Фольклор - Старшая Эдда (перевод В. Тихомирова)

встретиться в брани

орлам на радость,

чем словами браниться?

Хотя это правда,

что колецедробителей

распря ярит,

и правда, что худы

Гранмара чада,

но должное должно

воздать владыкам:

они доказали

при Моинсхеймаре,

что нехудо умеют

махать мечами».

Коней гонят,

скачут воины,

Свипуд и Свейгьод,

до самого Сольхейма:

по долам росным,

по темным угорьям -

земля дрожала,

бежали кони.

Из врат же встречь им

идущей рати

сказали: дружина, мол,

приближается вражья;

а Хёдбродд верхом,

в походном шеломе,

вышел и вестников

видит — подумал:

«Что так невеселы

Хнифлунги ныне?»

Гудмунд (сказал:)

«К берегу близки

быстрые кили,

снастей олени,

длинные реи,

торчащие мачты,

и тарчей не счесть

войска морского -

веселы Ильвинги! -

в заливе, за морем,

вблизи Гнипалунда

на зверях морских

иссиня черных

и золоченых -

всего семь тысяч

(из них пятнадцать

на нашу землю

вышло отрядов),

то рать невиданная!

Хельги не станет

битву откладывать».

«Коней гоните -

пусть скачет Спорвитнир

к Спаринсхейду,

а Мельнир и Мюльнир

в лес темный, Мюрквид;

на тинге великом

да ни единый

от дела не лынет

муж, чей меч

может разить!»

Зовите же Хёгни

с сынами Хринга,

тож Ингви и Атли,

и Альва, старца, -

им же битва

радостью будет! -

все вместе Вёльсунгов

мы одолеем!»

Вихри схлестнулись,

стучат друг о друга

желтые лезвия

у Волчьего Камня;

всюду был первым

убийца Хундинга,

Хельги, в брани,

где рати рубились, -

гневом горящий,

не знающий страха,

вождь отважный

был духом тверд.

Тут девы в шлемах

явились с неба

(а сеча все громче!)

на помочь князю;

сказала Сигрун

(скользили над полем,

где волк пожирает

поживу Хугина);

«Долго ты, княже,

будешь владычить

на благо людям,

наследник Ингви;

ведь вождь отважный

тобой повержен,

повергший многих

воинов прежде.

Тебе достались,

ратеводитель,

и кольца червонные

и невеста преславная.

Многие лета

владей, войсковода,

и дочерью Хёгни

и Хрингстадиром,

землей и победой -

кончилась битва.

Первая Песнь о Гудрун

Гудрун сидела над мертвым Сигурдом. Она не плакала, как другие жены, хотя грудь ее разрывалась от горя. К ней подходили мужчины и женщины, чтобы ее утешить; но сделать это было непросто.

Некоторые говорят, что Гудрун отведала сердца Фафнира и поэтому понимала язык птиц.

Вот что еще сказано о Гудрун:

Песнь о Гудрун

Было в древние годы:

в горести Гудрун,

над Сигурдом сидя,

не голосила,

бедой убита,

рук не ломала,

не могла она плакать,

не то, что другие.

Ярлы мудрейшие

к ней приступали,

бремя духа

облегчить ей пытались;

нет слез у Гудрун -

не могла она плакать,

такое несчастье

ее переполнило.

Сидели знатные,

украшены златом,

супруги ярлов

напротив Гудрун;

каждая молвит

о том, что было,

о худших бедах,

изведанных ими.

Вот молвит Гьявлауг,

Гьюки сестра:

«Беды мои -

наибольшие в мире;

я потеряла

мужей пятерых,

трех дочерей,

трех сестер

и трех братьев;

а сама вот живу!»

Нет слез у Гудрун -

совсем не плачет,

владыка умер -

мука такая,

на сердце тяжесть, -

князя не стало.

