Валерий Демин - Гиперборейские тайны Руси
Механизм этого явления, срабатывающий на протяжении жизни нескольких поколений, хорошо иллюстрирует одна мансийская легенда, касающаяся лебедя и его тотемических функций. Лебедь, повествуют сказители, был когда-то человеком, но затем из-за вражды между людьми он стал просить Бога превратить его в птицу. Желание было исполнено, и таким образом появился лебедь. Он же был сначала и царем всех птиц, а орел служил при нем князем. Впоследствии царская власть перешла журавлю, так как лебедь не умел вовремя кричать. И так далее – пока царем не стал орел. Из этой северной легенды видно, как происходила смена и доминирование тех или иных тотемов внутри одной народности при естественной родоплеменной дифференциации.
То же можно сказать и о русской сказке о Трех царствах, в которой есть странноватый для современного читателя персонаж Ворон Воронович. Он – действующее лицо и ряда других волшебных сказок, где выступает то в обличье гигантской птицы, способной унести в когтях похищенную жертву, то в облике человека, в которого превращается, «грянувшись об пол». В популярной сказке «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» это существо действует вместе с небесными светилами, более того, считается их братом.
Эта космическая ипостась Ворона становится понятной, если обратиться к еще более глубоким пластам человеческой культуры, к тем временам, когда мифологическое мировоззрение протоэтносов было общим. Хотя ворон распространен по всему миру (причем, чем ближе к экватору, тем более растет число этих птиц), сакрально-мировоззренческое значение он приобрел лишь в северном полушарии, где эта птица живет оседло. В мифологическом представлении большинства народов Северной Евразии и индейцев Америки ворон не просто положительный фольклорный образ, но и первопредок, даже первотворец Вселенной. Одновременно он и классический герой-трикстер, то есть обманщик, способный на любую хитрость (рис. 31). Отголоски подобных же мифологических представлений и архаичных верований содержатся и в космизированном образе русского Ворона Вороновича. Однако по прошествии многих веков и тысячелетий с ним, по всей видимости, произошло то же, что и с Кощеем Бессмертным. С распадом былой этнолингвистической и социокультурной общности образ Ворона получил негативную трактовку, которая еще более усилилась с обособлением славянского этноса и с последующим выделением из некогда единого славянского субстрата самостоятельных племен и народов.
Рис. 31. Ворон Кутха. Иллюстрация Евгения Рачева к ительменьской сказке
По воззрениям славян, ворон – хотя и вещая[24], но одновременно и «нечистая», даже зловещая птица, предвестница войн и спутница смерти (рис. 32). Сакральная мудрость ворона (чему не в последнюю очередь способствовало его умение подражать человеческому голосу) так же бесспорна, как и его долголетие (считается, что он живет не менее трехсот лет). По народным поверьям, ворон обладает колдовской, магической и гипнотической силой. Как говорится в сказке о Трех царствах, «он и хитёр и мудёр». В прошлом широко было распространено гадание по крику ворона или вороны. Древние греки различали 64 оттенка карканья, включая направление. Так, вороний крик считался благоприятным, если раздавался слева, сзади, сверху или парное число раз; и неблагоприятным, если раздавался справа, спереди, снизу или один – три – пять раз. Русские, должно быть, уже в древности утратили эту общеиндоевропейскую мудрость: по народному убеждению, воронье карканье не сулило ничего хорошего, откуда бы оно ни раздавалось. Отсюда дожившие до сего дня полушутливые-полуопасливые предостережения докучливому советчику или доморощенному прорицателю – «не каркай!», а также досадливое резюме в случае постигшей неудачи – «ну вот – накаркали!».
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Нельзя не отметить также и начатое еще в 1988 г. издание 20-томной «Библиотеки русского фольклора», построенной по тематическому принципу, однако к настоящему времени в связи с изменением общей ситуации в стране эта исключительно интересная серия далека от завершения.
2
Подходила тут вода да синеморская,Поднимала тут вода все зелены луга,А стоял тут Лука да по колен воды,А стоял тут Лука да до пояс воды,А стоял тут Лука да до грудей воды.Подносило тут колоду водоплавную —А заскакивал Лука да на колодину.Относило колоду да во синё морё,Переносило колоду да за синё морё —Подносило ей под горы Сарочинские<…>
Сотворим-ко-сь мы с тобой любовь телесную,А телесну любовь со мной, прилесную,Кабы вывьём мы с тобой, право, тепло гнездо,Кабы выведём с тобой да мы малых детей…
3
Более подробно об античной Гиперборее и истории вопроса в целом – см. преамбулу к 3-й части настоящей книги.
4
Имя Люцифер (дословно «Носитель света») лишь в иудаистическо-христианской традиции приобрело негативный смысл, сближающий Светоносного ангела, антагониста Бога Иеговы, с дьяволом или сатаной. В действительности образ Люцифера более многогранен и архаичен. Он восходит к доветхозаветным знаниям об одном из главных светил на небосклоне – Утренней звезде (по-русски – Денница, по-научному – Венера). Представления о Люцифере как низвергнутом сопернике Бога (первоначально не уступавшем ему по могуществу и занимавшем в политеистическом миросозерцании равное, если не главное, место среди сонма светоносных божеств) повлияло на развитие мировой культуры: достаточно вспомнить мистерию Байрона «Каин», где Люцифер предстает отнюдь не как отрицательный персонаж.
5
Все фольклорные тексты или их фрагменты в настоящей книге приводятся в точном соответствии с публикацией и первозаписью. Язык сказителей подчас более чем непривычен для современного восприятия. Но таков исконно народный язык – безотносительно к тому, на каком диалекте пелась былина или рассказывалась сказка. И мы можем увидеть, насколько литературный язык отличается от своего исконного первоисточника.
6
Данный вывод базируется на разделяемой мной теории моногенеза языков, которую я неоднократно освещал в предыдущих книгах (например, «Тайны русского народа», «Загадки Русского Севера», «Гиперборея: исторические корни русского народа», «Русь нордическая» и др.), к ним и отсылаю интересующихся или сомневающихся читателей. Данную теорию обосновывали многие выдающиеся лингвисты как на Западе (А. Тромбетти в Италии, Х. Педерсен в Дании), так и в России (Н.Я. Марр, В.М. Иллич Свитыч и др.). Лингвистическая теория академика Марра по другому именовалась яфетической, а учение в целом – яфетидологией. (Само понятие «яфетические языки» было введено в научный оборот еще Лейбницем.) Вполне научный и широко распространенный до спровоцированного Сталиным погрома ученых языковедов термин является производным от имени Иафет – сына библейского патриарха и праотца Ноя. В то время имя Иафета писалось как Яфет (в древнерусском написании – Афет). С ним сопряжено имя древнегреческого титана Япета, отца Прометея. Названные имена мифологемы – отзвуки не дошедшей до нас в виде письменных источников далекой предыстории человечества, связанной с последним глобальным геофизическим, гидрологическим и климатическим катаклизмом, известным в обиходе по емкому понятию «всемирный потоп». Вот почему яфетидология как обобщенная концепция (не узколингвистическая в марристском понимании, но широкая, учитывающая многообразные данные науки и культуры) вполне заслуживает возрождения и всемерного развития.
7
Пропп был простодушно уверен, что тем самым он раз и навсегда разрешил все проблемы и ответил если не на все, то, по крайней мере, на главные вопросы. Вот ключевой вывод и кульминация книги маститого автора: «Здесь дается историческое объяснение тому явлению, которое всегда считалось трудным для объяснения, явлению всемирного сходства фольклорных сюжетов. Сходство это гораздо шире и глубже, чем это представляется невооруженному глазу. Ни теория миграции, ни теория единства человеческой психики, выдвигаемая антропологической школой, не разрешают этой проблемы. Проблема разрешается историческим изучением фольклора в связи с производством материальной жизни. Проблема, считавшаяся такой трудной, все же оказалась разрешимой…» Ну и что, уяснил хоть кто-нибудь из приведенной фразы «исторические корни волшебной сказки»?
