Дети Одина. Скандинавская мифология для юных - Колум Патрик
По Биврёсту, радужному мосту, проследовали вереницей асы и ваны, возвращавшиеся с пира старого Эгира, — Фрейр и Фрейя, Фригг, Идунн и Сив, Тюр со своим мечом и Тор в колеснице, запряженной двумя козлами. За ними шел Локи, а замыкал шествие Один, Отец богов. Он брел медленно, опустив голову, ибо знал, что за ним по пятам идет незваная гостья — Гулльвейг, которую боги некогда изгнали из Асгарда, но чьему возвращению теперь не могли воспрепятствовать.
Часть 3
Сердце колдуньи
Дурные предчувствия обитателей Асгарда
То, что случилось потом, — позор для богов, и смертным не след часто об этом вспоминать. Колдунья Гулльвейг явилась в Асгард, потому что Хеймдалль не посмел преградить ей путь. Она вошла в ворота и обосновалась среди асов и ванов. Она расхаживала по Асгарду с вечной ухмылкой на лице, и там, где она проходила, мерзко ухмыляясь, поселялись тревога и зловещие предчувствия.
Тревога и дурные предчувствия сильнее всего одолели поэта Браги и его жену, прекрасную и простодушную Идунн, ту, что собирала яблоки, отгонявшие старость от обитателей Асгарда. Браги умолк, прервав на полуслове свой бесконечный рассказ. Идунн же, обезумев от страха и жутких предчувствий, расползавшихся по Асгарду, соскользнула вниз по стволу Иггдрасиля, мирового древа, и опять некому стало собирать яблоки, помогавшие асам и ванам сохранять молодость.
Тогда всех обитателей Асгарда охватило смятение. Сила и красота начали покидать их. Тор с трудом поднимал Мьёлльнир, свой огромный молот, и плоть под ожерельем Фрейи утратила сверкающую белизну. А колдунья Гулльвейг по-прежнему разгуливала по Асгарду с гнусной ухмылкой, невзирая на общую к ней ненависть.
На поиски Идунн отправились Один и Фрейр. Ее бы тотчас нашли и вернули обратно, будь у Фрейра волшебный меч, который он отдал за Герд. Чтобы добраться до Идунн, ему пришлось сразиться со стражем озера, в котором она укрылась, — с Бели. В конце концов Фрейр убил его оружием, сделанным из оленьих рогов. Ах, не тогда, а много позже Фрейр горько пожалел об утрате своего чудесного булата: когда всадники Муспелля двинулись на Асгард, ваны не одержали над ними победы лишь потому, что у Фрейра не оказалось его меча.
Идунн вернулась в город богов. Но тревога и дурные предчувствия, как и прежде, ползли по Асгарду. К тому же обнаружилось, что колдунья Гулльвейг пагубно влияет на мысли богов.
Наконец Один решил судить Гулльвейг. Он судил ее и приговорил к смерти. Но прикончить Гулльвейг могло только копье Одина Гунгнир, так как она была не из рода смертных.
Один метнул Гунгнир. Копье пронзило Гулльвейг, но она по-прежнему стояла, ухмыляясь богам. В другой раз бросил Один свое копье, и опять копье пронзило колдунью. Она посинела, как мертвец, но не упала. В третий раз метнул Один копье. И, пронзенная в третий раз, колдунья испустила вопль, от которого содрогнулся весь Асгард, и бездыханная грянулась наземь.
— Я совершил убийство в стенах, где убивать запрещено, — возгласил Один. — Возьмите теперь труп Гулльвейг и сожгите его на крепостном валу, чтобы никакого следа колдуньи, смущавшей нас, не осталось в Асгарде.
