Сага о Вигдис и Вига-Льоте - Унсет Сигрид
XXIX
Однажды летом Льот отправился с двумя своими работниками на луга косить сено. Его люди переправились на другой берег реки, а Льот работал в одиночку. Был один из самых красивых дней в то лето, стояла жара. Льот снял верхнюю тунику и остался в рубахе и штанах. Они были так далеко от усадьбы, что не имело им смысла идти обедать домой, и Льот решил уж было переправиться на другой берег и поесть вместе с работниками, как вдруг увидел Лейкни, идущую вдоль реки. Она была очень красиво одета — в бледно-зеленое платье, которое надевала только, когда к ним приезжали гости. И в руках у нее был большой узел. Она остановилась и поговорила с работниками и дала им что-то из узла, а потом перешла по камням через речку и подошла к Льоту.
— Моя мать прислала мне меду, — сказала она, — и подумала я, что могу порадовать вас, работающих на сенокосе в такую жару.
— Но тебе не стоило уставать и идти так далеко, — ответил он.
— Не беда, — возразила Лейкни, — и погода стоит прекрасная, да и хотелось мне самой посмотреть, какое сено у нас будет в этом году.
Льот сказал, что они могут теперь пойти к работникам, у которых была с собой еда, но Лейкни засмеялась и показал на узел, который держала в руках.
— Мог бы и подумать, что жена твоя не забудет о еде, если уж пришла к тебе в такую даль. Давай сядем тут на холме, тут сухо и тепло.
И она взошла на холм, нагнулась и понюхала скошенную траву. На краю луга росли березы, и Лейкни направилась к ним, вдыхая душистый аромат молодых листьев. И наконец она нашла в тени под деревьями между камнями впадину, в которой росла густая трава. Там было место как раз для двоих, и Лейкни позвала Льота.
— Тут ты можешь поспать, когда наешься, — сказала она.
Она поели, и Лейкни была настроена очень весело и игриво. После еды Льот захотел спать, вытянулся на спине и, чтобы защитить глаза от солнца, прикрыл их рукой. Тогда Лейкни развязала свой платок и прикрыла им глаза Льота. Через некоторое время она сказала:
— Ты можешь положить мне голову на колени, и тогда тебе будет удобнее.
Льот так и сделал и посмотрел снизу на лицо Лейкни, которая сидела с непокрытой головой под ярким солнцем. Он сказал:
— Ты сейчас выглядишь так же, как тогда, когда я увидел тебя в первый раз в Холтаре.
Лейкни улыбнулась и спросила:
— Скажи мне, Льот, доволен ли ты, что встретил меня в тот день, и что ты вообще думаешь о нашей жизни.
— Ты и сама знаешь, что я доволен, — отвечал Льот.
— Откуда мне знать, — возразила Лейкни. — Ибо думала я, что это зима так плохо действует на тебя, но не был ты прежним, как в детстве, с тех самых пор как я увидела тебя в Холтаре. Потому что помню я тебя веселым и гораздым на выдумки мальчиком, которого никто не мог обуздать.
— Но ведь, — отвечал ей Льот, — все мы вырастаем из своих детских шалостей.
— И еще говорили, — не отставала она, — что хорошо ты умеешь слагать висы и петь старые песни. Может, скажешь сейчас какую-нибудь из твоих вис?
— Люди, которые говорили тебе об этом, врали, — сказал Льот, — и не умею я складывать настоящие висы.
— Так скажи, какие ты слагал, — попросила Лейкни.
— Я не помню ни одной, — ответил Льот. — Давно это было.
Лейкни взяла его лицо в свои ладони и, покачиваясь, произнесла:
Вспоминаю я деву прекраснуюИ спать не могу от тоски.Каждую ночь мои мыслиК ней через море летят,Крылья расправив широкие.А она спит и не знаетО мыслях моих, чтоПтицами к ней устремляются.И трудно мне утром вставать.— И слышала я, что это ты сложил эту вису.
— Да, это я сложил, — ответил Льот. — но я все их забыл.
— А что это за дева, о которой ты тоскуешь? — спросила Лейкни. — Она не хотела взять тебя в мужья?
