Сельма Лагерлёф - Новеллы
И вновь звучала песня: «Пан, ты — лесной властелин!»
Они отбросили все мысли о торговле. Они чувствовали, что стоят у порога жилища богов. Все мирские заботы оставили их.
И вдруг у устья одной из этих звериных троп…
Там стоял лось, королевский зверь с широким лбом и остроконечным лесом рогов.
На триреме воцарилось глубокое молчание. Опущенные в воду весла сдерживали ход. Сильвий Антоний поднялся со своего пурпурного ложа.
Все взоры были устремлены к лосю. Казалось, что-то виднелось у него на спине, но лесной полумрак и свисающие ветви не давали различить, что это было.
Огромный лось долго стоял, подняв морду и принюхиваясь к триреме. Наконец он, казалось, решил, что она не была враждебным предметом. Он сделал шаг в воду. Затем еще один. За его величественными рогами все яснее выступало что-то светлое и розовое. Может быть, лось нес на своей спине целую охапку диких роз?
Моряки сделали несколько осторожных движений веслами. Трирема направилась навстречу зверю. Она передвигалась как бы сама по себе все ближе к тростниковым зарослям.
Лось медленно заходил в воду, осторожно ступая, чтобы не увязнуть в корнях на дне реки. Теперь за его рогами было отчетливо видно лицо девушки, обрамленное светлыми волосами. Лось нес на своей спине одну из тех нимф, которые, как они полагали, непременно должны были существовать в этом первозданном мире.
Людей на триреме охватил священный восторг. Один из них, родом с Сицилии, вспомнил песню, которую пел в юности, играя на богатых цветами равнинах возле Сиракуз.
Он начал напевать:
Нимфа по имени Аретуза, нимфа, рожденная среди цветов,Ты, что блуждаешь под покровом лесов, белая, как лунный свет!
И когда закаленные в штормах мужчины уловили эти слова, они попытались приглушить подобный урагану гул своих голосов, чтобы спеть:
Нимфа по имени Аретуза, нимфа, рожденная среди цветов.
Отталкиваясь шестами, они все больше и больше приближались к тростниковым зарослям. Они будто не хотели замечать, что судно уже несколько раз коснулось дна.
А юная лесная дева играла с ними, прячась за рогами лося. Она то выглядывала, то скрывалась вновь. Она не удерживала лося, а вела его все дальше в воду.
Когда длинноногий зверь продвинулся вперед на несколько саженей, она ласково хлопнула его по спине, чтобы остановить. Она наклонилась и сорвала несколько кувшинок. Мужчины на корабле пристыженно смотрели друг на друга. Нимфа появилась здесь всего лишь для того, чтобы набрать белых кувшинок, качавшихся на речной воде. Она пришла не ради римских моряков.
Тогда Сильвий Антоний снял с пальца кольцо, издал возглас, заставивший нимфу поднять взор, и бросил кольцо ей.
Она протянула руку и поймала его. Ее глаза засияли. Сильвий Антоний бросил еще одно кольцо.
Она тут же кинула кувшинки назад в реку и направила лося дальше в воду. Иногда она его останавливала. Но тогда новое кольцо, брошенное Сильвием Антонием, манило ее вперед.
И вдруг она оставила все сомнения. На ее щеках появился румянец. Она стала приближаться к кораблю безо всякой приманки. Лось вошел в воду по самый хребет. Она была совсем рядом с бортом.
А там уже свесились через край матросы, чтобы помочь прекрасной нимфе подняться на корабль, если только она пожелает ступить на палубу триремы.
Но она не видела никого, кроме Сильвия Антония, который стоял, украшенный кольцами и жемчугами, великолепный, как восход солнца. И когда юный римлянин заметил, что взор нимфы обращен к нему, то перегнулся еще дальше, чем все остальные. Ему кричали, чтобы он был осторожнее, что так можно потерять равновесие и упасть в воду.
Но это предостережение было тщетным. Неизвестно, нимфа ли сильным рывком притянула к себе Сильвия Антония или как уж это произошло, но только он оказался за бортом раньше, чем кто-нибудь успел даже подумать о том, чтобы подхватить его.
Однако не было никакой опасности, что Сильвий Антоний утонет. Нимфа протянула свои бело-розовые руки и поймала его. Едва ли он даже коснулся поверхности воды. В тот же миг ее скакун повернул, понесся прочь по воде и скрылся в лесу. И громко звенел смех дикой всадницы, уносившей Сильвия Антония прочь.
Гален и его люди на мгновение застыли от ужаса. Некоторые, как при опасности на море, сбросили одежду, чтобы плыть к берегу. Гален удержал их.
— Без сомнения, это — воля богов, — сказал он. — Ради этого они через тысячи бурь пригнали Сильвия Антония Поппия к этой неведомой земле. Будем же радоваться, что мы стали орудием их воли! И не будем пытаться ей воспрепятствовать!
И моряки послушно взялись за весла и двинулись вниз по реке; под ритмичные удары весел они тихо затянули песню о бегстве Аретузы.
* * *Теперь, когда эта история окончена, путешественник, должно быть, понял то древнее наскальное изображение, которое ему показывали на земле великой Кунгахэллы. Он, вероятно, смог различить и лося с ветвистыми рогами, и трирему с длинными веслами. Не стоит требовать, чтобы он увидел там Сильвия Антония Поппия и прекрасную лесную королеву, ибо для этого нужно смотреть глазами старых сказителей.
Он поймет и то, что изображение создано самим юным римлянином и что так же обстоит дело с этой старинной историей. Сильвий Антоний слово в слово поведал ее своим потомкам. Он знал: им будет приятно узнать, что они произошли от известных всему миру римлян.
Но, конечно, чужестранцу необязательно верить в то, что какая-нибудь из нимф Пана бродила по этому речному берегу. Он может думать, что в первобытном лесу обитало дикое человеческое племя и что наездницей огромного лося была дочь короля, властвовавшего над этими бедными людьми. И что когда девушка увезла Сильвия Антония, она всего лишь хотела похитить его драгоценности. И что она вовсе не думала о самом Сильвии Антонии, она даже вряд ли знала, был ли он таким же человеком, как и она.
И путешественник, конечно, поймет, что имя Сильвия Антония не сохранилось бы до сих пор на этих берегах, если бы он все время оставался таким же глупцом. Путешественник сможет услышать о том, как преобразили юного римлянина несчастье и нужда, и как он из презираемого дикарями раба сделался их королем. Он был тем, кто первым подступил к первобытному лесу с огнем и сталью. Он возвел первый крепко срубленный дом. Он строил корабли и выращивал хлеб. Он положил начало великолепию великой Кунгахэллы.
И когда путешественник услышит об этом, он будет обозревать окрестности еще более радостно, чем прежде. Потому что хотя город и превратился в поля и луга, а на реке не увидишь парусов, эта земля все же дала ему возможность заглянуть в прошлое и глотнуть воздуха мечтаний.
МАРГАРИТА МИРОТВОРИЦА
(Перевод Д.Закса)
Что всполошило птиц в глухом бору?Зачем, шурша корой, скользнула белкаПо толстому стволу и замерла,Поднявши хвост, на самой нижней веткеИ смотрит вниз горящими глазами?И отчего так гулко впередиГрохочет, как крылатый гром, глухарь?Что зрят они? Ходившие по хворостКрестьянки возвращаются из леса,Крича наперебой, что там пред нимиПредстал прекрасный всадник с пышной свитой.Волненье в их глазах. Густой туманКлубится средь высоких красных сосен.
Им вслед бежит мальчишка-углежог,Он запыхался, торопясь в долину,Его глаза восторженно сияютНа вымазанном сажею лице.Чуть отдышавшись, он кричит: «Ликуйте!Принцесса едет. Только что я виделЕе со свитой на лесной дороге.И тихие лесные птицы пели,Ее завидев, и скользнула белкаВниз по стволу, чтобы ее узреть,И грохотал глухарь средь темных сосен.Ликуйте, люди! Радуйся, народ!»
Молчи, бесенок. Придержи язык.Не приставай с своею глупой сказкой.Молчи, пострел, коль жизнью дорожишь.С чего ты взял, что то была принцесса?То, верно, тролль. Принцесса не приедет.Господь с тобой, принцесса не приедет.
Молчи, пострел. Тебе ль дразнить несчастных,Живущих в злые годы на границеДвух королевств, чьи в распре короли?Мы как овца, которую от стадаОтбил медведь и подогнал к обрыву,Мы ежедневно видим, холодея,Жестокой смерти бледный страшный лик.
Мы знаем, что мерещится мальчишке.О прошлом годе шведский конунг Инге[15]И наш сосед, норвежский конунг Магнус,[16]Сойдясь у Кунгахэллы, сговорилисьКровавой распре положить конец.Король же Инге в упроченье мираПообещал не позже, чем весною,За Магнуса Норвежца выдать дочь.
Вот и твердит он, что принцесса едетВ Норвегию. Но мы не в силах веритьЕго рассказу о златой короне,О скакуне под пурпурной попоной,В нас больше нет надежды, веры нет.Всю долгую мучительную зимуМы просидели в низких темных избах.И в дыме, что всходил над очагом,Мы различали призраков зловещих,Вооруженных копьями, мечами,Несущих нам разор и смерть. Они жеВ кошмарных снах являлись нам. Казалось,Они, как волки, рыщут по округе,Вот-вот ворвутся под покровом ночиК нам во дворы и красных петуховПо крышам пустят, и в горящих избахНад трупами убитых разнесетсяПобедный клич дружинников хмельных.
В лесу, со свитой, в пышном одеянье?Молчи, молчи, не повторяй пустое!Пусть даже ветер, камень придорожныйТвоих речей не слышат безрассудных!Молчи, молчи! Ведь мы сойдем с ума,Коль тщетною обманешь нас надеждой.Ты видишь, в ожидании войныОдни из нас свои ларцы открылиИ раздарили нищим все добро.Другие же душистый мед и ястваПроели на пирах и смерти ждут,Погрязшие в грехах. Они трусливоСвои дворы опустошили сами,Забили скот и сено подожгли –Врагу здесь поживиться будет нечем.А третьи заперлись в своих домах,Как узники, как жалкие безумцы.
Мы слышали другое. Не о девах,Что проезжают с праздничною свитойНа радость кроткой живности лесной.Лишь злые вести, словно волчьи стаи,Здесь у границы бродят. Их добычаНе скот и скарб, а мужество и воля.Они последних сил лишают нас.Мы слышали о том, кто, дом покинув,В лесу скрывался и замерз до смерти,О том, кто стал убийцей, не щадяНи чад, ни жен, — а сам рыдал трусливо,Когда родные гибли сыновьяПод копьями дружинников жестоких,Еще о том, кто потерял рассудок,Из леса дым увидел и решил,Что дом его горит, а это детиЗажгли костер. Спаси нас всех, Господь.
Что? Кто еще с благой, но ложной вестью?А, мы узнали — то изгой, преступник,Надеется прощенье заслужить,Нам возвестив о радостном событье.Что ж, мир тебе, но мы тебе не верим.Не говори нам, что весна настала,Что выполнил обет король наш ИнгеИ Деву Миротворицу послал.Нам что весна, что осень — все едино.Мы по домам сидим и смерти ждем.И пусть весной не стает снег на пашнях,Их все равно не тронут наши плуги,И пусть дождя не собирают тучи,Здесь все равно зерно не прорастет.И не посеем мы, и жать не будем.Мы по домам сидим и смерти ждем.
Довольно сказок, брат. То не принцесса,То, верно, шайка викингов свирепыхПод злобный клич вот-вот ворвется к нам.Ты говоришь, она? Так покажи нам!Пусть явится вдруг на опушке леса,На скакуне под пурпурной попоной,Пусть заблестит жемчужная корона,Как свет надежды для усталых душ.
О Матерь Божья! Что это? Смотрите!Что это там в лесу? Смотрите зорче!Перед глазами прежде сотворивОт наважденья знаменье, вглядитесь!Там кто-то едет по лесной дороге,Под сводами густых и темных сосен,Как в подземелье. Это едет деваС роскошной свитой. Видите ее?Не тролль ли это? Не лесной ли морок?В колокола звоните и молитесьИ пойте благодарственные песни!Ах, лучше умереть нам, чем узнать,Что это лишь прекрасный сон, виденье,Возникшее пред воспаленным взором.
Прелестная, цветок зари весенней!Она все ближе, все ясней мы видим,Что это не туманный морок в чаще –То едет Маргарета. Славься, дева!Ты наконец пришла нам во спасенье,Ты величаво движешься в долину,Короною блистая золотой.Ах, дорогая, лик открой прекрасный,Не прячься под узорчатым покровом,Тебя укрывшим с головы до пят!
Спешите, люди! Доставайте плуги!Вот едет мир. Бросайте семя в землю,Голодный скот гоните на луга.Вот едет радость! Отпирайте двери,Выкапывайте спрятанные клады,Пусть девушки наденут украшенья,Пусть женщины возьмутся за шитье,Подальше спрятав мужнины доспехи.
Храни тебя Господь, о Дева Мира!Твой смирный конь ступает величавоПод драгоценной пурпурной попоной,С большим пером над гордой головоюИ с гривой, заплетенною в косицы,Звенящей ярким золотом колец.Храни тебя Господь, о красота,Пришедшая избавить нас от горя,Утешить наши бедные сердца!Храни Господь твой лик прекрасный, дева!Как, верно, будет счастлив конунг Магнус,Когда в объятья заключит тебя.
