Нарты. Адыгский эпос - Автор Неизвестен
Брат замолк, сказала девушка:
— Хижоко Шужей, дорогой наш гость! Когда я вошла в кунацкую, я протянула между нами — между мной и тобой — платок. Это означало, что я обратилась к тебе с просьбой, а просьба моя была в том, чтобы ты выслушал моего брата без гнева, чтобы ты понял и по стиг наше горе…
Тогда заговорил Бадыноко:
— Я понял эту просьбу и, не зная еще, легко ли нам это будет, или тяжело, согласился ее исполнить. Потому я и сказал девушке, чтобы она не тревожилась. Теперь пусть назовут нам то место, где живут прокля тые великаны, и мы поедем.
— Будет это дело тяжелым или легким, оно касается меня одного, — сказал Шужей. — Из-за на шего молодого хозяина отец мой перенес много горя, а еще больше горя перенесла моя мать. Но раз хозяин возложил всю надежду на меня, и надежду эту лелеял с тех пор, как я находился во чреве матери, то я один исполню его просьбу. Назовите мне место, где обитают враги, и я тронусь в путь. Больше я ничего не скажу.
— Зато скажу я! — воскликнул Бадыноко. — С того дня, как мы выехали вместе на поиски твоего отца, я ни разу не покидал тебя. Не покину и теперь: я должен увидеть, Шужей, каков ты в бою с велика нами. Мы не знаем, где живут одноглазые, мы впервые в этих краях. Поэтому с нами должен отправиться молодой хозяин. Втроем и поедем.
— Я согласен, но при одном условии, — возвысил голос Шужей. — Мы поедем втроем, но дело решу один я: вы не должны помогать мне.
— Хорошо, — согласился Бадыноко, а молодой хозяин вышел из кунацкой и вскоре вывел во двор трех резвых коней, оседланных походными седлами. Де вушка привязала к седлам дорожные припасы. Ее браг вошел в кунацкую и сказал:
— Поедемте, друзья, если вы готовы.
Шужей посмотрел в окно и увидел, что на дворе нет его серого коня. Он спросил хозяина:
— Почему не оседлан мой конь?
— Не прогневайся на то, что я скажу, — ответил молодой хозяин. — Твой конь, родившийся на том бе регу моря, не одолеет наших дорог. Не одолеет он и коней одноглазых великанов. Мои кони — той же по роды, что и кони иныжей, поэтому я и оседлал их.
— Нет, — сказал Шужей. — Ты и Бадыноко сади тесь на этих оседланных коней, а для меня оседлай моего серого. Ни один конь не совершит того, что со вершит мой серый скакун.
Молодой хозяин открыл конюшню и вывел серого коня. В это время выбежал из конюшни и гнедой конь Бадыноко и вложил морду в руки своего хозяина. Бадыноко сказал, лаская коня:
— Поеду только на гнедом.
Молодой хозяин вынес седла Бадыноко и Шужея и сел на своего коня. Вскочили в седла и Бадыноко и Шужей, и трое всадников, простившись с девушкой, тронулись в путь.
* * *
Мало ли, долго ехали, а прибыли они к дому одноглазых великанов, притеснителей и разбойников. Дом был окружен изгородью из терновника. Молодой хозяин сказал:
— Здесь были убиты мои старшие братья, здесь томится в рабстве моя страдалица-мать. Пока иныжи разбойничают, моя мать, их рабыня, готовит им еду: целого быка. Бык должен быть готов как раз к приезду иныжей. Если мясо слишком горячо — одноглазые из бивают мою мать, если мясо остынет — избивают снова. А если одноглазые не насытятся — беда моей матери! А иныжи, съев в один присест тушу быка и несколько сотен пирогов, заваливаются спать. Пока они спят, мать снова готовит им пироги и тушу быка. Не поспеет мать, или мало будет мяса, — изобьют ее одноглазые. В та ких муках живет она, а я не могу ей помочь, и слезы душат меня.
Слова хозяина обожгли сердце Шужею. Он сказал:
— Войду в дом. Если одноглазые дома, то дело решится быстро. Если их нет — буду ждать. Если ты, Бадыноко, хочешь видеть, каков я в битве с иныжами, то отсюда ты хорошо увидишь.
Бадыноко возразил:
— Не считай мои слова обидой для себя, но одного я тебя не пущу. Мы поехали втроем, и втроем мы дол жны вступить во двор одноглазых. Я перескочу через изгородь первым, за мной — наш молодой хозяин. Мы найдем место, где нас не увидят, а мы оттуда увидим все. Потом перескочишь через изгородь ты, Шужей. И я обещаю: пока ты не позовешь нас на помощь, мы не вступим в битву.
— Твои слова, Бадыноко, для меня — закон! — сказал Шужей.
Когда его двое спутников перескочили через колючую изгородь и притаились в укромном месте, он переправился сам. Привязав серого коня к коновязи, он пошел к дому. Женщина-рабыня, находившаяся у очага, увидела его и воскликнула:
— Тха, владыка богов, зачем ты так наказал меня! Вот приехал молодой джигит, приехал, не зная, что попал в логовище иныжей. Как я накормлю его, если иныжи трясутся над каждым куском мяса? А не на кормлю его — позор мне, ибо разве можно не накор мить гостя?
Так горевала рабыня, подкладывая дрова в очаг. Подошел к ней Шужей. Она заплакала:
— Горе тебе, джигит, зачем ты явился сюда? Явился ты с целью или забрел сюда случайно, не зная, что попал к одноглазым великанам, разбойникам и при теснителям, страшным силачам? Чем я могу тебе по мочь? Если ты голоден и я дам тебе пирога, то иныжи изобьют меня: они знают, сколько пирогов я пеку каж дый день, и когда приезжают, то считают и пересчиты вают их. Горе тебе, джигит, горе и мне, рабыне!
— Не плачь, матушка, — сказал Шужей. — Я при шел сюда с целью. Я ищу как раз тех иныжей, о которых ты говоришь. Если счастье будет со мной, то я уничтожу притеснителей и верну тебя домой, к твоим детям, ма тушка.
— Ты меня назвал матерью, — сказала женщина, — и я тебе отвечу, как родному сыну: вернись обратно, сынок! Ты погибнешь от одного удара иныжа, как погибли шестеро моих сыновей, как погибло множество нартов, желавших вызволить меня из рабства. Ты еще совсем дитя, сын мой, и каково мне будет, когда тебя убьют на моих глазах? Пусть лучше умру я, старуха, чем ты, в расцвете сил. Вернись обратно, вернись не по дороге, а по бездорожью, чтобы не встретиться с одноглазыми, не то — погибнешь!
— Мать моя, — ответил Шужей, — я выслушал тебя. Теперь выслушай меня. Я как раз из тех, которые не бегут от битвы с врагом. Я не покину в страхе и втайне этот двор: я пришел сюда, чтобы измерить силу одноглазых.
Шужей воткнул в котел огромную двурогую вилку и достал оттуда целую ногу быка. Насытившись бычьей ногой и закусив пирогами, он бросил кости назад в котел и, в ожидании одноглазых, прилег в соседней комнате, на богатом ложе.
В полдень возвратились домой великаны. Весь последний переход они скакали с открытыми ртами: проголодались обжоры. Так, с раскрытыми ртами, они и въехали во двор. Каждый увидел своим единственным глазом серого коня Шужея. Они подумали:
"Конь — не нашей породы, но мы эту породу знаем. Кто же сидит на коне? Не сын ли нашей рабыни приехал, чтобы побыть с матерью? Это хорошо; будет у нас второй повар!"
Вошли одноглазые в дом и увидели: лежит на их ложе какой-то нарт, лежит, будто не видит их. Младший великан, самый большой обжора, побежал к очагу, а старший крикнул:
— Эй, малыш, откуда ты взялся? Ты занял нашу коновязь, вошел без спросу в наш дом и развалился на нашем ложе. Ты глуп, что ли? Не слыхал разве о нас, о братьях-иныжах?
Пока он так кричал, вернулся младший иныж. Рот его был раскрыт, единственный глаз пылал. Он крикнул:
— Кто-то съел наши пироги, съел целую ногу быка, а кости бросил обратно в котел. Рабыня наша не осмелилась бы так поступить. Вот виновник! — и он показал на Шужея.
— Слушай ты, малыш! — разозлился старший. — В своем ли ты уме? Как это ты вздумал расковырять нашу еду? Ты своими руками вынесешь со двора навоз от твоей грязной лошади!
Хижоко Шужей, не вставая с места, ответил твердыми словами:
— Вы думаете, иныжи, что если вы сильны, то вам должны принадлежать горы и долы? Если вы нена сытны, то должны грабить и убивать людей? Я не заблу дился, когда забрел к вам. Я прибыл с целью. А ка кова эта цель, я скажу вам, когда вы поедите: иначе вы все равно ничего не поймете, — знаю вас, обжор! Идите наполните свое брюхо, а потом приходите ко мне. Пого ворим.
Одноглазые пришли в ярость, крикнули:
