Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города
И взгляд открытый и прямой ты демонстрируешь умело…
Но снова врешь ты, мальчик мой… я знаю — я всегда так делал.
Как я люблю тебя, малыш! Ты, зная это, колобродишь —
И целый день, пока не спишь, меня проказами изводишь.
Ты подрастаешь… Все ясней в тебе видны мои привычки —
И порох облаком огней взметнется ввысь от малой спички…
Смогу ли я сберечь тебя, чтоб пламя не спалило душу,
Смогу ли?... Жизнь свою губя, я никого тогда не слушал…
Я так люблю тебя, мой сын! Уже сейчас подумать больно,
Что ты войдешь в чадящий дым, в котором жил я так привольно.
Ты мой — ты кровь моя и плоть… Как в отражении зеркальном,
Я вижу все, что дал Господь когда-то мне рассветом ранним…
Действие пятое. ОТЦЫ ЦЕРКВИ
Январь 1839, Генуя. Из окон кафедрального собора Сан-Лоренцо открывается
завораживающий вид на изрезанное побережье Генуи — виден кусок глубокой
синевы, и сразу не ясно, где разделяется вода и небо… Епископ Гальвано заво-
роженно смотрит на открывшуюся ему картину, невольно сравнивая с побере-
жьем Ниццы…
А в т о р : Архиепископу Генуи, кардиналу Тадини, примерно 57
лет, он ровесник Никколо Паганини. Выросший вместе с Никко-
ло, он всю жизнь завидовал его таланту. Ради того, чтобы добиться
успеха и миновать неотвратимую нищету, он принял сан и стал
уверенно продвигаться по кардинальской лестнице. Принадле-
жит к ордену иезуитов. Доменико Гальвано, епископ Ниццы, при-
ехал в Геную по приказу своего духовника — кардинала Тадини…
В умиротворенные размышления епископа Гальвано резким криком чайки вры-
вается голос кардинала Тадини…
Та д и н и ( з л о б н о - р а д о с т н о ) :
Осталось ждать уже недолго, мои собратья донесли,
Что ждет последняя дорога, и он уйдет за край земли…
Великий Мастер! Паганини! Скрипичный гений, виртуоз!
Ты, прежде, чем сойдешь в могилу, узнаешь вкус соленых слез!
Гальвано, сын мой, постарайтесь, чтоб слухи расползлись быстрей —
Пускай растет обида братьев и возмущение людей!
Пусть знают все о богохульстве и одержимости его,
И что на лбу багровым пульсом сияет дьявола клеймо!
Пусть разнесет молва, чтоб миру о преступленьях рассказать —
Наш гений растерял все силы, он едет в Ниццу умирать!
Епископ Гальвано отрывается от своих наблюдений и подобострастно смотрит
на кардинала.
Га л ь в а н о ( у в е р е н н о ) :
Архиепископ, все готово — о Паганини знают все,
Уйдет он без прощенья слова, уйдет, не преданный земле!
И если в Ницце оборвется богопротивный путь его —
Благословенье не коснется, проклятье ляжет на чело!
Никто из верных сынов церкви не примет исповедь глупца,
Что ради славы предал веру, отринувши любовь Творца!
Он не найдет приют в тех землях, и погребения процесс
Не совершится, где значенье имеет Христианский крест!
Та д и н и :
Отлично, сын мой, приступайте… Господь поможет вам в пути —
Немедля больше, выезжайте, чтобы живым его найти…
Епископ Гальвано целует перстень кардинала, тот благосклонно кивает ему на
прощание, Гальвано уходит. Кардинал Тадини подходит к окну…
А в т о р : Кардинал Тадини всматривается в безбрежную синь,
расстилающуюся вдали, от блеска играющего на воде солнечного
сияния на глазах выступают слезы, Тадини переводит взгляд на го-
род, словно пытаясь отыскать маленькую улочку, потерявшуюся
среди плотно наседающих друга на друга домов — переулок Чер-
ной кошки, где осенним вечером 1782 года родился тот, чей талант
отравил всю жизнь кардиналу…
Та д и н и ( я р о с т н о ) :
Нет… Я не верю! Господи! Не верю! Как мог ты дар такой ему отдать?!
На лбу его сияет метка зверя! Вокруг толпится дьявольская рать…
Пусть зависть пеленой глаза застила, пусть сердце мне прожег
тлетворный яд —
Я ненавижу музыку и имя того, кто нес с рожденья Твой талант!
О Боже! Звуки, что летят как искры и опадают ворохом листвы,
Кружатся в поднебесье ветром быстрым, низвергнутся на землю
с высоты…
Он слышит… слышит! Мир, что я не вижу, что Ты мне
не откроешь никогда —
Ему тот мир стал и родней и ближе земного… Словно вешняя вода
Разбудит к жизни ледяное сердце и уведет в неведомую высь —
А мне… в удушье злобном не согреться… И в темный лабиринт
уводит мысль…
Одна лишь мысль! Не я Тобой был избран! И дар услышать жизнь
ты дал не мне!
А мне остался только жалкий призрак мечты, что растворилась
в тишине…
Как я любил мелодии и звуки и я играл… Но вдохновенья дар
Ты дал ему! И скрипку в его руки вложил. Как свет, как истины пожар!
Ты так решил… Но я решу иначе, пусть за чертой, но я реванш возьму —
Покуда мое слово что-то значит, Маэстро сгинет в проклятую тьму!...
Кардинала трясло, судорога проходила по его телу, словно от удара молнии…
А в т о р : Тадини снова явственно увидел себя и.. того, другого,
кого он так неистово теперь ненавидел и проклинал — им было
по 14 лет, но Паганини уже восхищалась вся Генуя, у него уже тогда
сыскался покровитель, а у Тадини не было ничего: ни восхищения,
ни покровителя, ни надежд. Он любил музыку, не мог жить без нее,
но он не мог извлечь из скрипки звуки, от которых замирала душа,
и уж тем более, не мог сам написать такую музыку… Не мог, как
ни старался. Именно тогда он избрал единственно возможный для
него путь к вершинам — пусть не светским, но вершинам. Он про-
шел всю церковную лестницу с показным смирением и неистовым
честолюбием — он шел на вершину, чтобы когда-нибудь иметь воз-
можность поквитаться с тем, кого считал недостойным Божьей
милости. Кардинал походил по комнате и снова подошел к окну,
но чистая синева не развеяла его мрачных мыслей, наоборот, он
принял решение идти до самого конца.
Та д и н и ( с н е н а в и с т ь ю ) :
Ну что ж, Никколо… Ты узнаешь, что зря тягаешься со мной —
Теперь все то, что испытаешь, ты будешь помнить за чертой…
Ты смог уйти от гнета будней, достиг богатства и хвалы…
А я ступил на путь мой трудный, чтобы избегнуть злой нужды…
Почти что вместе мы взрослели, но нечего мне было ждать —
Тебе же открывали двери везде, где мог ты пожелать…
Я отказался от земного, чтоб выжить и достичь высот…
Ты жил развратно, непристойно, не зная никаких забот…
Да, ты не знал, как это страшно — любить, желать! Но не иметь!
От страсти гибнуть ежечасно и в адском пламени гореть!
Тебя же — нищего когда-то, судьба ласкала, не скупясь —
И возвышала музыканта Фортуна, радостно смеясь!
Какие женщины любили! Аристократки, знати цвет —
Их имена уже забыли… Но для тебя забвенья нет!
Твой гений превзошел живущих, и будет в памяти людей
Твой образ жить в годах грядущих! Но сгину я во мрак теней!
Я ненавижу! Проклинаю! Ведь я жил музыкой одной,
Но воля Господа иная — им избран был совсем другой!
Тебе был гений предназначен, а мне — монашеский обет —
Я жить хотел совсем иначе… Теперь ты дашь за все ответ!
Твои посмертные гастроли устрою я! Хотя бы так
Пусть на века меня запомнят — мой импресарио талант!
Действие шестое. ОТВЕРГНУТОЕ ПРИЧАСТИЕ
Хорошо обставленная комната на втором этаже уютного дома, увитого плю-
щом и виноградом. У стены на кровати лежит Николо Паганини, он умирает,
силы оставили его, но время от времени сознание возвращается и тогда он си-
лится сжать рукой свою скрипку.
У его постели сидит Ахилл, он уже совсем взрослый — 15 лет. Он с болью, не
отрываясь смотрит в лицо отца, ловя каждое его дыхание и движение, он сидит
так уже много дней, сменяя друзей Маэстро, которые также в последние его
часы пожелали быть рядом.
Здесь же, в комнате, находится Ангел, который то стоит у окна, наблюдая за тол-
пой, которая постепенно заполняет улицу перед домом, то отходит к постели
умирающего…
А в т о р : 27 мая 1840 г. Франция, Ницца. Никколо Паганини
умирает, он давно потерял голос, пальцы онемели. Он уже не мо-
жет играть, это мучает его больше всего, потому что он страдает
без той, что дарила ему самые прекрасные минуты и самые тяжкие
