Вильгельм - Норвежские, кельтские и тевтонские легенды

— Ко мне, брат Хаген, — кричал он, — спаси меня от вероломных гуннов! Бледель напал на меня и наших слуг, чтобы отомстить за смерть Зигфрида. Я убил его, но все наши слуги перебиты. Гунны предательски заманили нас в западню, и вырваться из нее смог лишь я один.

Сражение возобновилось в пиршественном зале, несмотря на все попытки короля уладить дело миром. Во время борьбы маленький королевич Ортлиб, единственная надежда дома Этцеля, был убит. В конце концов Хагену, Данкварту и Фолькеру удалось запереть двери зала и закрыть их на засовы.

Король Этцель и королева следили за ходом схватки в страшном смятении. Дитрих и Рюдигер, не принимавшие участие в битве, также были мрачны и молчаливы. Наконец герой Берна воскликнул:

— Выслушайте меня, Нибелунги. Прислушайтесь к моим словам, бургунды. Дайте мне слово, что вы позволите мне и моим людям, а также маркграфу Рюдигеру беспрепятственно выйти отсюда.

— К чему спрашивать? — воскликнул пылкий Вольфхарт. — У нас найдутся ключи к этим дверям, пусть хоть тысяча Нибелунгов старается удержать их на замке.

— Тише, тише, безумец! — воскликнул Дитрих. — В твоих речах мало смысла.

Король приказал своим людям открыть двери, и, к ярости бургундов, Дитрих прошел через их ряды под руку с Кримхильдой с одной стороны и королем Этцелем с другой, а за ним шесть сотен его воинов. За ними следовал Рюдигер с четырьмя сотнями своих людей.

Гизельхер сказал маркграфу:

— Передай привет своей дочери и скажи, что я буду думать о ней даже в смерти.

Многие гунны пытались выбраться вместе с королем Этцелем, но Фолькер отрезал им путь к отступлению.

Как только Дитрих с Рюдигером благополучно ушли, кровавая резня возобновилась. Мечи бургундов не знали отдыха до тех пор, пока все гунны не были перебиты. Но отдохнуть после ратных трудов Нибелунгам не пришлось. Хаген призвал выбрасывать трупы из окон, чтобы они не загораживали проходы, когда атаки возобновятся. Его сразу послушались. Тела убитых и раненых гуннов полетели на камни во дворе.

Фолькер и Хаген охраняли вход на случай, если враг нападет неожиданно.

Пока Этцель заламывал руки и оплакивал гибель стольких верных друзей и надежных товарищей, Кримхильда предложила щит, полный золота и драгоценных камней, тому, кто убьет ее смертельного врага — Хагена из Тронье. Из всех, кто это слышал, только один человек вызвался исполнить ее волю. Это был граф Иринг из Дании.

Он смело ринулся на врага и проявил чудеса доблести и отваги, но в конце концов был побежден и пал мертвым под окном Кримхильды.

Хавард и Ирнфрид из Тюрингии не могли оставить смерть Иринга без последствий. Они собрали своих людей и ринулись в атаку. Сражение началось у самой двери, где Ирнфрид был сражен мечом менестреля, а» Хавард был убит героем из Тронье. Но бойцы из Дании и Тюрингии продолжали сражаться, невзирая ни на что, и Хаген воскликнул:

— Откройте дверь. Пусть войдут. Им не выйти живыми назад. Фолькер пропоет им колыбельную, а наши мечи ему подыграют.

И тогда Нибелунги расступились и витязи из Дании и Тюрингии ступили на залитый кровью пол. Битва началась. Много отважных бургундов полегло в этом бою, но ни один из их врагов не ушел живым.

Тишина воцарилась во дворце. Воины Нибелунгов сложили свои щиты и доспехи, чтобы отдохнуть от ратных трудов, а Хаген и Фолькер остались на страже у двери. Воспользовавшись затишьем, бургунды попытались заключить мир. Они напомнили королю Этцелю, что они приехали по его приглашению, как друзья, а были встречены предательством и злобой. Но Этцель потребовал, чтобы бургунды признали его своим сувереном. Тогда Гизельхер повернулся к сестре и спросил, что сделал он ей плохого, чтобы заслужить подобное обхождение? И даже женщины, оплакивавшие мужей и сыновей, свидетельствовали, что он известен лишь добрыми делами. Его слова тронули сердце Кримхильды, и она отвечала, что он, Гунтер и Гернот могут свободно уехать вместе со всеми своими дружинниками и слугами, если только они выдадут убийцу Хагена, чтобы она могла расплатиться с ним за то зло, что он ей причинил. Но Нибелунги, все как один, отвергли это предложение, посчитав его позорным.

Взбешенная дерзостью врагов, королева приказала гуннам предпринять еще один штурм и выгнать бургундов из главного зала. Снова закипело яростное стражение. Кримхильда не знала жалости. Она велела слугам поджечь верхнюю, деревянную, часть дома, и вскоре языки пламени уже охватили всю крышу. В конце концов она со страшным грохотом обрушилась на них. Зал наполнился страшными криками гибнущих в огне людей. После этого королева вернулась в свои покои и, стоя у окна, выходящего на дом, где, как она думала, сейчас горели ее братья и их друзья, она с грустью и сожалением думала о прошлом. Но сожаление это было недолгим. В ее сердце почти не осталось других чувств, кроме ненависти к Хагену.

А тем временем Нибелунги не погибли в огне, как надеялась Кримхильда. Большой зал со сводчатыми потолками, в котором они укрылись, был построен надежно и почти не пострадал от пожара. Бургунды долгое время просидели как в горячей печи, жар был такой силы, что им чудом удалось остаться в живых. По совету Хагена они утоляли неукротимую жажду кровью мертвых врагов.

Когда гунны пришли посмотреть на их обгоревшие тела, они, к своему немалому удивлению, столкнулись с шестью сотнями воинов, живых и невредимых.

Королева с удивлением узнала, что Нибелунги по-прежнему живы и готовы сражаться. Пока она раздумывала, что лучше предпринять в такой ситуации, гуннская знать стала ей намекать, что следует обратиться за помощью либо к маркграфу Рюдигеру Бехларенскому, либо к Дитриху Бернскому. Первый получил от короля бессчетное множество благодеяний, а второй долго пользовался гостеприимством Этцеля, будучи изгнанным с собственных земель. Кримхильда послушалась совета и послала за Рюдигером.

Благородный маркграф сразу же явился по повелению королевы. Этцель рассказал ему, как обстоят дела. Король напомнил маркграфу обо всех почестях и богатых подарках, что тот получил у него на службе, и заявил, что теперь Рюдигеру пора подтвердить свою благодарность. Ему предстоит покарать бургундов за ужасный урон, который они нанесли королевскому дому и всей стране гуннов.

— Мой государь, ответил доблестный витязь с горечью, — твои слова — истинная правда, и я готов сослужить тебе любую службу, какой бы опасной она ни была. Но не проси меня нарушить клятву в вечной дружбе, что я дал бургундам, когда они гостили у меня в Бехларене по дороге в Этцельберг. Они оказали мне большое доверие, а юный Гизельхер обручился с моей дочерью и собирался разделить с ней бургундский трон. С моей стороны было бы бесчестно поднять руку на тех, кто пришел ко мне с открытым сердцем.

Когда Этцель напомнил ему, что он дал клятву служить своему королю, Рюдигер ответил:

— Возьми себе мои замки и города, все богатство, что ты мне дал, и все, что добыл я сам в честном бою. Я пойду по миру с женой и дочерью, и моими главными богатствами останутся правда и честь.

— Нет, благородный маркграф, — ответила королева, — долг велит тебе повиноваться. Вспомни, как ты приехал в Бургундию сватать меня за Этцеля. Я боялась в одиночку ехать к варварам-гуннам, среди которых у меня не было ни друзей, ни советчиков, и ты поклялся мне торжественной клятвой, что будешь защищать меня от любого противника, кроме своего короля. Клятва, данная мне, старше той, что ты дал Нибелунгам. Если ты ее нарушишь — будешь обесчещен.

Рюдигер стоял перед королевой в глубокой задумчивости. Наконец он сказал:

— Отруби мне голову. Я не дрогну, когда топор палача коснется моей шеи. Но не заставляй меня делать то, что противно моей совести.

Но король и королева не соглашались, и наконец Рюдигер с тяжелым сердцем согласился исполнить их приказание.

Нибелунги стояли у окна, надеясь на помощь. Увидев, что благородный маркграф приближается к ним со своими людьми, Гизельхер радостно воскликнул, что еще не все потеряно, что они снова увидят Бехларен и Рейн. Когда Рюдигер подошел к двери, он объяснил, что привело его. Гунтер напомнил ему его клятву в вечной дружбе, и Рюдигер с болью в сердце ответил, что другая клятва, данная им жене Этцеля, вынуждает его сразиться с ними. Поэтому они попрощались как добрые друзья, вынужденные сражаться друг с другом против своей воли. Снова кровь Нибелунгов и их противников запятнала пол главного зала. Ярость боя кипела в каждом сердце, и многие были убиты. Среди них были Рюдигер и Гернот. В конце концов в живых не осталось ни одного бехларенца. Но и Нибелун-гам дорого далась эта победа — они недосчитались двухсот человек.

Герои молча стояли в просторном зале. Снаружи, со двора, до них донесся негодующий голос королевы. Она обвиняла маркграфа Рюдигера в том, что он ее предал и заключил мир с Нибелунгами. Фолькер не сдержал гнева, услышав эти низкие подозрения. Высунувшись из окна, он посоветовал ей не возводить напраслину на верного слугу, потому что герой Бехларена сложил свою голову у нее на службе. Он приказал, чтобы тело маркграфа поднесли к окну, чтобы король, королева и все гунны могли его увидеть. У Этцеля вырвался крик ужаса и проклятия в адрес того, кто это сделал. Он потребовал свой меч, чтобы самому повести отряд мстителей, но не стал вынимать его из ножен, — так страшен был вид Хагена и Фолькера, стоящих на страже у дверей.