Карл Мунк - Один
– Да, а представьте ужас Рыжей горы, когда ворон спланировал прямо на плечо одной из чудовищ! – подлил масла в огонь сказочник.
Локи ухмыльнулся судя по всему, заботой о ближних забавлялся один из говорящих воронов Одина – Мунин или Хугин. Но ни тот, ни другой великанов на дух не переносили в мире великанов, куда асы изредка совали нос, для воронов сухой корки не находилось, так прожорливы были страшилища. А поесть вороны ох и любили, выманивая лакомые кусочки прямо изо рта.
– А Рыжая гора, очутившись так высоко от земли да еще на такой неустойчивой опоре, лишь кулаком вслед улетавшему ворону погрозил. И тут же дернул великаншу за волосы. Та очумело замотала головой, пытаясь рассмотреть, что за комар пищит у уха. Рыжая же гора, которого наконец великанша углядела, дивясь странному созданию, молвил так. «Ты, толстая бочка, ты, корабельная мачта, ты, страхолюдина, падай ниц перед могучим цвергом и проси пощады!» Вот какой он был смелый и могущественный!
Тин завертел головой, так что кисточка на колпачке запрыгала по плечам, и гордо посмотрел на слушателей, словно это он сам так мужественно говорил с великаншей.
– И что же она? – не удержался Локи, краем глаза отмечая, что островки зеленых одеяний стражи слились рекой вокруг рассказчиков и алтаря с ожерельем.
– О, великанша, до сих пор не слыхавшая речи настоящего мужчины, была сражена, так понравился ей голос и манеры Рыжей горы. Она отнесла героя в свою хижину, накрошила лепешку и, выбрав ложку поменьше, угостила цверга славным вином! А потом, когда Рыжая гора откушал, великанша/краснея и смущаясь, предложила цвергу тут, в ее хижине, и остаться.
«Нет», – отвечал смелый воин, отдохнув. Великанша на поверку оказалась вовсе не кровожадной, как твердила молва, об украденных карликах ничего не слыхала, а вино умела делать доброе и сладкое. Но Рыжая гора еще раз отвечал. «Нет, как же я останусь с тобой жить, если я пришел вас поработить?» «Так в чем дело, – хитро прищурилась великанша. – Я, если хочешь, и буду твоей рабой» «А остальные?» – сварливо покривился карлик. «Но сам посуди: к чему тебе остальные? – вразумляла великанша. – Я одна куда лучше тебя обслужу!» На этот раз герой, чувствуя разумность доводов великанши, пристальней пригляделся к добродушной хозяйке: не так уж и страшна она, а если в полумраке, а еще лучше в кромешной темноте, то и вовсе можно терпеть ее уродство. Цверг поразмыслил-поразмыслил да и согласился. Но поставил условие чтобы на свадьбе была вся его дружина. «О чем разговор?» – охотно откликнулась великанша, и, уложив Рыжую гору спать, тихонько задула свечу А сама, прихватив мешок, отправилась через перевал.
В лагере цвергов еще не спали, гадая, когда же вернется их предводитель, когда на цвергов посыпался каменный град: то великанша спешила выполнить повеление своего нового господина.
Цверги, увидав громаду, кинулись наутек, откуда и силы взялись. А Диад, самый сильный из оставшихся, бежал впереди всех. Его-то великанша в темноте и пропустила. Зато остальных вместе со всем добром, доставила в целости. К рассвету вернулась в селение великанш и вытряхнула содержимое мешка прямо во дворе. Опомнились всполошенные цверги, а тут и сам цверг Рыжая гора вышел навстречу. А следом за ним гусиным выводком – великанши. Они, еще вечером прознав, что у подруги в гостях мужчина, не утерпели, с первыми лучами солнца заявились полюбоваться на героя.
– О, мой господин, – великанша встряхнула пустым мешком. – Твой отряд доставлен!
– Тогда и я выполню свое обещание, – горделиво выпятил наевшийся животик цверг: великанши спозаранок заявились с угощением.
Цверги, видя, какие почести воздают их военачальнику, лишь щурились да перешептывались.
– Что же вы? – позвал Рыжая гора. – Чувствуйте себя, как дома! Теперь эта земля – моя вотчина, а вы – гости на моей свадьбе.
И тотчас вынесли во двор столы. Заставили различными яствами. Карликов разместили между блюдами с мясом и рыбой. Повсюду разложили огромные деревянные ложки, до краев наполненные вином и медовухой. Великанши чинно расселись вдоль стола. Во главе стола восседала молодая, раскрасневшаяся и почти хорошенькая, влюбленно глядя на женишка: Рыжая гора суетился по столешнице, заботясь, чтобы всем достало угощения.
