Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - Бояшов Илья Владимирович
Отвечал Михайло Данилович:
– Христу моё серебро-золото не надобно.
Не взял с собой Михайло Данилович ни княжьей казны, ни коня, ни шлема, ни доспехов, ни сабли, ни палицы, а взял дорожную палочку да заплечный мешок. Надел не шубу соболью, а домотканый армяк, на ушко взял не кунью шапочку, а простой колпак, не сафьяновые сапоги на ножки натянул, а обулся в крестьянские лапотки.
Вот он на киевские церкви в последний раз крестится, в дальний путь отправляется. А как подошёл к городку Гурьевицу – стоят возле того городка десять тысяч разбойников. Они над стариком насмехаются:
– Что за мужик, чесночный дух, нам навстречу ползёт?
Просит Михайло Данилович лихих татей:
– Полно вам старинушке дорогу загораживать: пропустите-ка меня, разбойнички, помолюсь за вас в пречестных монастырях, в низких кельях, авось отмолю и свои грехи.
Те ему отвечают:
– Мы не верим ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай, а только в крепкую дубину. Донага тебя разденем, мужичину лапотного, забьём тебя кистенями до смерти: пусть тобой псы бездомные потом забавляются, мясцо твоё доедают.
Видит Михайло Данилович – не пропустят его к пречестным монастырям, к низким кельям. Взял он тогда свою дорожную палочку и принялся той палочкой помахивать. Как махнёт – сто человек валится, а ещё махнёт – так и вся тысяча. Перебил всех разбойников – и на семена не оставил, а сам дальше отправился к пречестным монастырям, к низким кельям, где ему бывать чёрным монахом. Он идёт и на разбойников сердится: «Я пятьдесят царей убил, мелкой силушки – невидимо, а теперь ещё десять тысяч душ отмаливать!»
Как подошёл он к городку Ореховцу – стоят там двадцать тысяч разбойников:
– Что за мужик, чесночный дух, нам навстречу ползёт?
Отвечает Михайло разбойникам:
– Полно вам старинушке дорогу загораживать: пропустите-ка меня, разбойнички, помолюсь за вас в пречестных монастырях, в низких кельях, авось отмолю и свои грехи.
Те над стариком ещё пуще смеются:
– Мы не верим ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай, а только в крепкую дубину. Донага разденем тебя, мужика сермяжного. Бросим на съедение галкам да воронам.
Видит Михайло Данилович – не пропустят его к пречестным монастырям, к низким кельям. Взял он тогда свою дорожную палочку и принялся той палочкой помахивать. Как махнёт – сто человек валится, а ещё махнет – так и вся тысяча. Побил всех разбойников – и на семена не оставил, а сам дальше отправился к пречестным монастырям, к низким кельям, где ему бывать чёрным монахом. Он идёт и на разбойников сердится: «Я пятьдесят царей убил, мелкой силушки – видимо-невидимо, а теперь ещё тридцать тысяч душ отмаливать!»
Как подошёл он к Пучай-реке – летит Змей о двенадцати головах, троюродный брат девятиголового Змея. Увидел Змей странничка, усмехается:
– Мне ты, старичок седенький, на один зубок, а на другой зубок – твоя дорожная палочка! Проглочу и вкуса не почувствую!
Здесь Михайло Данилович отвечать ничего не стал: взял он свою палочку и принялся ею помахивать. На двенадцатый мах осталась у Змея всего одна голова. Взмолился поганый:
– Пожалей меня, Змеюшку! И с одной-то головой мне можно жить.
Вот только Михайло Данилович его жалеть не стал: погубил Змея Горынчата и дальше отправился к пречестным монастырям, к низким кельям, где ему бывать чёрным монахом. Идёт старый Михайло Данилович, радуется: «Не буду я нечистую силу отмаливать! Ничего более к тем душам не прибавилось!»
Женитьба Добрыни Никитинца и неудавшаяся женитьба Алёши Поповича
в Рязани-городе свои дела делаются: сидит Добрыня со своей родной маменькой в тереме у косящатого окошечка, смотрит в чисто поле, а там красные девицы с молодцами в игры играют, песни поют, забавляются.
Говорит сыну Офимья Тимофеевна:
– Пора тебе, Добрынюшка, невесту найти.
Отвечает Никитинец:
– Я бы женился, маменька, да у нас все девушки замуж повыданы – за хорошей невестой надо ездить по дальним городам, по сёлам-деревням.