Как страстно б мы хотели, бедняки,Сполна вознаградить тебя за милость.Вот на дороге старый углежог:Дверь хижины его всегда закрытаДля ищущих пристанища в лесу.Тебя ж, о дева, приглашает в гостиИ угощает ягодой лесною.Вот дерево, стоявшее без листьев,Тебя завидев, раскрывает почки.Еще вчера холодная земляПеред тобой ковер цветущий стелет,И малое дитя тебя встречаетВенком благоуханным. Все кричат:«О, славься, Миротворица-принцесса!»Но этого так мало. Дай нам БогВознаградить тебя как подобает.
О, вытри, дева, слезы состраданья,Не плачь над нашей горестною долейИ не красней, прекрасная, при видеЛохмотьев наших, нашей нищеты.О нас сегодня не печалься, дева.Мы счастливы. С нас одного довольно:Твой видеть лик, твоей руки касатьсяИ ощущать, что здесь пред нами мир.Забудь о нас. Умчись мечтой счастливойПрославленному конунгу навстречу,Прислушайся к его прекрасным песнямИ мягкий шелк волос его ласкай.
Процессия меж тем уже в долине.Здесь впереди река, а за рекоюНорвежская земля. Там, в Кунгахэлле,Тебя встречает конунг — твой жених.Уже и там, на берегу норвежском,Тебя встречают крики ликованья,От праздничных огней рябит в глазах,И на дорогах, что с холмов окрестныхСпускаются на берег к переправе,Столь многолюдно, что издалекаПодумать можно, что дороги самиОжили, поползли вперед, как змеи,И «Славься, Миротворица!» кричат.
Что слышим мы? Подумай, Маргарета,Какой обет с твоих слетает уст?Захваченная общим ликованьем,Решила ты, что счастлив твой удел –Нести простому люду радость мира.От криков, пролетевших над рекой,Твоя душа исполнилась восторга,И, давши знак остановиться свите,Сдержав коня, поднявшись в стременах,Ты, словно ангел, с рвением священнымВоздела руки к небу и сказала(Нам те слова до смерти не забыть):«Покуда в сердце кровь не оскудеет,Покуда речь в устах не пресечется,Я буду охранять желанный мир!»И словно бы предчувствуя дурное,Заплакав, ты прибавила чуть слышно:«Хоть жизнью или счастьем заплачу».
Прочь мысли, Миротворица, дурные.Подумай о другом, смахни слезу.Взор обрати сюда. К тебе взываетМальчишка-пастушок. Он полон счастья.Он лучшее, что есть у бедняка,Тебе желает поднести в подарок:В честь красоты твоей споет он песню,Прекрасную и жалобную песнюО государе северной страны,Влюбившемся в восточную принцессу.
«Из-за нее ночамиЯ глаз сомкнуть не в силах,Ее красою смуглойПленен и очарован.Сама свою дружинуОна в походы водит,Матильда, чайка битвы,Восточная принцесса.
Что радость в дом приносит,Как не краса-супруга?Но нынче в поле, в доме,На тинге и в дороге,Во всякий час со мноюМоя печаль-кручина:Ведь ей не быть моею,Принцессе черноокой!»
Собравшийся в чужую ехать землюС охотою послушает любого,Кто может рассказать ему о ней.Так и тебе, наверно, было в радостьУзнать о том, как любят, как тоскуютВ стране, куда сейчас въезжаешь ты.Но ради счастья своего не вздумайРасспрашивать мальчишку-пастушка,Кто этот конунг. Ну а если спросишь,Заткни руками уши и не слушай,Как бойко он ответит: эту висуНорвежец Магнус написал, влюбившисьВ Матильду, императорскую дочь.
О дева, дорогая, свет наш ясный!Как побледнела ты от горькой вести.Ты говоришь: «Не я ему нужна,Восточная мила ему принцесса,Ведь обо мне не сочинил он вису,От уст к устам летящую по свету.Нет у него в душе любви ко мне».
Как ты бледна, как смотришь отрешенно!Куда рукой дрожащей направляешьУкрашенного пурпуром коня?Зачем сзываешь свиту? Что мы слышим?Ты говоришь: «Поедемте домой,Коль любите отца, молю вас, сжальтесьНад дочерью его, ведь вы узнали,Что не по мне тоскует конунг Магнус,В восточную принцессу он влюблен!»
Меж тем толпа у берега все гуще,Все громче слышны радостные крики:«О славься, Миротворица!»А за рекой, на стороне норвежской,Такая же толпа у переправыПодхватывает многогласным эхом:«О славься, Миротворица!»
Как изменился твой прекрасный голос,Как молишь ты: «О господа и дамы,Моим отцом и вашим королемВас заклинаю — повернем обратно,Не дайте состояться этой свадьбе,При мысли о которой так жестоко,Так жалобно сжимается душа».
А над рекой летит: «Принцесса, славься!»«О, славься, Миротворица!» — ликуетНа берегу собравшийся народ.Ты затыкаешь уши. Ты сердитоОт берега коня торопишь прочь.«Ах, пусть они умолкнут. Сколько можноОб этом мире мне напоминать!Да, я клялась. Но мира не убудетБез этой свадьбы. Разве конунг МагнусНачнет войну, узнав, что я не еду?Конечно, нет. Он будет только рад!»
По-прежнему вдали народ ликует,Но те, кто ближе, хмурятся и ропщут:«Куда ж ты, Миротворица, куда?»
Принцесса, слышишь, женщина седаяК тебе взывает в скорби и тревоге:«Неужто вновь придет война и насБез сыновей на старости оставит?»
Принцесса, слышишь скрип дверей и лязгОружия? На пашне бросив плуги,Крестьяне разбежались по домам,Чтобы достать мечи и копья. Слышишь?А это значит — в нынешнем годуОпять не ляжет семя в нашу землю,И наши дочери не выйдут замуж,И будут вновь гореть дома и села,И женщины поруганные наши,На выжженных рыдая пепелищах,Тебя, о Миротворица, помянут!
Подумай, что нас ждет, какое лихо!Наш скот и скарб расхитят и разграбят,А нас и наших родичей погубят.О Маргарета, смилуйся над нами,И будем век тебя благословлять!
Скачи домой, скачи по нашим спинам,Мы ляжем твоему коню под ноги,Послушай наши крики и припомни,В чем так еще недавно ты клялась.
Твои целуем руки, о принцесса!Не уезжай, не оставляй нас, дева,На поруганье, на разор и смерть.Ведь мы лишь просим, мы стоим смиренноИ вовсе не хотим тебя неволить,Ведь это только несколько несчастных,Скитающихся по лесу рабов,Для коих ты — последняя надежда,Теснят коня, вцепляются в поводья,И достают ножи из-под лохмотьев,И в то же время плащ целуют твой.
Ты гневаешься, ты сжимаешь хлыст,Кричишь в сердцах: «Уйдите! Прочь с дороги!»И сыплются удары на толпу.Но мы тебя не держим. Путь свободен.Ты в нас вселяешь страх. Твое лицоБезумной маской скорби и печалиИскажено. Скачи домой, принцесса.
Нам жаль тебя. Как скорбно ты глядишьНа дальние холмы, как будто к домуСтремишься, как к гнезду подранок… Полно…Скачи домой, утешь свою печальИ угаси огонь, в глазах горящийСтоль яростно, что слезы иссушил.
Но ты коня обратно повернула…
Ах, дорогая… Иль по доброй волеРешилась ты пожертвовать любовью,Чтоб утвердился благодатный мир?
Ах, славься, Миротворица! Мы видим,Как медленно коня ты повернулаИ шаг за шагом двинулась вперед.Посторонитесь, люди. Вашим счастьемНе оскорбите боль ее и горе,Неловким словом, бедную, не раньте,Пускай свой крест она несет одна.
Плывет паром, пересекая реку,На нем хладна, недвижна, МаргаретаПо избранному следует пути.Взгляни, о дева, на речную воду,Неумолимо льющуюся к морю,Взгляни на эти волны, что так кротко,Не ведая ни страха, ни сомнений,В его объятья страшные спешат.
И даже если встретят по дорогеПокойную, извилистую бухту,Ни на мгновенье бег свой не прервут.И даже если захотят вернутьсяК источникам лесным, журчащим мирно,Им это невозможно. Глянь, принцесса,И в их покорном, легком, кротком бегеТы свой удел увидишь. Им подобно,Ты призвана в раздоры бурной жизниНести смиренье, состраданье, мир.Ты избрана судьбой. Прими свой жребийИ понапрасну не скорби о нем.
Глянь, Миротворица, из КунгахэллыСо свитой гордых всадников прекрасныхТебе навстречу едет конунг Магнус.Сияет алый шелк его плаща,Лев золотой блестит на крепком шлеме,И знамя развевается над ним.Он сам подобен северному львуОсанкой величавою и гордой,Копной волос, спадающих на плечи,И пламенем воинственным в глазах.
Они спешат. Их кони пыль взметают.И вечером растянутые тениСкользят за ними следом по земле.Они спешат. Земля дрожит под ними.Смелей, о дева! Жениха встречай!Забудь о том, как страстно б ты хотела,Простившись с жизнью, броситься под этиМелькающие в воздухе копыта,Растоптанною быть и умереть.
Notes