— Нет, просто так сложились строки, — возразил Льот. — Когда живешь один, разное приходит в голову.
Лейкни немного помолчала, а потом спросила:
— Ты хотел, чтобы твоей женой была другая?
— Вовсе нет, — ответил Льот.
И тогда она наклонилась и поцеловала его, а он погладил ее по щеке.
— А сейчас я и сама хочу полежать, — засмеялась Лейкни и приподняла его голову.
— Ложись, — ответил ей Льот и подвинулся в сторону, освобождая для нее место. — Тут очень хорошо, — и с этими словами он вновь набросил на глаза ее платок.
Лейкни легла рядом с ним, но оперлась на локоть и стала смотреть на него.
— Неужели ты хочешь спать, — засмеялась она. Его рубаха была распахнута на груди, и Лейкни взяла березовую веточку и стала щекотать Льота. Льот взял ее руку и стал ласкать, но глаз не открывал.
— А что это у тебя за шрам на горле? — спросила Лейкни, легла и поцеловала его.
— Ты щекочешь меня, — сказал Льот, — и я весь потный.
— Тогда спи, — ответила Лейкни.
— Да, — засмеялся Льот, — если ты только угомонишься, а ведь, кажется, ты тоже хотела отдохнуть.
— А разве ты устал? — улыбнулась Лейкни.
— Да, устал, — ответил он.
И они легли, и вскоре Льот заснул, а Лейкни смотрела на него.
XXX
В этой саге уже говорилось, что в долине жило мало народу. В самом Скомедале жили несколько работников и вольноотпущенников, далеко на юге находилась усадьба под названием Холм Черного ручья. Там жил бонд по имени Осбранд. Он был беден и с трудом мог прокормить семью, у него было десять детей, но все они были очень малы, и лишь старший сын мог помогать по хозяйству. Мальчика звали Хальстейн, и был он крепким и сильным парнем, очень работящим и добрым, а вообще-то он был очень вспыльчив, своенравен и подозрителен. И его не любили в округе. И Хальстейн часто поддразнивал Льота, потому что завидовал его богатству, но Льот не обращал на его нападки внимания, потому что считал неразумным ребенком и жалел Осбьёрна. И Льот не обращал внимания, если Хальстейн брал больше, чем им было положено, и на рыбалке, и на охоте.
Черный ручей протекал через Скомедал и был быстрым и узким и часто глубоко уходил под землю, но неподалеку от усадьбы Льота он расширялся и водопадом низвергался вниз. На горе возле водопада у Льота были лучшие земли, где вызревало много зерна. И в долине не бывало много влаги, потому что облака редко перебирались через окружавшие ее горы, и Льот задумал построить плотину на ручье и подвести воду к полям и лугам. И он выполнил задуманное. Хальстейн же рассердился и сказал, что Холму Черного ручья тем будет нанесен большой ущерб, и он принялся ездить по окрестным усадьбам и говорить о несправедливости Льота, и об этом вскоре узнал сам Льот. Но он только засмеялся и сказал, что у мальчишки не много ума и ничего разумного от него и ждать нечего.
Тогда Хальстейн сам явился к Льоту, когда он строил со своими людьми плотину, и прямо потребовал прекратить строительство. И он сказал, что будет говорить о своем деле на тинге, и тогда все увидят, какой ущерб Льот наносит бедным людям и как он притесняет их.
— Да уж, тебе стоит поехать на тинг, Хальстейн, — засмеялся Льот. — И отец твой видит свою выгоду в том, что я делаю, ибо и он сможет теперь пользоваться водой. А сейчас уезжай, потому что нет у меня времени на пустые разговоры с тобой.
— Ты слишком занесся, Льот сын Гицура, — ответил Хальстейн, — и считаешь себя самым уважаемым человеком в округе. Но подожди, и ты увидишь, на чьей стороне правда, ибо есть у нас родичи, которые обладают властью, и будут они говорить за нас на тинге, и они ровня тебе.
— Да что ты? — вновь засмеялся Льот. — Уезжай же тогда, Хальстейн, мне будет приятно с ними познакомиться.
Тут к ним подошла Лейкни, она как раз приходила промыть в ручье пряжу. Она сказала: