Льюис Спенс - Легенды и рыцарские предания Бретани
Здесь необходимо рассказать историю Абеляра. Достаточно будет упомянуть лишь то, что он был одним из самых выдающихся ученых и диалектиков всех времен. При жизни Абеляра его слава разлетелась по всей Европе. Влюбившись в Элоизу, племянницу Фульберта, каноника Парижа, он пробудил в ней ту же всепоглощающую страсть, которая привела к их обоюдному бесчестью и оскоплению Абеляра разгневанным дядей. Он и его Элоиза были погребены в одной могиле в Параклете. История их любви была увековечена величайшими поэтами и художниками.
Древнюю бретонскую балладу, посвященную возлюбленным, называли «наивной и ужасной», говорили о том, что в ней «практики друидов неестественным образом сочетаются с христианскими предрассудками». В ней говорится о том, что Элоиза была жестокой и кровожадной колдуньей. Вот каким образом в легенде может быть усилено и искажено падение человека! Так как эта баллада крайне важна для изучения бретонского фольклора, я привожу здесь крайне свободный ее перевод, в котором в то же время я попытался сохранить атмосферу оригинала.
ГИМН ЭЛОИЗЫ
О Абеляр, мой Абеляр,Двенадцать лет прошло с тех пор, как мы впервые поцеловались.Нет любви, подобной той, которую испытывают к барду:Тот, кто любит его, живет как в золотом тумане!Ни слова ни на французском, ни на латыни,Я могла говорить только по-бретонски,Когда обвивала руками шею своего возлюбленногоИ слышала гармонию греческого,Поступь латыни, радость французского,Доблесть еврейской речиИ пока жажду ее моя душа утолялаВ любовной науке, которой он меня учил.Спутанный и связанный том ЕвангелияОткрыт для меня так же, как и моя душа,Но все разбавленное водой вино РимаСлабо, кроме магического кубка.Мессу я читаю, как и любой священник,Могу отпустить грехи умирающему или похоронить покойного,Но мне дороже разбудить ЗверяИли смотреть на золото в красной печи.Волк, змея, ворон, сова,Демоны моря, поля, потока,Я могу бежать или лететь в их гадком облике,На мой призыв они приходят из моря или из леса.Я знаю песню, при помощи которой можно поднять море,Можно разбудить ветер или сотрясти землю,Можно ужасно затемнить небеса,Можно пробудить знамения при рождении принца.Первое темное снадобье, которое мы глотнули,Было сварено из жаб и глаза ворона,Убийство в меде, когда ускользнула лунаС неба в зловонный туман внизу.Я знаю колодец, глубокий, как сама смерть,Мрак, где я отбираю густолиственный папоротник,Семя которого вместе с семенем золотого верескаЯ смешиваю после того, как познаю мистические знания.Я собрала в сумерках девять мер ржи,Еще девять мер и сварилаВ серебряном горшке, пока судорожноСвет звезд боролся с дождем.Я искала змеиное яйцо, с помощью которого можно обрести силу,В лощине, глубоко скрытой от ночи и дня:Ее показали мне в ужасный час,Когда дети ада вышли, чтобы поиграть.У меня есть три духа в облике змей;Младшей из них – шесть раз по два десятка лет,Вторая поднялась из нижних озер,А третья когда-то была языком герцога Сатаны.Плоть диких птиц – не их пища,Другая их судьба;Я хорошо кормлю их кровью младенцев,Этих драгоценных змей моей души.О Сатана! Подари мне три спокойных года,Но три коротких года, чтобы мой возлюбленный и яСмогли выполнить твою жестокую, загадочную волю,Затем мы с радостью расплатимся и умрем.Элоиза, злое сердце, берегись!Подумай об ужасном дне ярости,Подумай о своей душе; воздержись, воздержись!Путь, на который ты встала, – это путь смерти!Ты, малодушный священник, иди, уходи отсюда прочь!Не боюсь я столь страшной судьбы.Иди сосать молоко невинности,Оставь меня пить вино ада!
Сложно переоценить значимость для фольклора такой баллады, как эта. Она, естественно, не обладает никакой исторической ценностью. В нашем распоряжении нет доказательств того, что Элоиза была бретонкой, но подобные фантастические ошибки настолько хорошо известны тем, кто изучает баллады, что он способен с легкостью не принимать их в расчет при определении ценности текста.
В этом странном сочинении несчастная аббатиса предстает перед нами в образе алхимика и колдуньи и нисходит до самого низменного и отвратительного колдовства. Она умеет менять свой облик и тому подобное. Она обладает властью над сверхъестественными силами, знает прошлое, настоящее и то, что будет. Она обладает достаточным знанием друидов для того, чтобы найти ценное змеиное яйцо, получить то, что было основной целью кельтского мага. Обстоятельства, описанные в балладе, очень похожи на те, о которых говорится в поэме, где уэльский бард Талиесин рассказывает о своем магическом опыте, своих перевоплощениях, знании темных таинств природы.
Нант маговПоэт предположил, что свои магические деяния Абеляр и Элоиза осуществляли в Нанте. Нант действительно был классической столицей колдовства. На одном из островов в устье Луары располагалась древняя школа, в которой обучали друидесс. Поверья об этих людях ходили среди жителей города вплоть до середины XIV века. К примеру, тогда был зафиксирован следующий случай: епископ диоцеза принял буллу об отлучении местных колдунов от церкви и приговорил их вечно гореть в аду с колокольчиком, книгой и свечой.
Вполне понятно, что, по мнению поэта, несчастная Элоиза была одной из участниц темного союза жриц, базировавшегося на одном из островов на Луаре. По мнению бретонцев, знание, которое она получила от своего одаренного возлюбленного, привело ее к гибели. Ведь простой народ, живший в герцогстве в период написания баллады, вряд ли видел разницу в изучении риторики и философии, с одной стороны, и чтении колдовских книг и пользовании прочими магическими приспособлениями – с другой.
Бретонские рыцарские романы об Артуре
Спор о происхождении легенды о короле Артуре был острым и продолжительным. Ученые первой величины, «главные спорщики», как назвал их Натт, настаивали на том, что она возникла в Уэльсе, Англии, Шотландии или Бретани. Я считаю, что нет смысла подробно пересказывать в данной книге все их аргументы, поэтому мы посвятим себя изучению вопроса о том, по какому праву Бретань претендует на название родины историй об Артуре. Мы постараемся сделать это как можно более сжато, остановившись лишь на нескольких легендах, описывающих деяния короля Артура и его рыцарей на Бретонской земле.
Ограничив себя, таким образом, поисками доказательства существования в Бретани легенд о короле Артуре, мы, возможно, несколько встревожимся, узнав, что манускрипты, являющиеся нашими источниками по этой теме, крайне немногочисленны. «Необходимо признать, – пишет профессор Сейнтсбери, – что в Бретани не сохранились древние тексты на этот счет, как нет там и соответствующих старинных преданий». Но играют ли два этих факта какую-либо роль в решении вопроса о бретонской прародине романов об Артуре?
Гипотезы о происхождении легенд об Артуре можно разделить на две группы – «континентальную» и «островную». Во главе первой стоит профессор Венделин Фёрстер из Бонна, предположивший, что бретонские переселенцы принесли с собой в Бретань легенду об Артуре, а норманны из Нормандии, в свою очередь, унаследовали ее от своих предков и распространили ее на более широкую территорию. Приверженцы второй школы, возглавляемой блестящим ученым М. Гастоном из Парижа, считают, что она появилась в Уэльсе.
Изучив первую теорию, мы с легкостью придем к выводу о том, что древних источников, которые подтвердили бы ее, явно недостаточно. В любом случае первичных текстов об Артуре, относящихся к XII веку, так мало, что их можно не принимать в расчет. Заявление о том, что в Бретани «вряд ли существует древняя традиция» легенд о короле Артуре, не следует считать чрезмерным. Если учесть то обстоятельство, что в расширенных фрагментах истории об Артуре действие происходит в Бретани (как, например, в истории о Мерлине и Вивиен или в эпизоде об Изольде Белые Руки в рассказе о Тристане), что Гальфрид Монмутский говорит о «бретонской книге», из которой он позаимствовал свой материал, и что Мария Французская заявляет, будто ее повествование взято из древних бретонских источников, то отрицать наличие в Бретани стержня романов об Артуре у нас не будет права. «Тристан» Томаса явно основан на поэме бретонца Брери, и мы не знаем причин, по которым Бретань, заимствовавшая все самое лучшее у Британии, не могла самостоятельно создать истории об Артуре.
В целом, однако, в нашем распоряжении нет других свидетельств, которые подтвердили бы ее претензии на звание родины романов об Артуре. Вероятно, истории об Артуре возникли на британской почве, а те конкретные эпизоды, у которых прослеживается бретонское происхождение, могли возникнуть под влиянием приехавших на полуостров английских эмигрантов. Однако было бы ошибкой утверждать, что Бретань не повлияла на понимание саги об Артуре нормандцами. Но вряд ли ее роль, судя по документальным свидетельствам, была настолько же велика, как та, которую сыграл Уэльс. Как в Уэльсе, так и в Бретани зародился материал, который нормандские и французские поэты впоследствии оформили в стихотворном виде. Таким образом, если Бретань не была родиной этой легенды, она являлась, по крайней мере, одной из ее колыбелей.