Боги вынесли труп Гулльвейг на крепостной вал, разложили погребальный костер и позвали Хресвельга раздувать пламя:
О-го-го, Хресвельг-великан! Восседая у края небес В оперении птицы-орла, Ты могучими взмахами крыл Прогоняешь ветра над землей. Опахни ж и селенье богов!Когда все это произошло, Локи был далеко. Теперь он часто отлучался из Асгарда, чтобы взглянуть на дивное сокровище, отнятое им у карлика Андвари. Это Гулльвейг приковывала его мысли к чудесному кладу. Когда же он вернулся и услыхал о свершившемся, в нем вспыхнула ярость. Ибо Локи был из тех, чей ум растлили присутствие и нашептывания колдуньи Гулльвейг. Ненависть к богам захлестнула его. И вот он пришел на то место, где сожгли Гулльвейг. Все ее тело обратилось в золу, кроме сердца, не тронутого огнем. И Локи, обуянный гневом, схватил сердце колдуньи и проглотил его. О, каким черным и зловещим был для Асгарда тот день, когда Локи проглотил сердце, не тронутое огнем!
Предатель Локи
Он украл у Фригг наряд из соколиных перьев и, взвившись соколом в Асгарде, устремился к Ётунхейму.
Гнев и свирепость хищной птицы клокотали в груди Локи, когда он летел над владениями великанов. Дух его жарко разгорался при виде скал и ущелий этой ужасной страны. Он смотрел на омуты и дымящиеся горы и веселился. Выше и выше взмывал Локи, пока не открылась ему огненная земля Муспелльсхейм, лежавшая на юге. А он взмыл еще выше. Тогда соколиные его очи различили блеск пылающего меча Сурта. Придет день, и все пламя Муспелльсхейма и весь мрак Ётунхейма будут брошены против Асгарда и Мидгарда. Но Локи более не страшила мысль о гибели красоты Асгарда и крушении надежд Мидгарда.
Он принялся кружить над одним из жилищ Ётунхейма. Чем же оно его привлекло? Да просто ему настолько опротивели совершенные лица асов и ванов, что приятно было посмотреть на безобразные, перекошенные от злости рожи двух великанш, которых он там заметил.
Он парил над открытой дверью великаньего дома, разглядывая тех, кто находился внутри. А находились там Гейррёд, самый кровожадный из великанов, и его лютые страшилы дочери, Гьяльп и Грейп.
Они были огромные и неуклюжие, чернявые и бородавчатые, с лошадиными зубами и конскими гривами вместо волос. Гьяльп уродством превосходила свою сестру (если это можно назвать превосходством), потому что нос у нее был длиной в аршин, а глаза смотрели в разные стороны.
Гьяльп и Грейп сидели на полу и чесали друг другу головы. О чем же они говорили за этим занятием? Об Асгарде и о тамошних обитателях, которых они не выносили. Главным же их врагом был Тор, и каждый мечтал по-своему с ним разделаться.
— Я бы заковал Тора в цепи, — сказал великан Гейррёд, — и забил его до смерти своей железной дубинкой.
— Я бы истолкла в порошок его кости, — сказала Грейп.
— А я бы изорвала в клочья его плоть, — сказала Гьяльп. — Отец, неужто не можешь ты изловить этого Тора и притащить сюда живьем?
— Нет, пока у него есть Мьёлльнир, и перчатки, которыми он берет свой молот, и пояс, удваивающий его силу.
— О, если бы нам подстеречь его без молота, пояса и перчаток! — закричали в один голос Грейп и Гьяльп.
В эту минуту они заметили парящего над их дверью сокола. Поскольку всех троих распирало желание выместить на ком-нибудь свою злость, у них сразу же зачесались руки поймать и помучить птицу. Сами они не сдвинулись с места, но кликнули малыша Глаппа, качавшегося на стропилах, и велели ему изловить пернатого негодяя.
Укрываясь за огромными листьями, малыш Глапп вскарабкался по плющу, оплетавшему дверь. Сокол спустился ниже. Глапп вцепился ему в крыло и, сорвавшись с плюща, полетел вниз, сшибая листву, вопя и брыкаясь, потому что сокол бил его крыльями, клевал и царапал когтями.
Гейррёд, Грейп и Гьяльп выскочили и ухватили сокола. Оглядев его, великан понял, что это не птица. Глаза выдавали в нем обитателя Асгарда или Альвхейма. Гейррёд запер его в сундук, ожидая, что он скоро заговорит.