Приходи вчера - Татьяна Олеговна Мастрюкова
И, разумеется, странно, что Федя-съел-медведя ни шкуры, ни мяса в починок не принес. Сам поел, по его словам, а остальное бросил. Понятно, что все эти нестыковки отметили, но никто не сомневался, что Федя на самом деле отведал медвежатины.
Что происходило дальше, я знаю только со слов своей родни, благополучно с починка переехавшей в ближайшее село.
Проснулся починок от крика: соседка Федина и его троюродная тетка по совместительству поутру заглянула к нему и увидела, что дверь в избу нараспашку, а сам хозяин у порога валяется весь подранный. И головы нет, только тело и на спину кусок скальпа свисает. Ужасающее зрелище.
Мужики сразу поняли: медведь задрал. Никто другой не мог такие раны нанести, да и охотникам ли не знать.
Ну и вроде бы следы медвежьих когтей на пороге разглядели.
Но прямо в избе, прямо посреди починка?!.. Даже если предположить, что медведь все же пробрался в починок, то логичнее было бы скотиной идти лакомиться. Человек и опасный, и не такой вкусный, как, предположим, коза или корова. И до него, до человека, добраться труднее. Скотина, кстати, и не ревела. Если бы хищника почуяла, молчать бы не стала.
Еще одна странность: собаки тоже не лаяли. А ведь медведь и их непременно подрал бы, да просто чтоб не путались под ногами. И еще, если принять, что это ненормальный медведь и прямо в избу направился, как бы он дверь-то в дом открыл? Медведь от себя толкать не может, тянет всегда на себя и под себя гребет. Потому если дверь наружу открывается, то он просто срывает ее, выдернув верхний венец. Из-за этого двери в охотничьих, промысловых избушках открываются внутрь. Летом — чтобы мишка не сорвал, зимой — чтобы снегом не завалило.
Или вот еще он подкоп делает, когтями хорошо гребет, но всегда долго и очень шумно, потому как злится, что сразу добраться до добычи не может. Тут уж успеешь собраться и отпор дать. Но это если заимка, маленькая избенка, а не деревенский дом, пусть и небольшой. Да и следов на двери нет, которые на взлом бы указывали. Федор сам открыл. И не сопротивлялся совсем.
Вызвали участкового. Тот в медведя очень не хотел верить. Сказал, ищите убийцу среди людей, среди своих. Кто там у вас Федора Рычкуна ненавидел? Может, он у кого жену увел или дорогу бандитам перешел?
Да какие там бандиты, какая лютая ненависть, чтобы человека на куски рвать, голову срывать, если большая часть починка — друг другу родня? Двадцать пять… То есть двадцать четыре теперь человека. Стали бы жители в милицию обращаться, если бы междусобойчик был!
А глаза друг от друга прятали, вот почему участковый заподозрил неладное. Да разве ему станешь объяснять, что Федя съел медведя, а медведь съел Федю? Это же кощунство какое-то.
Голову так и не нашли.
В доме ничего не тронуто, не украдено. Даже продукты. Обычно невменяемый зверь все крушит вокруг, что не съест, то порвет. Вменяемый не стал бы в починке появляться и в дом лезть. И как же ушел этот медведь бесследно, нигде больше не отметившись в починке? Ни на крыльце, ни в доме никаких улик, кроме тех самых якобы борозд от когтей на пороге.
Ладно, весь починок сбежался к месту трагедии, как тетка заорала, все следы затоптали. Вроде бы кто-то потом утверждал, что был-таки медвежий след у калитки, но когда пошли проверять, уже месиво сплошное было, толпа народу в кашу всю землю взбила.
Похоронили Федора. Даже горевать по нему некому было — никого из близких не осталось, а дальней родне вроде троюродной тетки он и при жизни не особо нужен был. Избу его заколотили. Сейчас она совсем сгнила, крыша провалилась. На крыльцо страшно ступить. Все во мху, в плесени какой-то. Но следы медвежьих когтей действительно на пороге имеются, до сих пор заметны. Если вы видели, как медведь отметки на дереве оставляет, то тоже сразу узнали бы. А плесень, я думаю, на кровавых пятнах расплодилась. Хотя, может, я выдаю ожидаемое за действительное.
Конечно, тогда в починке все взбудоражены были, с сумерками на улице не показывались, поутру сразу дверь не открывали. Охотников послали пристрелить людоеда. Но ничего починок долгое время не тревожило, а посланные охотники вернулись ни с чем. И собаки след не взяли.
Кстати, охотники побывали и на заимке, про которую Федор говорил. Туши медвежьей не нашли, шкуры не нашли. Вероятно, лесные обитатели устроили себе знатный пир, так что и следов не осталось. Или тот самый людоед полакомился собратом, утащил в свою захоронку, а потом по Фединым следам приперся в починок. Такая же странная версия, как и все остальные.
Как-то жизнь в починке стала в обычную колею входить.
Как бы жестоко это ни звучало, но погиб один Федор, остальные убытков от медвежьего визита не понесли. Может, и вправду Федя-съел-медведя насолил кому-то из распоясавшихся в то смутное время бандитов, вот они с ним и расправились? В районной милиции как раз тогда с кадрами беда была, дело то ли потеряли, то ли вообще объявили раскрытым, а охотники успокоили: если и был медведь, так теперь он ушел. Быстро все обстряпали. И сорока дней с Фединой гибели не прошло.
Та ночь вообще ничем не отличалась от других. Ни у кого ни предчувствий, ни вещих снов — никаких знаков не было. Даже когда задним числом стали вспоминать, не смогли ничего путного придумать. Неожиданно было. Потому и не заподозрили сразу. Собаки-то лаяли, не молчали. Но чисто для проформы обозначились. Так на обычного прохожего погавкают, и обратно в будку. И с Федором тогда лаяли, получается, только никто внимания не обратил, как и в этот раз.
К моим родичам тоже стучали в дверь. Батя мой, правда, глуховат, да еще храпит так, что стены трясутся. Пока мать растолкала его, пока он сообразил, чего от него требуется, да слез с кровати, да к двери подошел, там уже затихло все.
Мать говорила, что слышала, будто Трофимыч, сосед наш, просил его впустить, что-то ему срочно понадобилось отцу сказать. Мать сама почему-то испугалась, решила, пусть мужики сами разбираются. Про
