазуху. А тут — петух. Ку-ка-ре-ку! — и все тотчас затарахтело, загромыхало. И Охрим будто проснулся. Смотрит — темно, огляделся — в болоте стоит. Стал вылазить— вылез, а выбраться нельзя; строения какие-то кругом, а ночь, хоть глаз выколи!.. Дал бог, светать стало. Пригляделся Охрим, а он в пустой винокурне, что когда-то была напротив волости. Перекрестился Охрим, и оттуда!.. А на дороге думает: «Не беда, что завели бесовы чертяки в пустую винокурню, а все же заплатили неплохо… Э! Да нет, не на таких, пожалуй наскочил, — не разживешься!» Он за кошелек, а там портянка какая-то, а в ней угли; он за пазуху, а там, с позволения сказать, черт знает что!..