Рыжая гора чуть захмелел и веселился больше всех. Великанши вино лишь пригубливали за здоровье молодых, восхваляли цвергов за мужество. Цверги не знали, куда глаза девать от восхвалений. Но как бы там ни было, никто из дружины Рыжей горы без ночлега в ту ночь не остался, – завершил рассказчик повествование, докончив словами: – А с тех пор повелось в Альфхейме ваны – повелители всех нижних миров, потомки великанш и мужественной дружины Рыжей горы. А Диад, исхудавший и наголодавшийся, вернулся к родным холмам. Стыдно ему было признаться, что он сбежал, не дознавшись судьбы товарищей. А потому выдумал Диад, что дальше, за лесами, лежит страна огромных чудовищ, от которых нет цвергам спасения. Увел Диад свое семейство внутрь горы. А следом, доверившись рассказу обманщика, потянулись и прочие цверги, покидая обжитые места. И так велик был страх цвергов перед неведомыми страшилищами, что лишь по ночам рисковали карлики покидать свои подземные норы, уходя в подземелья, точно кроты, все глубже и глубже. И наконец подземный народец так отвык от солнечного света, что ясные долины верхнего Альфхейма стали губительны для глаз гномов. Вот из-за подлого обманщика Диада мы и вынуждены ютиться в нижнем Альфхейме!
– Весьма поучительная и познавательная история, – скупо похвалил рассказчика распорядитель праздника.
Остальные цверги помалкивали, поглядывая кто с неприкрытым неодобрением, кто с насмешкой: сказка, пусть и правдивая, пусть и придуманная согласно истории рода нижнего Альфхейма, не понравилась.
Локи, тот и вовсе сморщился, пытаясь удержать усмешку: где это видано швырять собственному народцу в лицо истину, что они потомки труса и обманщика?! Локи бы так никогда не опростоволосился. Даже в разговоре с прислужницей-валькирией Локи всегда старался приукрасить правду комплиментом. А Тин плеснул цвергам в лицо помои гнусненькой правды, в которой через столько-то лет тому есть нужда?
Тин растерянно спустился с помоста: над своей историей он не одну ночь промаялся, рыская по древним рунам и расспрашивая стариков, видевших дни сотворения. Исследователь по натуре, Тин никак не мог примириться с позорным провалом: от него теснились прочь, как от зачумленного. Даже ближайший приятель лишь хлопнул по плечу, не рискнув сказать и единственного доброго слова. Тин почти плакал, смаргивая слезинки с редких ресниц.
Между тем его место занял соперник.
Этот рассказчик, чтобы казаться повыше ростом, подтащил деревянный чурбанок и взгромоздился на шаткое сооружение. Локи помолился про себя, чтобы его рассказ понравился цвергам больше: для задуманного ему было нужно, чтобы цверги хоть на минуту отвели глазенки от соколиного ожерелья.
Украсть его Локи решил, как только увидел: для Фригг он был способен и солнце с неба сорвать. Впрочем, однажды он так и сделал. Локи до сих пор краснел от стыда: асы и ваны, узрев здоровенного волчищу, проглотившего светило, сутки гоняли оборотня, так что Локи солнце пришлось выплюнуть. О происшествии мало кто знал, а знавшие помалкивали. Лишь смутные слухи о чудовищном волке, похитившем солнце, просачивались в иные миры: асам было как-то не по себе от мысли, что их собрат великий ас Локи способен на воровство. Но Локи считал, что позорно – не воровать, а дать себя поймать. Ожерелье, окутанное тайнами и, возможно, и впрямь сделанное гением, если и не принесет Фригг счастье, то, во всяком случае, обязательно понравится девушке. Даже скептичный ум Локи не мог не признать, что женское украшение, сделанное с любовью и талантом, было чудом, до сих пор невиданным. Нежная россыпь камней так и просилась на нежную женскую шею. Ну, а цвергам ожерелье, твердо решил ас, вовсе ни к чему.
Задумавшись, начало рассказа Локи пропустил. Но, кажется, сегодня цверги собрались лишь для того, чтобы похвастать своими могучими предками.
– … и была у Фира крепость на самой высокой горе, – вслушался Локи. – Нельзя сказать, что особо удобная туда вела дорога, да Фир и не ждал к себе гостей. Зато Фиру с его горы были видны все четыре стороны света. И, появись кто в предгорьях, Фир тут же узнавал об этом. Впрочем, появляться в краях могучего цверга мало кто рисковал.
Локи потер щеку: кажется, зуб, тихонько нывший еще с вечера, собирался здорово разболеться. Он смерил расстояние до алтаря и чуть придвинулся, спросив:
– О цверг! Но, если предки ваши были такие могучие и великие, то отчего вы – народец низкорослый и мелкий? – при этом ас оказался от ожерелья шагах в пяти. Ловкий маневр цверги приняли за нетерпение узнать истину; воинов в пещере вроде не прибавилось. А распорядитель, смиренно поклонившись, уважил великого Локи, пояснив:
