Джордж Кунц - Драгоценные камни в мифах и легендах
Оригинальная форма китайского иероглифа „пао“, означающего „драгоценный“, состоит из очертания дома, в котором заключены символы бусин жада, раковины и глиняного кувшина. Это показывает, что в очень ранние времена, когда начали использоваться эти иероглифы, китайцы уже собирали жад и использовали его для личных украшений. Старейшая форма идеографии слова „император“ появляется в виде символа нитки из бусин жада, который даже сейчас используется в Китае как знак высокого положения и авторитета.
В Китае очень популярны амулеты из жада самых различных форм. Один, с изображением двух мужчин, называется „Два брата неземной любви“, и его часто дарят друзьям.
Феникс из жада – любимое украшение молодых девушек, и его им дарят по достижении определенного возраста. Новобрачным дарят фигурку мужчины, сидящего верхом на единороге; это означает, что в скором времени у них появится наследник.
Любовь китайцев к жаду настолько велика, что те, кто может позволить себе роскошь обладать им, всегда носят его с собой, считая, что, пока камень при них, какое-то тайное свойство его субстанции проникает в тело. Считается, что при ударе жад издает особый мелодичный звук, который китайскому поэту напоминает голос возлюбленной; жад называют концентрированной квинтэссенцией любви.
Бабочка, вырезанная из кусочка жада, имеет в Китае особое романтическое значение, потому что китайская легенда гласит, будто юноша, стремясь поймать разноцветную бабочку, попал в сад богатого мандарина. Вместо того чтобы наказать юношу за нарушение границ частной собственности, мандарин выдал за него свою дочь. С тех пор фигурка бабочки символизирует счастливую любовь, а китайские женихи имеют обыкновение дарить своим невестам бабочек из жада.
Китайское украшение из жада, призванное служить амулетом для ребенка, имеет форму, приближающуюся к форме висячего замка. Если его повесить ребенку на шею, он якобы связывает малыша с жизнью и защищает его от опасных детских болезней. Другой предмет из жада иногда используется в Китае на свадебных торжествах. Это чаша в форме петуха, из нее пьют оба, и жених и невеста. Форма этой вещицы вызвана легендой, согласно которой красивый белый петух, увидев, как его молодая хозяйка, часто ласкавшая его, в отчаянии от потери возлюбленного бросилась в колодец, прыгнул за ней и утопился, чтобы не разлучаться со своей хозяйкой.
Среди великолепных китайских резных фигурок из жада в коллекции Вудварда есть любопытное символическое украшение, сделанное из редкого фей-шу-ию, полупрозрачного, яркого, изумрудно-зеленого жадеита, называемого „перьями зимородка“. Это украшение, выполненное в начале XVIII столетия и считающееся произведением Императорской нефритовой фабрики в Пекине, воспроизводит природную форму цитрина, так называемую „руку Будды“ с пальцевидными наростами, наводящими на мысль о происхождении этого странного названия. Китайцы считают его самой счастливой эмблемой, означающей одновременно и долгую жизнь, и достаток. Еще одним добрым предзнаменованием до настоящего времени считается резная фигурка летучей мыши, цепляющейся за листву, окружающую фрукт, так как китайский иероглиф „фу“ означает одновременно и летучую мышь, и счастье. Это лишний раз показывает, насколько мы отличаемся от китайцев: ведь в нашей расе летучая мышь всегда считалась дурным предзнаменованием.
Хорошо известно, что между обычаями и привычками наиболее цивилизованных аборигенов Нового Света и древними египтянами есть множество аналогий. Одним из примеров можно привести обычай класть в рот умершего знатного человека кусочек чалчихуитл (возможно, жада) или другой зеленый камень, называя камень его сердцем. У бедняков для этих же целей использовался более дешевый камень тексаксоктли. В египетской Книге мертвых мы читаем о правилах, предписывающих класть полудрагоценный камень на мумию или в нее как символ сердца умершего. Объяснение, почему для этих целей древние мексиканцы брали именно зеленые камни, госпожа Зелия Нуталль находит в двух значениях слова на языке науатль – xoxouhqui-yollotl, означающего обычно „свободный человек“, а в литературе – „свежесть“ или „чистое сердце“. Таким образом, камень был символом положения умершего и его сердца. Жады часто находили разрезанными на несколько частей, что свидетельствует об их высокой стоимости. По предположениям доктора Эрла Флинта, вождь отрезал кусочек жада, который носил как отличительный знак своего положения, даря его как украшение или амулет умершему родственнику.
Некоторым погребальным жадам, то есть тем амулетам, которые хоронились вместе с мертвыми, давали название han-yu, или ротовой камень, так как его клали в рот умершего, дабы защитить его. Метрополитен-музей в Нью-Йорке хранит коллекцию из 279 образцов жада, найденных в китайских захоронениях в последние пять-шесть лет и подаренных музею господином Самюэлем Ф. Петерсом. Цвет этих камней не очень привлекателен, поскольку в результате воздействия продуктов распада и других химических веществ из могилы в течение тысячи и более лет на них появились бурые пятна.
Использование китайцами жадов так разнообразно и восхищение их свойствами так велико, что они наделяют жады еще и музыкальностью. Из набора продолговатых пластинок из этого камня одинаковой длины и ширины, обычно около 1,8 фута длины и 1,35 фута ширины, числом от 12 до 24, при постукивании по ним извлекают гармоничный перезвон; различие нот зависит от разной толщины отдельных пластинок. „Каменный перезвон“, использовавшийся при дворе и в религиозных церемониях, состоял из 16 недекорированных камней, а те, что были известны как певческие, состояли из 12–24 пластинок причудливых резных форм. Это использование жада в качестве музыкального инструмента уходит корнями в глубокое прошлое Китая. Говорят, что Конфуций, очень обеспокоенный бесплодностью своих попыток изменить мораль современников, находил утешение в игре на „музыкальном камне“. Крестьянин, услышавший его мелодию, воскликнул: „Действительно переполнено печалью сердце того, кто так колотит по музыкальному камню!“
Украшения из жада высоко ценились маори из Новой Зеландии и назывались хей-тики (резной нашейный амулет). Украшения этого типа представляли собой грубое, гротескное изображение человеческого лица или органов и в основном считались схематическим образом далеких предков. Голова часто склонялась вправо или влево, а очень большие глаза, иногда сделанные из перламутра, смотрели искоса, под углом 45 градусов. Эти украшения были не только памятниками, но и связующим звеном между великими предками, когда-то носившими их, с потомками, удостоившимися чести владеть этой семейной реликвией. Если род вымирал, последний представитель обычно завещал похоронить с собой бесценную реликвию, дабы она не попала в чужие руки. Жад, известный у маори как пунами (зеленый камень), был такой редкостью, что для нахождения его обычно прибегали к помощи тохунга – колдуна. Отправляясь на поиски этого камня, искатели брали его с собой, и, когда они доходили до места, где, по его мнению, должен быть камень, он уединялся и впадал в транс. Очнувшись, он рассказывал, что встретил человека, указавшего ему место, где лежит жад, и отводил искателей туда. Обычно там и находили какое-то количество камней. Естественно предположить, что предварительно колдун убеждался сам в наличии жада именно в этом месте. Камень называли именем человека, дух которого указал место, и придавали ему гротескную форму этого человека. Легко понять почтение, с каким относились к такому камню. Он был не только семейной реликвией, но ценился и из-за своего таинственного происхождения. Когда глава семьи умирал, его хей-тики клали вместе с ним в могилу, но через некоторое время камень изымался ближайшим наследником мужского пола. Если такового не было, камень оставался в могиле. Доказательством особых качеств, приписываемых этому камню, служат внутри– и межплеменные распри за право обладать им.
Без сомнения, камень носил имя человека, образ которого он представлял в самых общих чертах, поскольку этот образ в основном определялся естественной формой камня, которая медленно и терпеливо доводилась до совершенства. Вероятно, из-за примитивности инструментов художника существовало убеждение, что природная форма камня отнюдь не случайна и имеет большое значение, поэтому нуждается лишь в уточнении и прояснении. Использование хей-тики маори прекратилось в начале прошлого века. Большое количество этих камней, собранных в Новой Зеландии, изготовлено 100–150 лет назад.
ЗМЕЕВИКНынешние итальянские крестьяне полагают, что камешки зеленого змеевика защищают от укусов ядовитых тварей. Эти камни обычно зеленые, с белыми прожилками, а их название происходит от воображаемого сходства со змеиной кожей. В дополнение к его профилактическим свойствам предполагается, что, если человека укусило такое создание, приложенный к месту укуса камень вытянет яд. Но при этом, так же как при пользовании кораллом, камень не должен быть обработан человеческими руками. Однако вера, что прикосновение к змеевику любого железного инструмента, такого как, например, приспособление для огранки камней, разрушает волшебное действие субстанции, менее тверда, чем в отношении коралла.
