Николай Кун - Что рассказывали греки и римляне о своих богах и героях
Так пел дикий циклоп. Вдруг, словно бешеный бык, вскочил он. Полифем увидал Галатею и Акида в гроте на берегу моря и закричал таким громовым голосом, что на Этне откликнулось эхо:
– Я вижу вас! Хорошо же, это будет ваше последнее свидание!
Испугалась Галатея и бросилась скорее в море. Защитили ее от Полифема родные морские волны. В ужасе ищет спасения в бегстве Акид. Он простирает руки к морю и восклицает:
– О, помоги мне, Галатея! Родители, спасите меня! укройте меня!
Настигает Акида циклоп. Он оторвал от горы целую скалу, взмахнул ей и бросил в Акида. Хотя лишь краем скалы задел Полифем несчастного юношу, все же весь он был покрыт этим краем и раздавлен. Потоком текла из-под края скалы алая кровь Акида. Постепенно пропадает алый цвет крови, все светлее и светлее становится поток. Вот он уже похож на реку, которую замутил бурный ливень. Все светлее и прозрачнее он. Вдруг раскололась скала, раздавившая Акида. Зазеленел звонкий тростник в расщелине, и струится из нее быстрый прозрачный поток. Из потока вынырнул по пояс юноша с голубоватым цветом лица, в венке из тростника. Это был Акид, – он стал речным богом.
Эсак и Гесперия
Эсак был сыном царя Трои, Приама, братом великого героя Гектора. Тайно был рожден Эсак прекрасной нимфой Алексироей, дочерью речного бога Граника, на склонах лесистой Иды. Выросши в горах, не любил Эсак города и избегал жить в роскошном дворце отца своего Приама. Он любил уединение гор и тенистых лесов, любил простор полей. Редко показывался Эсак в Трое и в совете троянцев. Несмотря на уединенную жизнь Эсака, характер его не был дик и груб, приветлив был он, а сердце его было доступно чувству любви. Часто преследовал юный сын Приама в лесах и полях прекрасную нимфу, Гесперию. Пламенно любил он ее. Скрывалась нимфа, лишь только увидит Эсака.
Однажды застал на берегу реки Кебрена Эсак красавицу Гесперию в то время, когда она сушила на солнце свои пышные волосы. Увидала нимфа юношу и бросилась бежать от него. Погнался за ней Эсак. Гесперия бежит, словно серна, гонимая хищным волком, она несется по полям, словно утка, которую застиг вдали от озера быстрокрылый ястреб. Преследует ее юный троянец. Страх гонит Гесперию, а Эсака гонит любовь.
Вдруг спрятавшаяся в траве змея ужалила в ногу нимфу, и яд змеиных зубов остался в ране. Вместе с жизнью кончилось бегство. Упала на руки подбежавшего Эсака Гесперия. Обняв умершую, обезумев от горя, воскликнул Эсак:
– О, горе! горе! Как ненавистно теперь мне это преследование! Да, не боялся я этого! Не думал я победить такой дорогой ценой! Мы оба убили тебя, Гесперия! Смертельную рану нанесла тебе змея, а я виновник этого. Я буду коварней змеи, если не искуплю своей смертью твою смерть!
Бросился Эсак с высокой скалы в пенистые волны моря, которые бились с шумом о скалу. Сжалилась над несчастным юношей Фетида, ласково приняла его в волнах и одела всего перьями, когда погрузился он в морскую пучину. Не постигла сына Приама смерть, которую он так желал. Выплыл уже птицей Эсак на поверхность моря. Негодует он, что должен жить против воли. Он высоко взлетает на своих только что выросших крыльях и с размаху бросается в море, но защищают его при падении перья. Еще и еще бросается в море Эсак, он хочет найти гибель в морской пучине. Нет ему гибели! Он только ныряет в волнах моря! От любви и печали худеет тело Эсака, ноги его стали сухими и тонкими, вытянулась его шея, он обратился в нырка.
Кипарис
На острове Кеосе, в Карфейской долине, был олень, посвященный нимфам. Прекрасен был этот олень. Ветвистые рога его были вызолочены, жемчужное ожерелье украшало его шею, а с ушей спускались драгоценные украшения. Совсем забыл страх пред людьми дивный олень. Он заходил в дома поселян и охотно протягивал шею всякому, кто хотел его погладить. Все жители любили этого оленя, но больше всех любил его юный сын царя Кеоса, Кипарис, любимец стреловержца Аполлона. Кипарис водил оленя на поляны с сочной травой и к звонко журчащим ручьям; он украшал могучие рога его венками из душистых цветов; часто, играя с оленем, вскакивал юный Кипарис, смеясь, ему на спину и разъезжал на нем по цветущей Карфейской долине.
Был жаркий летний полдень; солнце палило; весь воздух полон был зноя. Олень укрылся в тени от полуденного жара и лег в кустах. Случайно там, где лежал олень, охотился Кипарис. Не узнал он своего любимого оленя, так как его прикрывала листва, бросил в него острым копьем и поразил насмерть. Ужаснулся юный Кипарис, когда увидал, что убил своего любимца. В горе хочет он умереть вместе с ним. Напрасно утешал его Аполлон. Горе Кипариса было неутешно, он молит сребролукого бога, чтобы дал ему бог грустить вечно. Внял ему Аполлон. Юноша превратился в дерево. Кудри его стали темно-зеленой хвоей, тело его одела кора. Стройным деревом кипарисом стоял он пред Аполлоном, как стрела уходила его вершина в небо. Грустно вздохнул Аполлон и промолвил:
– Всегда буду я скорбеть о тебе, прекрасный юноша, скорбеть будешь и ты о чужом горе. Будь же всегда со скорбящими!
С тех пор у дверей дома, где есть умерший, вешали греки ветвь кипариса, его хвоей украшали погребальные костры и сажали кипарисы у могил.
Латона и ликийские крестьяне
В Ликии есть озеро с тинистым дном, поросшее гибким тростником. На самой середине озера стоял некогда на маленьком островке жертвенник, покрытый пеплом от принесенных на нем жертв. Жертвенник этот был посвящен Латоне.
После рождения Аполлона и Артемиды Латона со своими детьми, гонимая богиней Герой, пришла в Ликию, к этому озеру. Обессилев от тяжкого пути, мучимая жаждой, опустилась Латона на колени на берегу озера и хотела напиться. Увидали ее ликийские крестьяне, которые собирали тростник на берегу; они окружили Латону, стали гнать ее от озера и не позволяли ей напиться.
– Почему не даете вы мне напиться? – спросила Латона крестьян. – Ведь всем должна служить на благо эта вода. Ведь вода общее достояние! Дайте мне напиться! Я не собираюсь купаться в вашем озере, я не замучу в нем воды. Вы ведь видите, что от жажды я едва могу говорить! Я умираю от жажды! Не давая мне напиться, вы лишаете меня жизни! Сжальтесь хоть над моими детьми!
Всякого тронули бы мольбы Латоны, но не тронули они ликийских крестьян. Еще грубее гнали они богиню и даже стали грозить ей. Крестьяне вошли в озеро и, чтобы не могла Латона напиться, замутили воду. Разгневалась Латона; гнев заставил ее забыть и о жажде. Простерла она руки к небу и воскликнула:
– Так живите же вечно в тине!
Тотчас исполнилось желание богини. Один за другим попрыгали ликийские крестьяне в воду. Шеи их стали толстыми и короткими, голова как бы слилась с туловищем, спины их позеленели, животы вздулись и стали белыми, – они обратились в лягушек. Хотя и стали ликийские крестьяне лягушками и плавали под водой, но все же продолжали они браниться грубым крикливым голосом. С тех пор живут ликийские крестьяне-лягушки в воде; то выплывут они на поверхность, то зароются в ил на дне, то греются на солнце на берегу, то прыгают опять в студеную воду.
Филемон и Бавкида
Во Фригии недалеко от небольшого озера росли окруженные небольшой оградой дуб и липа. Некогда туда, где находилось озеро и стояли эти деревья, пришли, приняв образ двух смертных, громовержец Зевс и вестник богов Гермес. В те времена на месте озера было большое селение. Зевс и Гермес обошли все селение и у всех домов просили дать им отдохнуть, но всюду отказывали им в гостеприимстве. Наконец, на самом конце селенья приняли их в своей бедной хижине, крытой тростником, престарелые Филемон и Бавкида. Много, много лет жили старики в этой хижине, испытывая часто нужду.
Встретив радушно двух пришельцев, Филемон и Бавкида стали готовить им трапезу, не пожалев для нее ничего, что у них было. Старая Бавкида раздула скорее огонь на очаге и стала варить кушанье; она даже хотела заколоть для гостей гуся – единственное, что было у них из живности, но никак не могла его поймать: старость не позволяла ей бегать за гусем. Старики достали покрывала, которые употребляли только по праздникам, чтобы покрыть ими ложа гостей. Все делали они, чтобы принять как следует незнакомых пришельцев. Бавкида поставила стол, одна ножка которого была короче других, и, чтобы он не качался, подложила под нее черепок. На стол поставила она трапезу в глиняных сосудах, другой не было у бедных стариков. Трапеза состояла из овощей, свинины, меда, молока, сыра, плодов и вина в деревянных чашах. Гости возлегли за стол и стали весело утолять голод. Старики прислуживали им, как умели, и занимали их беседой. Вдруг заметили Филемон и Бавкида, что, сколько ни едят гости, не убывает еда, по-прежнему полны все сосуды на столе. Поражены были таким чудом старики. Тогда сказал им громовержец Зевс:
– Мы – боги! Хотим наказать мы ваших соседей за то, что забыли они обычай гостеприимства. Выходите из вашей хижины и следуйте за нами на вершину этой горы.