Тут молвит Херборг,

владычица гуннов;

«Мои страдания

куда как хуже:

в южных землях

семь сынов моих сгинули,

и муж мой тоже

пал в сражении;

а матерь с отцом

и четверо братьев, -

ветер, играя,

в море унес их,

волны разбили

борт корабельный;

сама обряжала я,

сама хоронила я,

сама воздала я

им последние почести, -

всего за полгода

всех потеряла,

некому было

меня утешить.

Я в те же полгода

в полон попала,

добыча битвы,

была рабыней,

и всяк день поутру

одежду с обувью

жене того князя

я подавала;

она же ревностью

меня измучила

и часто била

нещадным боем;

хозяина лучшего

я не знаю,

хозяйки худшей

вовек не встречала!»

Нет слез у Гудрун -

совсем не плачет,

владыка умер -

мука такая,

на сердце тяжесть, -

князя не стало.

Тут молвит Гулльрёнд,

дочерь Гьюки:

«Хотя и умна ты,

мать моя названная,

а жену молодую

не умеешь утешить».

Не должно, мол,

долее тело

княжье скрывать,

и саван сдернула

с тела Сигурда,

главу примостила

жене на колени:

«Вот твой любимый,

устами к устам

прильни — как, бывало,

встречала живого!»

На труп супруга

глянула Гудрун:

кудри князя

кровью залиты,

взоры конунга

навек закатились,

твердыня духа

мечом разбита.

Вот пала Гудрун

лицом в подушку,

рассыпались косы,

пылают щеки,

ливнем слезы

хлынули на колени.

Вот Гудрун взрыдала,

дочерь Гьюки,

слезы сами

из глаз струятся;

тут гуси в загоне

загоготали,

королевские птицы,

ее любимцы.

И молвила Гулльрёнд,

дочерь Гьюки:

«Вовек, мне ведомо,

любви не бывало

большей, чем ваша,

на белом свете;

ни в доме, ни возле

иной ты не знала

сестрица, радости,

кроме Сигурда».

(Гудрун сказала:)

«Был мой Сигурд

меж сынами Гьюки,

как стрелка лука

среди травинок,

как самоцветный

камень сверкающий,

лучший из драгоценных

в обручье конунга.

Меня ж уважала

дружина княжья

превыше любой

из валькирий Воителя;

и вот я стала

листочком высохшим,

гонимым ветром,

по смерти конунга.

Одна я на ложе,

одна в застолье,

без милого друга -

то вина сынов Гьюки;

то вина сынов Гьюки,

что ныне в горе

сестра их плачет

слезами горькими.

Пусть ваши владенья

так будут пусты,

как были пусты

ваши клятвы!

Тебе же, Гуннар,

пойдет не на пользу

то злато — обручья

пророчат гибель,

ибо Сигурду

ты тоже клялся.

Веселье жило

в усадьбе нашей,

покуда мой Гуннар

не сел на Грани,

покуда Брюнхильд

не поехали сватать,

жену злосчастливую,

в час несчастный».

Тут Брюнхильд сказала,

дочерь Будли;

«Пусть потеряет

детей и мужа

жена, что сумела

из глаз твоих, Гудрун,

слезы исторгнуть,

уста отверзнуть!»

Тут молвит Гулльрёнд,

дочерь Гьюки:

«Ты — ненавистница!-

язык придержала бы,

Урд ты — пагуба

лучших воинов,

недобрый ветер

везде тебя носит,

тобою семеро

князей погублено,

ты между женами

раздор посеяла!»

Тут молвит Брюнхильд,

дочерь Будли:

«Ты, брат мой Атли,

отпрыск Будли,

всем несчастьям

положил начало,

когда увидали мы

в доме гуннском

ложе змея,

на князе горящее:

за то сватовство

мне и расплата -

ныне и впредь

ничего не страшусь!»

На столб оперлась,

что есть сил ухватилась;

в очах же Брюнхильд,

дочери Будли,

огонь пылает;

яд источала,

глядя на язвы