Русские народные сказки - Автор_неизвестен
Поехал Кузенька к царю, а лисичка забежала вперед и подрядила работников подпилить мостик. Кузенька только въехал на мостик — мостик вместе с ним и обрушился в воду. Лисичка стала кричать: „Ахти! Пропал Козьма Скоробогатый!“
Царь услышал и тотчас же послал людей спасать Козьму. Они спасли его, переодели в нарядное платье и привели к царю.
Женился он на царевне и живет у царя неделю и две. „Ну, — говорит царь, — поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости!“ Козьме делать нечего, надо собираться. Запрягли лошадей и поехали.
А лисичка отправилась вперед. Бежала, бежала, глядит: пастухи пасут стадо овец; она спрашивает их: „Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?“ Пастухи отвечают: „Стадо царя Змиулана!“ Лисичка начала их учить: „Сказывайте всем, что это стадо Козьмы Скоробогатого, а не Змиулана-царя; а то едут царь Огонь да царица Маланьица; коли не скажете им, что это стадо Козьмы Скоробогатого, они всех вас, с овцами, сожгут и спалят!“ Пастухи видят, что дело неминучее — надо слушаться, и обещали всякому сказывать про Козьму Скоробогатого, как лиса учила. А лисичка пустилась вперед; видит: пастухи стерегут свиней — и спрашивает: „Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?“ — „Царя Змиулана!“ — „Сказывайте, что стадо это Козьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Маланьица: они всех вас сожгут и спалят, коли станете поминать царя Змиулана!“ Пастухи согласились.
Лиса опять побежала вперед; добегает до коровьего стада царя Змиулана, потом до конского табуна и велит пастухам сказывать, что это стада Козьмы Скоробогатого, а о царе Змиулане ничего не говорить.
Добегает лиса и до стада верблюжьего. „Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?“ — „Царя Змиулана!“ Лиса строго запретила им сказывать о царе Змиулане, велела говорить, что это стадо Козьмы Скоробогатого, а то теперь царь Огонь и царица Маланьица сожгут и спалят их…
Лисонька опять побежала вперед, прибегает в царство самого царя Змиулана и прямо в белокаменные палаты. „Что скажешь, лисонька?“ — „Ну, царь Змиулан, надо скорее прятаться! Едет грозный царь Огонь и царица Маланьица — все жгут и палят… Стада твои с пастухами сожгли — сначала овечье, потом свиное, а тут коровье и конское. Я не стала мешкать, пустилась к тебе сказать и чуть от дыма не задохнулась!"
Царь Змиулан закручинился-запечалился: „Ах, лисонька, куда же я подеваюсь?" — „Есть в твоем саду старый заповедный дуб — середина вся повыгнила; беги и схоронись в дупло, пока они мимо не проедут!" Царь Змиулан вмиг собрался и по сказанному, как по писаному, сделал так, как лиса научила.
А Козьма Скоробогатый едет себе да едет с женою и тестем. Доезжают они до стада овечьего. Молодая царица и спрашивает: „Пастушки, пастушки, чье стадо пасете?" — „Козьмы Скоробогатого“, — отвечают пастухи. Царь тому и рад: „Ну, любезный зять, много же у тебя овец!“
Едут они дальше, доезжают до стада свиного: „Пастушки, пастушки, — спрашивает молодая царевна, — чье стадо пасете?" — „Козьмы Скоробогатого!“ — „Ну, любезный зять, много же у тебя свиней!"
Едут они все дальше и дальше; тут пасется стадо коров, там конское, а там верблюжье. Спросят у пастухов: „Чье стадо пасете?" — они знай отвечают одно: „Козьмы Скоробогатого“.
Вот приехали к царскому дворцу, лисонька встречает и вводит их в палаты белокаменные. Царь вошел и задавился: столь хорошо убрано! И давай пировать, пить-есть и веселиться!
Живут они день, живут и неделю. „Ну, Кузенька, — говорит лисонька, — перестань гулять, надо дело сделать. Ступай с тестем в зеленый сад, в том саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит царь Змиулан — от вас спрятался. Расстреляйте дерево на мелкие части!“
Тогда Кузенька по сказанному, как по писаному, пошел вместе с тестем в зеленый сад, и стали они в тот дуб стрелять и убили царя Змиулана до смерти!
А Козьма Скоробогатый воцарился в том государстве и стал с царевною жить-поживать да добра наживать; и теперь живут — хлеб жуют…
Лисоньку же всякий день угощали курочками, и она до тех пор у них гостила, пока всех кур не передавила.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
41. Сивка-бурка
⠀⠀ ⠀⠀
Было у отца три сына: два умных, а третий — дурак. Пришло время, стал отец помирать и говорит: „Вот, сыны, как я помру, вы по одному три ночи приходите на мою могилу". И умер. Ну, конечно, сыновья обязаны выполнить отцовский приказ. Стали они конаться, и выпало: в первую ночь идти на могилу старшему брату, во вторую — среднему, в третью — младшему, Иванушке.
Приходит первая ночь. Старший брат и говорит: „Ваня, иди за меня ночуй!" Ваня взял лыка пучок, конопли, кленовое полено, соломы беремя и пошел.
Приходит на могилу, сел; кочедык в руке — плести лапти не плетет, а кочедыком постукивает. Вот приходит полночь, могила вдруг задрожала, а из могилы человеческий голос: „Кто на могиле?" — „Я на могиле". — „Ты, дурак?" — „Я, дурак". — „Вот от меня тебе награда. Ходит в заповедных лугах свинка — золотая щетинка. Твоя будет!" — „Спасибо, батюшка!"
Рассвело; приходит Ваня домой, братья встречают: „Ванюшка-то, Ванюшка-то — живой!"
Приходит вторая ночь. Среднему брату надо идти. Средний брат и говорит: „Ваня, иди за меня ночуй!" — „Ладно!"
Взял он лыка пучок, конопли, кленовое полено, соломы беремя и пошел. Приходит на могилу, сел; плести лапти не плетет, а кочедыком постукивает. Приходит полночь. Могила вдруг задрожала, а из могилы человеческий голос: „Кто на могиле?" — „Я на могиле!" — „Ты, дурак?" — „Я, дурак". — „Вот от меня тебе награда: ходит в заповедных лугах бык золоторогий. Будет твой!" — „Спасибо, батюшка!"
Настало утро. Идет Иванушка домой, братья его встречают: „Дурак, дурак! Живой идет!" Удивляются.
Приходит третья ночь. Ваня говорит: „Ну, я за вас ночевал. Идите вы хоть оба за меня". А они: „Теперь как хочешь, мы свою очередь отбыли!"
Ну, он взял лыка пучок, конопли, кленовое полено, соломы беремя и пошел.
Пришел, сел на могилу: плести лапти не плетет, а кочедыком постукивает. Вот полночь пришла, могила задрожала, а из могилы человеческий голос: „Кто на могиле?" — „Я на могиле." — „Ты, дурак?" — „Я, дурак". — „В заповедных лугах ходит Сивка-бурка, вещая каурка. Пусть она будет твоей!" — „Спасибо, батюшка!"
Наступило утро; идет Ваня домой, а братья встречают его, удивляются: „Смотри-ка, смотри-ка,