Сага о Вигдис и Вига-Льоте - Унсет Сигрид
И показалось тебе достаточным извинением явиться ко мне и предложить уехать с тобой в Исландию, а когда не приняла я с благодарностью твоего предложения, то взял ты в жены другую девушку, подходящую тебе по красоте и богатству. А я тем временем не знала, что ответить своему отцу, когда он ругал меня, и своему ребенку, который спрашивал об отце, ибо никогда не смогла я рассказать, как поступил ты со мной. И злом ты платишь всем тем, кто любит тебя, Льот, и правда то, что ужасный ты человек.
Льот был бледен, как снег, когда отвечал:
— Более метко бьют твои слова, чем нож при последней нашей встрече. И с радостью расстался бы я сейчас с жизнью, чтобы утешить тебя — и все же скажу я тебе, Вигдис, что горе мое не меньше твоего, ибо не знаешь ты, что значит жить и тосковать по самому любимому человеку.
— Правда твоя, — отвечала она, — и не знаю я о любви больше того, чему научил ты меня в тот вечер в лесу, и боялась я с тех пор каждого мужчины, который приближался ко мне.
Тогда Ульвар сказал:
— На беду довелось вам встретиться — но не забудь, мать, что спас он мне жизнь и относился ко мне с великой любовью. — И тут он заплакал.
Вигдис посмотрела на сына и сказала:
— А не забыл ли ты, что обещал однажды отомстить за меня?
Льот сказал:
— Я думал, что можем мы помириться ради Ульвара, но теперь понимаю я, что не можешь ты простить меня — слишком много зла я тебе причинил. И уеду я туда, откуда приехал, но Ульвар наследует все мое богатство.
Вигдис закричала:
— Однажды ты уже отнял все у меня, и теперь вновь ты хочешь ограбить меня. И отдала я на растерзание волкам и орлам ребенка, которого ты вынудил меня вынашивать — наши трелли нашли его и сохранили ему жизнь. А потом наступило время, когда пожалела я его, ибо был он таким же беспомощным, как и я перед тобой. Я спасла мальчика и сама стала увечной, но я воспитала его и любила все восемнадцать лет, а теперь являешься ты и хочешь отобрать его у меня.
— Не хочу я отбирать его у тебя, — отвечал Льот, — с тобой он останется и тебя станет слушать, ибо нет у меня никаких прав на него — но должна ты знать, что люблю я его, я тоже сделал бы для него все, что смог, и не увижу я его никогда больше.
— Ничего не хочу я делить с тобой, — сказала она и подняла изувеченную руку, — и не хочу делить с тобой ребенка. Выбирай, Ульвар, с кем из нас ты останешься.
— Не могу я сделать такой выбор, — сквозь рыдания ответил Ульвар.
— Тогда выбрал ты Льота, — сказала мать и пошла к двери. Ульвар бросился за ней и обнял ее.
— Куда идешь ты, мама?
Она ответила:
— Не знаю. Но было бы лучше, если бы оба мы не пережили той ночи в лесу, чем сидеть мне и вспоминать в старости тот день, когда бросил ты меня ради этого человека. И сдается мне, что похож ты на своего отца, и не удивляет меня, что выбираешь ты его.
— Мать, — крикнул сын, — известно тебе, что сделаю я все, что ты пожелаешь, и никогда больше не хочу я его видеть.
— Не знаю, мать ли я тебе, — ответила она, — и не похож ты на меня, ты, которого вынашивала я в ненависти и позоре, а похож больше на Осу и рабов; тут же склоняешь ты голову перед тем, кто сильнее тебя.
Тогда подошел к ним Льот и дрожащим голосом произнес:
— Не знаю я, мой ли ты сын или Коре из Грефсина, но сделай так, как того хочет твоя мать, Ульвар.
Обернулась тут Вигдис к Льоту, но взял он за руку Ульвара и вывел его во двор.
XLVI
Льот и Ульвар ехали молча вниз по холму по лесу. И не смотрели друг на друга. Но, наконец, Ульвар проговорил:
— Не думал я, что расстанешься ты с матерью, ведь ты и так постыдно вел себя с ней.
— Она сама того хотела, — заметил Льот. — Но будет на этот раз правильно, если случится все так, как она того желает.
Тут он спрыгнул с коня, привязал его, взял свой меч и щит и предложил Ульвару сделать то же самое. Льот сказал, что недалеко тут роща и туда они могут направиться, потому как никто им там не помешает. Ничего Ульвар ему на это не ответил, но пошел следом, и так шли они некоторое время по снегу.
И когда пришли они в рощу, выбрал Льот подходящую для поединка поляну. Льот ударил первым и попал по щиту Ульвара. Тогда тот сказал:
— Раньше доводилось мне видеть и удары получше, Льот.
— Я устал и соблюдал пост, — ответил тот. — А ты молод и силен. И руби сильнее, ибо не буду я поддаваться тебе — а желание Вигдис, наконец, исполнится, и состоится поединок, которого она хотела.
Тут Ульвар нанес удар, а Льот отбросил в сторону щит и схватился обеими руками за меч, и меч Ульвара попал ему в левое плечо, рука упала вниз, а сам Льот отшатнулся и прислонился к дереву. Ульвар отбросил меч и щит, когда увидел, что Льот истекает кровью, побледнел и сказал:
— Хватит и этого. Больше не хочу я сражаться.
— Нет, — отвечал Льот и упал на колени. Ульвар стоял теперь лицом к солнцу и не видел, что случилось. А Льот взял свой меч и воткнул его рукоять между коленей клинком вверх. И бросился он грудью на острие и упал на бок на снег.
Ульвар подбежал к Льоту, склонился над ним и, приподняв его, усадил у камня. И сказал тогда Ульвар:
— Никогда не стал бы рубиться с тобой, если бы не упомянул ты Коре из Грефсина.
Льот улыбнулся перед смертью и ответил:
— Об этом я и подумал, и потому сказал. Но не печалься об этом, ибо сам я хотел такого конца. И дай тебе Бог, сын, чтобы не наследовал ты нашего несчастья. И сделай так, как того хочет твоя мать. И давно уж хотелось мне, чтобы моя голова полежала у нее на коленях.
И сразу же после этих слов он умер.
XLVII
Вигдис ходила взад-вперед, она закуталась в шаль, а потом сбросила ее, хотя от мороза в доме были покрыты инеем стены. И вот, наконец, села она у очага, но тут же вскочила и подошла к двери, остановилась на пороге и стала смотреть вдаль, а красное солнце медленно опускалось в морозный туман.
И тут увидела она на опушке леса всадника и узнала Ульвара. Он ехал один и очень медленно — и задрожали у нее ноги; она вошла в дом и села у огня.
Она не смогла поднять головы, когда Ульвар открыл дверь. В руках у него был сверток, который он положил ей на колени, а сам прошел дальше, в спальню, не останавливаясь и не говоря ни слова. И он запер дверь изнутри.
Вигдис сидела и осторожно ощупала то, что лежало у ней на коленях. Нечто было завернуто в красный шелковый плащ, и она сразу его узнала. Это был тот плащ, что она когда-то вышила и подарила Ветерлиде сыну Глума. Он замерз, и слипся, и затрещал, когда она захотела размотать его. Поэтому Вигдис решила подождать и продолжала сидеть как прежде. Но через некоторое время плащ оттаял, и с него полились вода и кровь и намочили ее платье. Тогда она развернула плащ и увидела голову Льота.
Сначала увидела она обрубок шеи, а затем перевернула голову Льота и посмотрела на его лицо. Волосы упали на лоб и прилипли к коже; она отвела их в сторону и вытерла кровь плащом. И один раз провела она рукой по его губам — и показались они ей тонкими и жалкими, голубые на сером лице. Она пальцами разлепила ему веки и посмотрела в его глаза, но были они мертвые и глупые. И она закрыла их вновь.
И вспомнила она, как сидела над Эйольвом сыном Арне — тогда познала она сладкий вкус крови, которая сняла боль ее страдающего сердца. И чем дольше смотрела она на голову Льота, тем тяжелее становилось у нее на душе; и было лицо его старым и несчастным, и показалось ей, что эта жалкая седая голова никак не может быть вирой за позор ее — и уж никак не стоит того, чтобы могла сказать она, что ради этого момента она страдала и горевала все эти годы.
Вигдис прикрыла голову плащом и положила ее у своих ног. Она встала и направилась к двери Ульвара; она позвала его, но не получила ответа. Она подождала немного, а потом вновь позвала, и вновь не получила ответа; тогда пошла она и села, сложив на окровавленных коленях руки.