Ирландские чудные сказания - Джеймс Стивенс
Фюн смотрел на него как пропащий.
— Схватили ее за горло… — прошептал трепетавший слуга.
— Ах! — вскрикнул Фюн жутким голосом.
— …и потащили обратно к тому человеку, что казался Фюном. Три раза она вырывалась и бросалась к нам, и три раза собаки хватали ее за горло и волокли к нему.
— А вы все смотрели! — взревел Фюн.
— Нет, хозяин, мы побежали, но она исчезла, когда мы добрались; исчезли и те громадные псы, и то существо, что казалось Фюном, исчезло. Мы остались в жесткой траве, глазели по сторонам и друг на друга да слушали стоны ветра — и ужас в наших сердцах. Прости нас, милый хозяин! — вскричал слуга.
Но великий вожак не ответил. Стоял, словно нем стал и слеп, и все бил и бил себя кулаком по груди, будто хотел бы сокрушить в себе то, что должно умереть, но умереть неспособно. Так, бия себя в грудь, ушел он в покои дуна и до конца того дня никто не видал его — не видал до восхода солнца над Маг-Лиффи.
Глава пятая
Много лет с тех пор минуло, и не воевал с врагами Ирландии Фюн, а метался из края в край, рыскал вширь и вдаль, надеясь наткнуться на свою милую, что родом из сидов. И все это время спал он в тоске, во всякую ночь, а поутру подымался, горюя. Когда б ни охотился, брал с собой лишь борзых, которым верил, — Брана, Школана, Ломаре, Брода и Ломлу, ибо если нападут на след лани, эти пятеро великих псов будут знать, какую лань убивать, а какую беречь: так Сайв грозила бы малая беда — и оставалась малая надежда найти ее.
Однажды, через семь лет поисков втуне, Фюн и благородные из фениев охотились у Бен-Гульбаня47. Фианна спустили всех псов, ибо Фюн бросил надеяться, что найдет Цветок Аллена. Охота мчала по склону холма, и тут донесся великий рев псов — из теснины повыше на склоне, и поверх того рева люто лаяли псы Фюна.
— Что там такое? — сказал Фюн и вместе с ватагой ринулся к месту, откуда шумели собаки.
— Они дерутся со всеми псами фениев, — воскликнул кто-то.
Так и было. Пять матерых борзых окружило кольцом, и они сражались с сотней псов разом. Щетинились и страшили собой, и каждый укус великих злых челюстей смертью грозил тому зверю, что получит его. Сражались не молча, как было в привычке их и ученье, но между бросками вскидывали морды и выли громко, тоскливо, тревожно — выкликали хозяина.
— Они зовут меня, — взревел Фюн.
И с тем помчался, как прежде всего один раз, а те, кто был рядом с ним, ринулись так, как не бегали и спасая себя. Ворвались в расщелину на склоне горы и увидели пятерых псов в кругу, они отгоняли прочих собак, а в круге — мальчонка. У мальчика были длинные прелестные волосы, и был он гол. Страшная битва и собачий лай его не пугали. Он не смотрел на борзых, но уставился, словно королевич, на Фюна и его братство, а те бросились к нему, разгоняя стаю древками копий. Когда драка утихла, Бран и Школан, скуля, подобрались к мальчонке и стали лизать ему руки.
— Ни с кем они так не обходятся, — сказал кто-то. — Что за нового хозяина они себе взяли?
Фюн склонился к мальчишке.
— Скажи, королевич, сердце мое, как тебя звать и как ты оказался посреди охотничьей стаи — и почему ты гол?
Но мальчик не понимал языка людей Ирландии. Вложил ручонку в руку Фюна, и вождь почуял, что ручонка эта взяла его за сердце. Усадил он мальчишку к себе на могучие плечи.
— Кое-что изловили мы на этой охоте, — сказал он Кэльте мак Ронану. — Отнесем это сокровище в дом. Будешь из фениев, родной мой, — сказал он вверх.
Мальчик глянул на него, и от благородного доверия и отваги в том взгляде сердце Фюна растаяло.
— Мой олененок! — сказал он.
И вспомнил другую лань. Поставил мальчонку себе меж коленей и глядел на него пристально, долго.
— Точно такой же взгляд, — сказал он своему ослабевшему сердцу, — точно те же глаза, что у Сайв.
Печаль затопила сердце ему в один миг, и радость вспенилась там великой волной. На стоянку он шел распевая, и его люди вновь видели радостного вожака, какого едва не забыли.
Глава шестая
В точности так же, как не мог он когда-то расставаться с Сайв, не в силах он был теперь разлучаться с этим мальчиком. Тысячу имен ему дал, одно нежнее другого: «мой олешка, трепет сердца моего, мое тайное сокровище» — или «музыка моя, моя цветущая ветка, клад сердца моего, моя душа». Собаки по мальчику сходили с ума не меньше. Он мог преспокойно сидеть посреди стаи, которая порвала бы кого угодно в клочки, — а все оттого, что Бран и Школан с тремя своими щенками ходили за ним неотвязно, словно тени. Пока он был со стаей, эти пятеро оставались с ним, и роковым был взгляд, какой бросали они на сотоварищей, стоило тем подобраться слишком близко — или если вели они себя недостаточно смирно. Мутузили они всю стаю зверски, все вместе, пока любая гончая из псарни Фюна не усвоила, что ребятенок им хозяин и нет на белом свете ничего священнее.
Вскоре могли бы пятеро матерых гончих оставить покровительство над мальчиком — совершенно признавали они владычество юного хозяина. Но не оставляли они, ибо не любовью дарили они ребятенка, а обожанием.
Фюна, может, даже смущало такое их пастырство. Если бы мог он — сурово одернул бы собак, да и сам мальчик сумел бы сурово одернуть его самого, осмелься он. Ибо таков был порядок Любовей у Фюна: первый — мальчик, следом — Бран, Школан и трое их щенков, дальше — Кэльте мак Ронан, а уж потом все остальные воители. Всех любил он, однако в таком вот порядке. Заноза, что лезла в лапу Брану, попадала и в ногу Фюну. Весь мир это знал, и не было такого воителя, кто не признавал бы горестно, что была причина у этой любви.
Мало-помалу мальчик научился разбирать людскую речь и разговаривать и наконец смог поведать свой сказ Фюну.
Много было пробелов
