Народы России: мифы и легенды - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания
Каманхнавт
Два сына Кутха, Эмэмкут и Котханамтальхан, отправились на осеннюю охоту, а семья осталась с родными на зимнике[24]. Охота была удачная: увидят зверя — добудут. Вдруг неудача пришла: целый день ходили они по тундре, но все живое от них убегало. И пришлось им, чтобы не пропасть с голоду, «старое есть».
Эмэмкут улегся на постель, а Котханамтальхан начал стряпать. На другой день решили идти врозь: один в тундру, а другой в березняк[25]. Эмэмкут в березняке нашел длинную черемшу, выдернул с корнем на суп. Принес домой, залез в балаган[26] и положил ее в ящик, а сам лег спать, брату велел суп варить.
Приготовил Котханамтальхан дрова, воду и пошел за черемшой в балаган. Поднялся, вошел — нет черемши, а сидит на балагане девушка. Сидит она, волосы расчесывает. Стало ему стыдно — очень уж красивая девушка, — скорее убежал.
Брат удивился:
— Почему не принес черемшу? Как будешь суп варить?
— Нет черемши. На балагане девушка сидит и волосы чешет. Красавица — любо поглядеть! Боялся я даже мельком на нее взглянуть.
Услышал это Эмэмкут, вскочил с постели и побежал к балагану. Увидел девушку, имя ее было Марокльнавт, сразу же женился, и тут же у них сын родился.
Котханамтальхан от стыда убежал к отцу и рассказал, какая красавица жена у брата. Стал Эмэмкут со своей женой жить. Один раз утром жена не отпустила его на охоту:
— Я сон худой видела.
— Надумал — поеду! — ответил Эмэмкут.
— Худо будет, не езди, — просит жена.
— Не бойся, близко промышлять буду.
И уехал.
Подслушала их разговор Каманхнавт[27]. Только Эмэмкут за дверь — она уж на пороге. Вошла в дом.
Стояла Марокльнавт, молчала, испугалась: знала — беда будет.
— Ну, садись, баба! — приказала Каманхнавт.
— Не сяду!
— Штаны дай мне!
— Не дам!
Стали бороться, победила Каманхнавт Марокльнавт и раздела ее. Стыдно стало жене Эмэмкута, что голая осталась, вышла она, села во дворе и заплакала. Сама травой прикрылась.
Каманхнавт села на порог, голову завязала, охает — будто голова болит. Вернулся с охоты Эмэмкут и не узнал жену: черная как уголь стала. А Каманхнавт начала укорять его:
— Зачем уходил? Ведь я говорила, худо будет — сон плохой видела.
Остался Эмэмкут с черной как уголь женой-ящерицей, а настоящая жена голая во дворе сидела, плакала и убивалась.
Настала ночь. Уснули все в доме. Марокльнавт вошла в дом, сына покормила и укрыла потеплее, Эмэмкута поцеловала и пошла обратно во двор. По дороге взяла охотничий нож Эмэмкута и положила в балагане наверху.
Каманхнавт утром встала и говорит Эмэмкуту:
— Давай откочуем отсюда; нечисто у тебя в доме.
А бедняжка жена Эмэмкута спряталась: стыдно ей, нагая она. Дорогой у нарты полоз[28] сломался. Хотел Эмэмкут его поправить, а ножа-то и нет.
— Ты чего остановился? — спросила злая баба.
— Полоз сломался, надо починить. Нож забыл, домой за ним сбегаю.
Испугалась худая баба-ящерица:
— Подожди, он, верно, в мешке!
Искала, искала — не нашла. Побежал Эмэмкут домой, стал искать нож — не смог найти. Марокльнавт в окошко заглянула и закричала:
— Нож наверху лежит!
— Что с тобой? Ты опять прежняя стала!
А она не смогла ничего ответить, не смогла выйти, показаться: стыдно, голая она. Отбежала от окна и спряталась. А Эмэмкут нашел нож и ушел к нарте и черной бабе.
Вошла в дом Марокльнавт и заплакала. Детской одеждой из травы лицо вытирала. Эмэмкут с Каманхнавт домой к отцу поехали. Там увидали — кто-то едет, догадались, вышли из дому посмотреть красавицу жену сына: смотрят — а она как уголь черная. Рассказал Эмэмкут, как все было.
Марокльнавт — его настоящая жена — постель из травы сделала, в березняке подвесила, приготовила себе травяные одежды и стала жить.
Весной гуси прилетели.
— Зачем ты на нашем месте постель повесила?
— Я уйду. Не знала я, что это ваш березняк.
И хотела уйти. Налетел на нее гусь, женился на ней, и тут же сын-гусенок родился. Осенью гуси собрались улетать. Марокльнавт держала мужа-гуся на привязи: жалко, улетит.
— Пусти, весной опять прилечу! — просил гусь.
Пожалела, отпустила, а сама изводиться начала. Сын-гусенок только и утешал: то олененка добудет, то уток принесет.
Весной гуси опять прилетели. Встретила Марокльнавт мужа-гуся; стали опять вместе жить. А сын уже большой стал. Один раз пошел на охоту старший сын Эмэмкута и Марокльнавт и добыл гуся, мужа своей матери. Каманхнавт, злая баба-ящерица, съела гуся, а кости сберегла, сохранила.
Рассердились гуси и решили Марокльнавт убить. Один раз сидела Марокльнавт и шила, а около паук, Сикукечх, путался. Отбросила она его:
— Я шью, а ты мне мешаешь! — рассердилась она.
— Прячься скорее в кукуль[29], выходи во двор, — сказал Сикукечх.
Послушалась она, вышла во двор, забралась в кукуль, с головой закрылась, лежит, ждет. Налетели гуси, стали ее бить. Подумали, что убили, и улетели прочь. А она вернулась в дом и опять села шить. Парнишка, сын гуся, совсем подрос, только одевался не так, как люди: травяная одежда на нем, на травяной постели спал. Люди-то ведь на оленьих шкурах спят и в кухлянках ходят!
Один раз собрался парнишка на охоту. Сначала решил идти, в чем дома ходил, но передумал и самую лучшую парку надел, которую ему мать дала. Ушел сын на охоту далеко от дома, добыл оленя, вдруг увидел: навстречу ему шел человек. Одежда у него в тело вросла — та самая, которую на него мать когда-то давно надела. Это был старший сын Марокльнавт и Эмэмкута.
Брат-гусенок стал звать его:
— Иди со мной есть!
— Нет, не пойду, — отвечает тот.
— Почему не пойдешь?
Стали разговаривать.
— У тебя парка хорошая, а у меня одежа в тело вросла.
Думал — чужой кто.
Стали есть, разговаривать.
— Да ты же брат мой от одной матери! — воскликнул брат-гусь, когда тот рассказал про себя.
Заплакали оба. Пошли вместе к матери. Один смело идет, другой застыдился — очень плохо одет. А мать давно сына ждала.
— Далеко ли был? — спросила.
— Да, далеко. Не один пришел: старший брат во дворе остался, стыдно ему войти — плохо одет, одежа в тело вросла. Как ты одела, так он все в ней ходит.
Вышла мать во двор, узнала сына, заплакала:
— Бедный мой, несчастный!
