Ян Барщевский - Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях
Едва завидев странника, он грозно закричал:
— Почто ты забрёл в эти тёмные леса? Сгинешь, как ничтожный червяк.
— Я не так труслив, как ты думаешь, — ответил Олешкó и поднял конец посоха к небу.
Зашумел лес, и в мгновение ока огромные деревья упали, вырванные из земли, будто по ним прошла страшная буря. Сам великан, поражённый непонятною силой, повалился, словно столетний дуб, и покорно запросил пощады.
— Кто ты и что за службу исполняешь в этой глухой пустоши? — спросил Олешкó.
— Тут недалеко граница державы Великого Чернокнижника, — сказал великан. — Я Дубыня, слуга его, охраняю эти тёмные леса, а теперь хочу служить тебе.
— Встань и охраняй леса, но не нападай на путников, а всячески помогай им.
Сказав это, Олешкó пошёл дальше.
Идёт через тёмные боры, видит перед собой лишь шумящие на ветру сосны, а над собою небо, встречается ему только дикий зверь, да порой издалека доносится крик филина. Когда прошёл он тёмные пустоши, перед ним неожиданно открылась обширная долина, посреди которой текла широкая река, оба её берега заросли густым тростником. Множество ручьёв сбегалось со всех сторон и, журча, вливалось в её русло. На высоком берегу сидел великан, подобный огромной скале. На голове его росли такие жёсткие волосы, что ветер не мог колыхнуть их. Из-под носа торчали в обе стороны длиннющие усы, он забрасывал их на самую середину реки, процеживал через них воду и вытаскивал огромных рыб, которыми и кормился. Едва это чудище увидало Олешкó, как заорало:
— Почто ты сюда забрёл? Ни рыбачья лодка, ни дикий зверь не переплывали вóды этой реки. Лишь птицы могут безнаказанно перелетать на ту сторону. Сгинешь тут из-за своей глупой смелости.
— Не боюсь я твоих угроз, — ответил Олешкó и поднял к небу посох.
Забурлили воды, и река, будто падая с высоких гор, стала смывать берега своим стремительным течением. Повалился великан, как скала, подмытая водой, и покорно попросил пощады.
— Кто ты? И почему, живя здесь один, запрещаешь остальным проходить тут? — спросил Олешкó.
— Неподалеку отсюда граница державы Великого Чернокнижника. Я Пруд, слуга его, охраняю эти воды, чтобы никто не переплывал через них, а теперь хочу служить тебе.
— Встань, можешь ловить в реке рыбу, но не нападай на путников, не запрещай переплывать через эти воды, а попавшим в беду помогай, коли надо будет. А теперь покажи, где тут можно перейти на другой берег реки.
Когда он сказал это, река успокоилась, а Пруд забросил свой ус в воду аж до другого берега, и Олешкó прошёл по этому усу, будто по плавучему мосту на другую сторону, поднялся на высокий берег и направился дальше.
Недолго шёл он, завидел перед собой вершины высоких гор, что поднимались над землёй, будто чёрные тучи перед рябиновой ночью. Подошёл ближе и увидел великана, который был сильнее и страшнее Дубыни и Пруда. Он собирал горы и скалы в одно место и, укладывая их одну на другую, возводил стену, что уже была выше облаков. Увидев путника, он закричал страшным голосом, подобным грому, так, что содрогнулось всё вокруг:
— Куда идёшь, несчастный? Не пролетят через это место ни орлы, ни соколы, даже самые высокие облака не пройдут дальше. Сгинешь, как ничтожный червяк.
— Не боюсь я твоих угроз, — ответил Олешкó и поднял посох к небу.
Обрушились скалы и горы, содрогнулась земля. Перепуганный великан упал на землю и попросил пощады.
— Кто ты? На кого трудишься, таская на плечах эти скалы и горы? Для чего понадобилась эта стена, что выше облаков?
— Я Горыня,[240] слуга Великого Чернокнижника. Тут граница его державы. Он не любит, когда летают птицы, не любит тучи и ветер, хочет потушить на небе солнце и звёзды, чтобы погрузить всё во тьму, но тебе даёт могущество само небо, ты сильнее, чем он, и потому хочу бросить эту тяжкую работу, служить тебе и идти туда, куда ты мне прикажешь.
— Идём со мной в державу Великого Чернокнижника, будь мне там проводником.
И вот видит Олешкó пред собой печальный край, где вся природа словно оцепенела, нигде не встретить ни зверя, ни человека. На горах возвышались руины старинных замков, а в долинах торчали чьи-то окаменевшие фигуры, похожие на нищих, погружённых в печальные мысли, кое-где в туманной дали виднелись на пригорках плакучие берёзы, а над затхлой водой угрюмые вербы. В некоторых местах росли чёрные леса, но ни одна птица в них не пела, лишь вóроны летали повсюду.