Говорит ему Офимья Тимофеевна:
– Так ты, сынок мой Добрынюшка, поездил бы по городам, по сёлам-деревням. Что толку здесь со мною сидеть, в окошко глядеть, на девиц вздыхать?
Отвечает Добрыня:
– Правда твоя! Под лежачий камень вода не течёт. Я, пожалуй, поеду, разгуляюсь, съезжу за Пучай-реку.
Поднялся Добрыня на резвые ноги, оседлал своего Каурушку. Проводила его маменька, а на прощание слово ему сказала:
– Возьми-ка с собою отцовскую саблю, возьми его шелковую плёточку. Твой покойный батюшка без сабли и без плёточки не езживал.
Добрыня матушку послушался: взял с собой саблю покойного батюшки, взял с собой его шелковую плёточку.
Как приехал Добрыня к Пучай-реке, увидел он конский след. Непростой тот след: копыто конское размером с малое озерцо – не иначе шёл здесь богатырский конь. Припустил Добрыня своего Каурушку и увидел вскоре поляницу-богатыршу. На вороном коне поляница за Пучай-рекой разгуливает, подбрасывает пятипудовую палицу.
Добрыня Никитинец достал свой разрывчатый лук, наладил на тетиву калёную стрелочку, пустил её в удалую поляницу:
– Лети, моя стрела калёная, прямо той полянице в голову!
Прилетела стрела полянице в голову, да вот только богатырша не обернётся и не почешется. Продолжает она разъезжать по полю, забавляться палицей.
Пустил Добрыня следом вторую стрелу – да всё без толку: не обернётся, не почешется поляница. Лишь на третью стрелочку она оглянулась, оглянулась да усмехнулась:
– Я-то думала, меня русские комарики покусывают, а это могучие богатыри калёные стрелы в меня пускают.
Ухватила богатырша Добрыню за жёлтые кудри, опустила его к себе в карман и везла его так трое суточек. Наконец конь её воспротивился. Говорит своей хозяйке богатырский конь:
– Молодая моя хозяйка, душенька Настасья Микулична! Ты вот всё разъезжаешь, забавляешься своей палицей, а того не ведаешь, что тяжело мне тянуть двух богатырей, когда раньше возил я одну тебя.
Опустила Настасья Микулична руку в карман, вытащила Добрыню и взялась его расспрашивать:
– Откуда ты, молодец, какого села или города? И чей ты сын – купца богатого или лапотного крестьянина? Как величать тебя по имени, по отчеству?
Отвечает Добрыня Никитинец:
– Не поведаю тебе, какого я роду. Не скажу про своего отца с матерью.
Говорит тогда ему поляница:
– Если бы знала я, что ты стар, – отрубила бы тебе голову. Если бы знала, что млад, – стал бы ты моим родным братом. А если бы знала, что ты ровен со мной годами, – пошла бы за тебя замуж.
Говорит тогда конь Настасьи Микуличны:
– Я того молодца знаю – он русский могучий богатырь по имени Добрыня, по отчеству Никитинец. Летами он с тобой наравне.
Сказала богатырю поляница:
– Бери, Добрынюшка, в супружество меня, Настасью, младшую дочь Микулы Селяниновича.
Говорил ей Добрыня:
– Поедем со мною, Настасья Микулична, к моей родимой маменьке, к пожилой вдове Офимье Тимофеевне.
Подъезжали они в Добрынин двор, отпускали своих коней в стоялую конюшенку, насыпали им в ясли белоярова пшена, заходили в белокаменные палаты. Добрыня родной матери в ноги кланялся:
– Нашёл я себе суженую, зовут её Настасья Микулична. Она младшая дочь Микулы Селяниновича. Коли благословишь нас, матушка, мы пойдём с Настасьей в Божью церковь, будем держать по золотому венцу.
Дала на то матушка благословение – пошли они в Божью церковь и держали там по золотому венцу.
А как пошёл у них свадебный пир, были на том столовании сам князь Владимир с княгиней Апраксией и все русские богатыри. Трое суток спустя все гости разъехались, оставался только Добрыня с молодой женой.
Прошло тому времени три годочка: перестала Настасья Микулична разъезжать по чисту полю, сидела молодая жена в мужьем тереме со своей свекровью Офимьей Тимофеевной.
