Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас
27. Существенно заблуждаются те, кто считает вспыльчивость и упрямство признаками силы. Кто подвержен припадкам судороги, тот несилен, хотя требуется шесть человек, чтобы сдержать его. Тот силен, кто может тащить, не спотыкаясь, самый тяжелый груз. Это мы должны помнить всегда, в особенности в теперешние крикливые дни. Кто не умеет молчать, пока не настает пора говорить и действовать, тот не настоящий человек.
28. Разве мысли, истинный труд, всякая высокая добродетель – не дети страдания? Словно рожденные из черного вихря. – Истинное напряжение, подобное усилиям узника вырваться на свободу, – вот что такое мысль. Мы совершенствуемся путем страданий.
29. При каких обстоятельствах приходится иногда мудрости бороться с глупостью и убеждать глупость, чтобы она согласилась на защиту мудрости!
30. Жизнь великого человека – не веселый праздник, а битва и поход, борьба с властелинами и целыми княжествами. Его жизнь – не праздная прогулка по душистым апельсиновым рощам и зеленым цветущим лугам в сопровождении поющих муз и румяных гор9, а суровое паломничество через знойные пустыни, страны, покрытые снегом и льдом. Он странствует среди людей. Он любит их неизъяснимой, нежной любовью, смешанной с состраданием, любовью, какой они ему не могут ответить. Но душа его живет в одиночестве, далеких областях мироздания. В зеленых оазисах, тени пальмовых деревьев у ручья отдыхает он на мгновение, но долго оставаться там не может, гонимый страхом и блеском, дьяволами и архангелами. Все небо сопровождает его. Весело сияющие звезды посылают ему вести из неизмеримости. Могилы, молчаливые, как скрытые в них покойники, – говорят ему о вечности.
О мир, как тебе застраховать себя от этого человека? Ты не можешь нанять его за деньги и не можешь также обуздать его виселицей и законами. Он ускользает от тебя, подобно духу… Его место среди звезд на небе. Тебе это может казаться важным, представляться вопросом жизни и смерти. Но ему безразлично, дашь ли ты ему место в низкой хижине на то время, пока он живет на земле, или отведешь ему помещение в своей, столь громадной для тебя башне. Земные радости, те, которые действительно ценны, не зависят от тебя или от твоего содействия. Пища, одежда и вокруг уютного очага души, любимые им, – вот его достояние. Он не ищет твоих наград. Заметь, он и не боится ни одного из твоих наказаний. Даже убивая его, ты ничего не добьешься. О, если бы этот человек, из глаз которого сверкает небесная молния, не был насквозь пропитан Божьей справедливостью, человеческим благородством, правдивостью и добротой, – тогда я дрожал бы за судьбу мира. Но сила его, на наше счастье, состоит из суммы справедливости, храбрости и сострадания, живущей в нем. При виде лицемеров и выряженных стараниями портного высокопоставленных шарлатанов глаза его сверкают молнией; но они смягчаются милосердием и нежностью при виде униженных и придавленных. Его сердце, его мысли – святилище для всех несчастных. Прогресс обеспечен навсегда.
Но имеешь ли ты представление о том, что такое гениальный человек? Гений – «вдохновенный дар Божий». Это – бытие Бога, ясно выраженное в человеке. Более или менее скрытое в других людях, оно в этом человеке заметнее, чем в остальных. Так говорит Мильтон, а он должен был в этом что-нибудь понимать. Так говорят ему в ответ голоса всех времен и всех стран. Тебе хотелось бы общаться с таким человеком? Так будь действительно подобен ему. В твоей ли это власти? Познай себя и свое настоящее, а также и кажущееся место и познай его и его настоящее и кажущееся место и действуй сообразно со всем этим.
31. Голод и нищета, опасности и поношения, тюрьма, крест и кубок с ядом – вот что почти во все времена и во всех странах было рыночной ценой, предлагаемой миром за мудрость, – тот доброжелательный прием, который он оказывал тому, кто приходил, чтобы просветить или очистить его. Гомер, Сократ и апостолы христианства принадлежат к древним временам, но мартирология мира на них не остановилась. Роджер Бэкон и Галилей изнывают в тюрьмах духовенства, Тассо грустит в келье в сумасшедшем доме, Камоэнс умирает нищим на улицах Лиссабона. Так небрежно относились к пророкам, преследовали их не только в Иудее, но и везде, где только жили люди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})32. Это естественный ход вещей, это история божественного во всех странах, во все времена. Какой бог мог когда-нибудь пробиться в открытые церковные собрания или в какой-нибудь сколько-нибудь влиятельный синедрион? Когда какое-либо божество было «приятно» людям? Обыкновенный порядок вещей состоит в том, что люди вешают своих богов, убивают, распинают на кресте и в течение нескольких столетий попирают их ногами, пока они вдруг открывают, что то были боги, когда они на очень глупый манер начинают блеять и кричать.
Так говорит саркастический наблюдатель, и слова его, к сожалению, глубоко истинны.
33. По сути говоря, гениальному человеку стыдно жаловаться. Разве в его груди не горит небесный свет, по сравнению с которым сияние всех тронов земных лишь ночь и тьма? Как же голова, украшенная такой короной, может роптать на то, что корона неудобно сидит на ней? Современный жрец мудрости должен либо терпеливо переносить постигающие его мелкие неприятности и искушения, к числу которых следует отнести и болезнь, либо он должен сознаться, что фанатики и безумцы древности были лучшими служителями Бога, чем он.
34. «Неужели мне может казаться тяжелым, – говорил Кеплер в своем одиночестве и в гнетущей нужде, – что люди ничего не хотят знать о моем открытии? Если всемогущий Бог шесть тысяч лет ждал человека, который увидел бы то, что он сотворил, то и я могу подождать лет двести, пока найдется кто-нибудь, кто поймет то, что я увидел!»
35. Мы вовсе не думаем, что непоколебимая серьезность составляет существенное условие величия и великий человек никогда не должен показываться иначе, как с пристальным взором и уксуснокислой миной, никогда не должен смеяться и радоваться! На свете есть вещи, над которыми нужно посмеяться, как есть и такие, которые достойны восхищения, и никто не может хвастаться всеобъемлющим умом, если он не умеет воздать каждой вещи должное.
Тем не менее презрение – опасный элемент, если мы хотим на нем играть, и смертельный, если мы привыкаем с ним жить. Как в самом деле может человек предпринять нечто большое, взять на себя труд и усталость и противиться искушению, если он не любит горячо преследуемую цель? Способность к любви, восхищению можно рассматривать как отличительный признак и мерило возвышенных душ. Неразумно направленная, она ведет к немалому количеству бед, но без нее не может быть ничего хорошего.
36. В современном обществе, точно так же, как и в древнем и всяком другом, аристократы или те, что присвоили себе функции аристократов, независимо от того, выполняют ли они их или нет, заняли почетный пост, который является одновременно и постом затруднений, постом опасности. Он может быть даже постом смерти, если затруднения не удается преодолеть. Il faut payer de sa vie10.
Это и есть настоящий, истинный закон. Всюду, постоянно должен человек «расплачиваться ценою жизни», он должен, как солдат, исполнять свое дело за счет своей жизни.
37. Тот, кто не может быть слугою многих, никогда и не может быть господином и истинным вождем и освободителем многих; в этом значение настоящего совершенства.
38. Знатный класс, не имеющий никаких обязанностей, похож на посаженное над обрывом дерево, с корней которого осыпалась вся земля. Природа ни одного человека не признает своим, если он не является мучеником в каком-нибудь отношении. Неужели действительно существует на свете человек, который роскошно живет, застрахован от какой бы то ни было работы, нужды, опасности и забот, победа над коими и считается работой. Ему только остается нежиться на мягком ложе, а всю нужную для него работу и борьбу он заставляет исполнять других?
39. В чем, собственно говоря, состоит благородство? В том, чтобы храбро страдать за других, а никак не в том, чтобы лениво заставлять других страдать за себя. Вождем людей бывает тот, кто стоит впереди других людей, пренебрегает опасностью, перед которой другие отступают в страхе, опасностью, грозящей погубить других, если ее не одолеют. Всякий благородный венец – венец терновый.