Чёрные птицы собрались вместе, и их огромная стая висела над лесом, словно хмурая туча. Тёмный туман по всему простору отступал всё дальше и дальше, и из него в воздухе появлялись удивительные и страшные фигуры, будто войско на конях плыло в воздухе и, как дым, исчезало вдали.
— Что это за воздушные призраки? — спросил Олешкó.
— Это силы Великого Чернокнижника, которые слабеют от ветра, что гуляет по свету.
— Что это за безмолвные камни, которые торчат здесь и издалека похожи на окаменевших людей?
— То жители этой земли, а плакучие берёзы и вербы над водою — их жёны, матери и сёстры. Силою своего посоха ты можешь вернуть им прежнее состояние.
Олешкó поднял посох к небу, повеял ласковый ветерок, небо распогодилось, в воздухе разлился весенний свет, зашумел лес, посвежевшие деревья оделись в прекрасную зелень. Неожиданно в воздухе и в чащах зазвенели песни птиц; люди, превращённые в камни, стоящие на поле, поднимали руки и очи к небу; плакучие берёзы и вербы на берегах превратились в прекрасных женщин и пошли гулять по цветущим лугам. Зажурчали чистые ручьи, реки и озёра заблестели, как зеркала; деревни и замки наполнились людьми, и скоро весь тот край зацвёл счастьем и изобилием.
Олешкó остался там навсегда, женился на красивой и богатой княжне. Шумная свадьба состоялась во дворце, который сиял золотом и серебром, собралось множество князей, графов и других знатных гостей. Несколько дней и ночей гремела музыка, и я там был, мёд, вино пил и весело гулял.
— Хорошая история, — сказал Завáльня. — За три талера, пожертвованные убогим, целый край избавил от беды и сам стал счастлив.
Но ещё не полночь, может, что расскажет нам и четвёртый ваш товарищ?
Домашние заботы
— Рад бы рассказывать пану всякие байки и старинные истории хоть до восхода солнца, если б на душе было спокойней. Не прошлое, а будущее тяготит мне сердце, да так, что только этим мысли мои и заняты, тяжко говорить о чём-нибудь другом.
— Должно быть, ждёшь какой-то напасти, раз так сильно томишься? — спросил дядя.
— Уже март месяц; близится весна, эта пора года в нашем краю не всех радует, а иных так тревожит, что и по ночам не даёт покоя.
— Весеннею порой многие хозяева беспокоятся о том, что близится время работ, а засеять поле нечем. Верно, и твои заботы о семенах?
— У нас беда одна не ходит, порой нападают они на человека с разных сторон, так что работа из рук валится и нет надежды когда-нибудь отдохнуть от тяжких трудов. Один мой сын, прожив всю зиму в городе, заработал десять рублей серебром. На эти деньги, будучи нынче в Полоцке, я купил семян. Слава Богу, есть, чем засеять поле. Но кто будет пахать ниву? Кто пойдёт на панщину? В моей хате могут работать трое мужиков, однако каждый год всю тяжесть хозяйства мне приходится нести на себе, ибо сыновей моих посылают в дальние края зарабатывать деньги, от которых дом наш не имеет никакой корысти. Не знаю, смогу ли в этом году сам работать, ведь здоровье моё всё хуже, сил становится всё меньше, а чтоб нанять работника, на то нет денег.
— Не знаю, откуда эта жадность завелась в наших краях, — сказал дядя. — Жаждут великих прибылей, а тратят всё равно больше. Я всегда всем повторяю, что земля, одна лишь земля может удовлетворить все наши потребности. Именно о ней должны мы ежедневно заботиться, должны стараться улучшать её. Надо брать пример с наших крепких хозяев, которые с хлева да с поля получают неисчерпаемый доход, живут хорошо и людям помогают. Прежде не было обычая посылать людей в дальние края зарабатывать деньги, ибо у каждого пана в шкатулке водились дукаты, да и крестьяне видывали больше талеров, платили подати, всего у них было вдосталь, и жили все спокойно.
— Так и наш старый пан часто повторял, царство ему небесное, вся волость его забыть не может. Знал он про каждого хозяина в своём имении, как кто трудится, у кого какие заботы, радел о судьбе своих крепостных, всегда думал, как улучшить их жизнь. В те времена по весне никто не беспокоился о семенах, у каждого их было столько, сколько нужно.
Во время этого разговора на дворе послышался лай собак, и кто-то громко постучал в ворота. Дядя сразу послал батрака отворить.
Органист Анджей
Открылась дверь, в комнату вошёл Анджей, весь покрытый мокрым снегом. Отряхнул шапку и одежду и воскликнул:
