Ян Барщевский - Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях
— Отличное лекарство! — сказал Завáльня. — Но недавно Базыль поминал о какой-то дивной жáбер-траве, которую прикладывают к голове. Тут, должно быть, что-то интересное, просим рассказать, будем слушать, не жалея времени. А действие пива и мёда уже давно всем известно.
— О! Жáбер-трава способна на многие чудеса, и действие её удивительно. Перед нею теряет силу огонь, око человека иначе смотрит на мир и видит будущее.
Сказав это, начал он свою повесть.
Повесть одиннадцатая. Жáбер-трава[221]
— Жил некогда в этих краях бывалый цыган Шилко, который знал силу духов, что имеют влияние на здоровье людей, лечил больных, разгадывал тайны судьбы, предсказывал будущее, ворожил на разные случаи и никогда не ошибался, а потому и старики, и молодые отовсюду приходили к нему за советом.
Однажды вечером, пока его родня, что разбрелась по округе, ещё не собралась под шатром, он в одиночестве раскладывал разные сухие травы, что помогают животным и людям. Пока он был занят своей работой, к нему подошёл молодой человек по имени Адольф и сказал:
— Как поживаешь, Шилко! Пришёл к тебе узнать, какая судьба меня ожидает, каково будущее Альмы и что она обо мне думает?
Шилко взял руку Адольфа, нахмурил лоб, несколько минут молча глядел на ладонь, кивал головою и пожимал плечами. Наконец посмотрел ему в глаза и промолвил:
— Не спрашивай, пан, ни о судьбе Альмы, ни о своём будущем.
— Но я желаю знать, почему бы нет? Хочу поскорее сорвать пелену с глаз.
— Коли так, то приложи к голове жáбер-траву, и тогда спадёт с твоих очей сотканный из прекрасных цветов покров, что закрывает будущее в молодые годы.
— Где же найти мне эту траву?
— Много в тебе любопытства, но найдётся ли столько отваги? — спросил Шилко.
— Скажи, где она растёт, пойду к ней хоть в полночь, хоть среди диких зверей.
— Иди туда, где видишь с левой стороны две песчаные горы, а внизу, во мшистой низине растут небольшие берёзы и кусты вербы. Берег озера порос густым тростником, а в том месте, где начинается открытая вода, увидишь вбитый кол — он торчит из воды, будто мачта. Рыбаки сделали этот знак на озере, чтоб поблизости от него никто не ловил рыбу, ибо если закинуть в этом месте сеть, то она всегда оказывается, словно ножом изрезанной.
Там в глубине торчат огромные острые камни, а среди них, яркая, как звезда, светится под водой жáбер-трава. Дух Фарон[222] устроил там себе жилище, полюбилась ему эта трава. В час, когда погода тихая и на небе светит ясное полуденное солнце, он в одиночестве сидит в глубине, опершись правою рукой на камень, смотрит на ясную жáбер-траву и засыпает в чарующих видениях грядущего.
На закате солнца этот дух накрывает жáбер-траву густой сетью растений, которые там, наподобие хмеля, сплелись вокруг камней, чтоб проплывающие мимо рыбы и потревоженная вода не колебали её листья. Сам же выныривает из озера, на водяных туманах выплывает в поле, осматривает долины и прилески.
Поутру, если облака не закроют солнце, вода будет спокойная, будто стекло. В час самого зноя не теряй времени, вступи в озеро и иди под водой к жилищу духа Фарона; он будет спать, опершись на камень, а перед ним увидишь светящуюся на солнце жáбер-траву. Сорви листик, но не возвращайся назад, ибо нужно перейти всё озеро. На другом берегу, приложи жáбер-траву к голове, и вскоре увидишь чудеса и узнаешь будущее.
— Разве я рыба, — спросил Адольф, — чтобы быть под водой так долго и перейти всё озеро?
— Держи вот это во рту и ничего плохого с тобой не случится.
Говоря это, Шилко дал ему кусочек коры какого-то дерева.
Вот самый полдень. Адольф заходил всё дальше от берега, погружаясь в воду, наконец, скрылся под нею совсем. Проходя по владениям немых и холодных тварей, он встречал удивительные стоглавые, стоногие и прозрачные существа, которые просыпались от дрёмы, поднимали вверх свои лапы и снова засыпали на дне. Когда приблизился к обиталищу духа, то увидел жáбер-траву. Её листья сверкали ярким светом, как хрусталь на солнце, а дух Фарон, покрытый зеленью, словно огромный куст водных растений, спал, опершись на камень. Над ним и над жáбер-травою сновали тысячи водяных созданий неописуемого вида. Адольф сорвал листик и, не прервав сна духа, покинул это место и пошёл дальше.
Вынырнув из воды, вдохнул свежего воздуха, вышел на другой берег озера, передохнул на зелёном лугу и, приложив к голове холодный листик жáбер-травы, сразу ощутил в себе перемены, а поля и горы к его изумлению на глазах приобрели совсем иной вид.
Там, где на пригорке, среди берёз стояла каменная церковка, от деревьев остались лишь торчащие из земли пни, а храм оказался в руинах, без дверей и крыши. Где была деревня — теперь пустошь, остались лишь две старые груши, которые он недавно видел посреди сада. На поле неподалёку от него когда-то колосилась буйная рожь — теперь та нива заросла дикой травою, будто на этой земле пахарь не трудился несколько лет.
Тревога проникла в его сердце; отошёл Адольф от озера и отправился дальше оглядеть окрестности, по которым он всего несколько дней назад проходил с ружьём за плечами, и всюду видел большие перемены. Забрёл далеко, забыл, какая дорога ведёт к дому, а солнце уже было низко. Идя быстрым шагом, смотрел, не встретится ли где-нибудь человеческое жильё, чтоб отдохнуть, переночевать да разузнать, что это за места, в какие края он забрёл.
Когда день уже угасал, а на долины легла густая мгла, Адольф подошёл к совсем незнакомой деревне. Возле одного дома звучала музыка, скрипач и дударь играли весёлый танец, а несколько молодых людей плясали под открытым небом. Адольф, остановившись поблизости, смотрел на танцоров. И тут он услыхал, как несколько пожилых незнакомых людей говорили меж собою:
— Как не стыдно им плясать? — сказал первый. — Сейчас такие печальные времена! всюду нужда.
— Думаешь, они способны на какие-нибудь чувства? — отозвался другой. — Говорят порой хорошо, а поступают совсем иначе, не помнят о каре Божьей.
Встреча эта так поразила Адольфа, что он не смог им слова сказать. Покинул это место, прошёл мимо всех домов и заночевал в корчме на краю деревни.
На восходе солнца он собрался в путь, рассказал хозяину, где живёт, и спросил его, какой дорогой ему лучше возвращаться домой. Но тот ответил ему:
— Первый раз слышу про такие места. Должно быть, пан живёт где-то далеко отсюда.
Удивлённый Адольф стал расспрашивать других жителей деревни, но ото всех слышал такой же ответ. Тогда он собрался в дальнюю дорогу, купил еды на несколько дней и с узелком на плече пошёл дальше, держа путь к югу.
Погода начала меняться. В небе загрохотало, и Адольф увидел позади себя чёрные тучи, поднялся ветер. Вблизи дороги жилья было не видать, и он поспешил в гущу деревьев, чтобы хоть под покровом ветвистых елей укрыться от ливня.
Там он увидел какого-то старца. Тот сидел на трухлявом пне, над ним шумели сосны, а на челе его ветер развевал белые волосы. Подошёл ближе и хорошенько присмотревшись, узнал цыгана Шилко. Старик поднялся и, поклонившись, сказал:
— День добрый, пан Адольф!
— Ах! Это ты, Шилко! Едва узнал тебя. Что это значит? Почему ты такой постаревший? Мы ж всего несколько дней, как виделись, тогда у тебя ещё не было седины в голове, а сейчас твои волосы белые, как молоко.
— Нет, пан Адольф, не несколько дней. С тех пор, как ты меня видел, прошло уже больше десяти лет. Скажи же, панич, куда идёшь?
— Не знаю, в какой стороне мой дом, где я сейчас, куда ведёт эта дорога. И небо прячется за тучами, и буря бушует над головой.
— Не скоро настанет такая хорошая погода, какая была в тот час, когда я рассказывал тебе про жáбер-траву и про обиталище духа Фарона. Дом пана далеко, знакомые и приятели уже редко вспоминают имя Адольфа, думают, что ты давно распрощался с этим светом.
— Скажи же мне, Шилко, какой дорогой вернуться мне домой?
— Проходя через этот дикий лес, встретишь три дороги. С левой и с правой стороны широкие тракты, а между ними узкая, заросшая травой, тропинка, что идёт через каменистое поле и тёмные боры. Не бойся, пан, идти по этой узкой стёжке, оставь широкие дороги, что будут слева и справа. Расскажу тебе, что встречают люди, которые едут и идут туда, желая совершать своё странствие с удобством.
С левой стороны чудесные картины чаруют глаз. Пригорки покрыты восхитительной зеленью, на деревьях спеют сладкие плоды, луга усеяны душистыми цветами; озёра спокойные и ясные, словно зеркала, в их водах отражаются облака и деревья, что растут на берегах; журчат чистые, как хрусталь, ручейки, а в прекрасных рощах шелестит на прохладном ветру листва.
Но на лугах и в рощах гуляют там русалки, на головах красивые венки из васильков, у них коралловые уста и ясные очи, длинные волосы спадают на плечи. Они приветливо встречают путников. Одни из них легкомысленны, всегда веселы, поют и пляшут, зовут к себе, смешат игривым разговором, заманивают в тёмные леса, заблудившись в которых, несчастный путник никогда не выйдет на дорогу. Другие печальные, в глазах тоска, слова исполнены чувств, нежные их песни ранят сердце, подобно стреле, и погружают мысли в печаль. Доведя своими чарами до отчаяния, они убегают прочь.
