А. Немировский - Мифы и легенды народов мира т. 2 Ранняя Италия и Рим

Погруженный в молчание лагерь троянцев, казалось, застыл в своей гордой и одинокой обреченности, вокруг же него трепетала огнями и полнилась пьяными криками вся равнина, от блестевшей под луной полосы Тибра до зазубренной кромки леса. Турн роздал своим воинам вино и приказал разжечь костры. Притаившимся на валу троянским часовым были слышны песни, и они могли бы их понять, не будь чуждым их язык. До них доносился дразнящий запах поджариваемой дичи.

Но дух осажденных не был сломлен, словно бы над ними и во мраке витала мать Энея Венера, внушая им надежду и бодрость. Асканий вместе со старцами Алебом и Мнесфеем уединились, чтобы обсудить план ближайших действий. За полночь в шатер донесся шум шагов. Асканий отодвинул полог.

– А, это вы, Нис и Эвриал! – воскликнул Асканий. – Почему не спите после караула? Или что-нибудь случилось?

– Все спокойно, – ответил Нис, переминаясь с ноги на ногу, – мы подумали…

– Мы решили, – вставил Эвриал.

– Да, мы решили, – перебил Нис, – предложить нашу помощь. Видели мы, что в одном месте ранее других погас костер. Там лощина, и мы проползем незамеченными к реке, а оттуда камышами пройдем к лесу. Мы отыщем Энея. Мы весть ему принесем, что лагерь в осаде.

При слове «Эней» из шатра вышли старейшины. На плечах Мнесфея желтела львиная шкура.

– Вы хорошо придумали, юноши, – протянул Алеб. – Но ведь леса здесь огромны и полны диких зверей. Не зная дороги, заблудиться легко, пропасть ни за что.

– Лес нам этот знаком, – возразил Эвриал. – Охотясь за дичью, мы прошли его вдоль и поперек. Рутулы сами здесь чужаки. Они заблудятся, а не мы.

– Я вам верю, – молвил Алеб. – С такими, как вы, храбрецами можно дождаться Энея.

– Да! Да! Это так, – подхватил Асканий. – Идите, и пусть вас хранят боги. Отыщите моего отца. И помните, судьба новой Трои в ваших руках. Я же, поверьте, не останусь в долгу.

– У меня есть просьба, – проговорил Эвриал почти шепотом. – Я один у матери. Она спит, не зная, что мы решили. Мне не вынести ее слез. Уйду не простившись. Возьми, Асканий, о ней заботу. Вот что я хотел сказать.

– Я исполню все, что достойно ваших деяний, друзья, – сказал Асканий с дрожью в голосе. – Вот вам залог.

Он передал Эвриалу продолговатый предмет. В лунном свете стали видны ножны из слоновой кости удивительной критской работы.

– Это дар моего деда Анхиза, – пояснил юноша. – Вы его достойны.

Эвриал вытащил клинок и с благоговением приложился к металлу халибов губами.

Мнесфей снял с себя шкуру и со словами «льву львиное» накинул ее на плечи Ниса.

Друзья перемахнули в темноте через ров и поползли к вражескому стану. Италийцы лежали в тех позах, в каких их застиг сон, – кто в обнимку с винной амфорой, кто с игральной костью в кулаке. Над рекой стояли колесницы дышлами вверх. Фыркали распряженные кони. Не удержались лазутчики при виде дорогого оружия. Прикончив его обладателей, троянцы прихватили трофеи и двинулись к лесу. При этом успел Эвриал надеть на себя вражеский шлем.

В это время из Лаврента к Турну двигался конный отряд во главе с отважным Вольсентом. Шлем Эвриала, предательски блеснув, обратил на себя внимание. С криком латиняне ринулись в погоню за юношами, поняв, что это враги.

Лес, принявший Ниса и Эвриала, был огромен и страшен своей темнотой. Колючие ветви хлестали по бокам и старались вырвать из рук беглецов их добычу. В непролазной чаще редко виднелся просвет. Крики погони раздавались с разных сторон. Видимо, недруги спешились и рассыпались по знакомым им одним тропам. К тому же мешала добыча.

Во мраке друзья потеряли друг друга. Оказавшись в безопасном месте, Нис хватился Эвриала и двинулся на его поиски. Ориентируясь по крикам, он набрел на поляну и сквозь кусты увидел Эвриала в окружении врагов. Пытаясь его освободить, он погиб и друга от смерти не спас, но лег на тело его своим израненным телом.

И снова Аврора, поднявшись с шафранного ложа, пролила на земные просторы зарево первых лучей. Троянские стражи со стены взглянули на ров и увидели на его насыпи копья, на них же две головы в засохшей черной крови. И вестница горя Молва тотчас на крыльях своих облетела лагерь троянцев, повергнутый в трепет, и застала несчастную мать Эвриала за прялкой {224}. Покатился моток, распуталась пряжа, выпали спицы из рук. Несчастная с пронзительным воплем к валам понеслась, терзая седины и плачем наполняя землю и небо:

– Тебя ли я вижу, мой сын, опора старости поздней?! Из Трои горящей ты рядом со мною бежал! Ради кого не осталась в Тринакрии я? Как мог ты покинуть меня, не простившись?! Напутственных слов ты моих не слыхал, идущий на верную смерть. На поле чужом добычей ты стал прожорливых псов и птиц италийских. Мать к погребению тебя не снарядит, глаз не закроет, ран не омоет, не покроет одеждой, которую ткала ночами и днями. Где отыскать твое тело? Не для того за тобой по морям и по суше скиталась! Вот я, рутулы. Если жалости капля в жестоких душах у вас сохранилась, цельте копья в меня! Окажи мне милость, небесный родитель! Сверху направив перуны, меня порази, ибо жизнь, для меня ненавистную, не могу оборвать я иначе.

Стон катился по рядам фригийцев. По совету Илионея {225} и Юла, который не смог рыданий сдержать, воины подняли мать и на руках в шатер ее понесли.

Турн, окрыленный удачей, воинству приказал начать на лагерь атаку. К стенам бойцы подступили, засыпая рвы и окопы. Сверху на них троянцы валили огромные камни, круша черепаху, какую италийцы сложили из медных щитов.

Над лагерем возвышалась деревянная башня. Долго италийцы к ней подбирались и гибли под градом камней, пока Турн пылающий факел не зашвырнул прямо в бойницу. Пламя, раздуваясь от ветра, охватило строение. Защитники, от огня убегая, скопились в месте одном, и рухнула башня. Казалось, что вскоре ее судьбу разделит весь лагерь.

К стенам тогда подошел Нуман, Турна сородич, и к троянцам, стоявшим на стенах, обратился с такими словами:

Снова вы под защитою стен, завоеванные дважды, и стыд вас даже не гложет, что скоро и эту потеряете крепость. Сами ли вы решили отнять невест наших си лой? Или какой-нибудь бог на погибель вас надоумил? Нет, не надейтесь найти здесь разбогатевших Атридов и Одиссея речистого, который прославлен притворством. Племя суровое мы. В реках студеных мы купаем младенцев, их для битв закаляя. Рыщем в лесах мы с малолетства, коней укрощая, и стволы молодые сгибаем для луков. Мы довольны немногим и бедную землю скребем деревянной мотыгой. У нас не знает покоя посвященное Марсу железо. Поздно пришедшая старость не ослабляет наши тело и душу. Шлем из коры покрывает наши седины. Любо добыть нам трофей варварским, залихватским набегом. Вам же праздность сестра. Ваши одежды блистают шафраном и пурпуром царским. Длинны их рукава. Душе вашей дороги пляски. Фригиянки вы, а не фригийцы! Что ж! Отправляйтесь на пир, куда зовут вас тимпаны и флейты двойные Идейской богини. Смирясь перед нашим оружьем, нам войну предоставьте.

Атака крепости (черепаха).

Со стены этой речи нехитрой Асканий внимал. До той поры юноша знал одну лишь охоту. Впервые стрелу он направил не на зверя, на мужа. Обратившись к Юпитеру с мольбою дать ему меткость, за это он ему быка обещал белого в жертву. Внял небесный отец, и лук загремел смертоносный. Стрела пробила Нуману висок, и он не услышал слов, какие ему предназначены были. Но их услышали и фригийцы, и италийцы.

– Что ж! Издевайся теперь над нашей отвагой. Вот вам ответ завоеванных дважды.

Плыл между тем, возглавляя суда тирренов, Эней по морю ночному. Он сидел на корме, рядом с Паллантом, к нему прильнувшим. Тархон, у кормила стоящий, начал рассказ о тех, кто решил помочь троянцам в войне против Турна.

– Видишь ты сразу за нами плывущее огромное судно? Нос его медный, поднятый над волнами, изображает тигра в прыжке. Ведет его Массик {228}, с ним вместе клузийцы {229} и воины Козы {230}, прославленные стрелки из лука. Рядом с «Тигром» плывет «Аполлон», украшенный фигурою медной бога искусной работы. На палубе рать Абанта из Популонии {231} и с острова Ильвы {232}. На нем добывают руду и, выплавляя ее в печах, получают металл смертоносный, носящий имя халибов. Третий корабль ведет Азил, искусный в гаданиях. Внятен ему язык пернатых, знаки небесных светил и молний понятны ему. Тысячу смелых бойцов дала ему Пиза {233}. Ее основали в нашей земле пришельцы с берегов Алфея. На кораблях, какие скрыты во мраке, бойцы Астира, родом из Цер, с берегов Миниана, из Пирг и туманной Грависки {234}. Есть среди них и Купавон {235}, приведший отряд числом невеликий. На голове у вождя укреплены лебединые перья в память о преступной любви, о Кикне, который, узнав о гибели Фаэтона, среди его сестер, в тополя превращенных, изливал свою скорбь в песне предсмертной. За плечами его выросли крылья, и все тело мягким пухом покрылось. От земли оторвавшись, петь продолжая, он ринулся к звездам. Вот в память о нем и носит Купавон перья. Сам он и рать его на корабле с изваяньем кентавра.