Джеремия Кэртин - Легенды и мифы Ирландии
Эта мысль придала ему сил; вскочив, пастух поймал великана, одним ударом поставил его на колени, второй удар нанес в спину, третий по плечам, отрубил ему все пять голов, бросил их через стену, предварительно вырвав из них и положив в карман языки.
Оставив на месте сражения тело великана, пастух пригнал скот домой. Груагачу пришлось немало похлопотать, чтобы разыскать посуду для молока пяти золотых коров.
После ужина пастух, не сказав ни слова, лег спать.
На следующее утро он зашел еще дальше и снова подошел к зеленому лесу и крепкой стене. Прислонившись к стене спиной, он выдавил из нее огромный кусок и, войдя внутрь, выдавил еще один кусок. Затем он загнал за стену пять золотых коров и безрогого быка, поел сладких яблок, а кислые скормил животным.
А в это время сын короля Тизеана снова пришел к стене, нашел пять голов второго великана и понес их королю Эрина, как и накануне.
Наконец из леса вышел третий великан, и началась битва еще более жестокая, чем две предыдущие.
К вечеру великан стал побеждать, и казалось, ослабевающему пастуху грозит неминуемая смерть; но мысль о родителях и дочери короля Эрина придала ему сил, и он отрубил пять голов великана и, вырвав из них и положив в карман языки, бросил их через стену.
К вечеру пастух пригнал животных домой; и Груагач не знал, куда девать молоко пяти золотых коров, так много его было.
Когда пастух возвращался домой с животными, к стене снова явился сын короля Тизеана, забрал пять голов великана и поспешил к королю Эрина.
– Теперь ты завоевал мою дочь, – увидев головы, заявил король Эрина. – Но ты не получишь ее, пока не скажешь, почему перестал смеяться Груагач.
– А почему ты перестал смеяться, Груагач? – спросил пастух хозяина на четвертое утро. – Ведь ты всегда хохотал так, что было слышно всему свету?
– Мне очень жаль, что ты пришел сюда только из-за дочери короля Эрина!
– Если не скажешь добром, я заставлю тебя! – пригрозил пастух.
Его лицо исказилось от гнева, и он кинулся искать, чем бы побольнее ударить хозяина, но во всем доме не нашел ничего, кроме нескольких кожаных кнутов, висящих на стене.
Он снял их, поймал Груагача, заломил ему руки за спину, связал их, а потом привязал к ним и ноги, да стянул кнуты так туго, что мизинцы доставали до ушей.
– Если ты освободишь меня, я скажу, почему перестал смеяться, – пообещал Груагач.
Пастух развязал его, они сели рядом, и Груагач начал свой рассказ:
– Я жил в своем замке с двенадцатью сыновьями. Мы ели, пили, играли в карты и наслаждались жизнью, но однажды во время игры в комнату заскочил заяц-колдун. Он прыгнул к нам на стол, а потом убежал. На следующий день заяц появился снова; но мы с сыновьями были готовы к этому. Как только он проскакал по нашему столу, мы бросились за ним в погоню и преследовали его до ночи, пока он не скрылся в лесистой долине. Мы продолжили путь, пока не наткнулись на огромный дом, где жил человек с двенадцатью дочерьми. Заяц был привязан к стене возле женщин. В комнате горел очаг, а над огнем висел большой котел, в котором варился огромный аист. Хозяин дома сказал мне: «В конце комнаты сброшены вязанки камыша, идите туда и садитесь!» Из соседней комнаты он принес два копья, одно деревянное, а другое железное, и спросил меня, которое из них я выбираю. Я выбрал железное, потому что в глубине души думал: если на меня нападут, лучше защищаться железным, нежели деревянным копьем. Хозяин дома дал мне железное копье и позволил подцепить им из котла столько мяса, сколько смогу. Острием железного копья мне удалось подцепить лишь небольшой кусок мяса, а хозяин дома деревянным копьем подхватил все остальное. Мы захотели уйти той же ночью, но хозяин не отпустил нас, а когда он и двенадцать его дочерей наелись мяса аиста, они стали бросать в нас обглоданные кости. Так мы и остались на ночь, избитые костями аиста. На следующее утро, когда мы собрались уходить, хозяин дома попросил нас задержаться. Он вынес из комнаты двенадцать железных скоб и одну деревянную и велел мне надеть на моих сыновей железные скобы или самому надеть деревянную. Я ответил, что надену на шеи моих сыновей железные скобы, а сам засовывать голову в деревянную скобу отказываюсь. Тогда он надел железные скобы на шеи моих сыновей, а сам надел себе деревянную, а потом один за другим резко защелкнул замки скоб и снес головы двенадцати моим сыновьям. Он выбросил их из дома вместе с телами. Его же шея осталась невредимой. Убив моих сыновей, он принялся за меня: вырвал у меня с затылка кусок кожи с мясом, взял шкуру черной овцы, семь лет висевшую на стене, и пришил на затылке вместо моей кожи. У меня выросла овечья шкура, и каждый год с тех пор я стригу себя, а из каждого клока шерсти, снятого со спины, вяжу себе носки.
С этими словами Груагач показал пастуху свою спину, покрытую густой овечьей шерстью.
– Теперь я понял, почему ты не смеешься, и не в праве тебя осуждать! – воскликнул потрясенный пастух. – А этот заяц, что прыгал по твоему столу, больше к тебе не приходит?
– Приходит, – ответил Груагач.
Они сели за стол играть и не успели завершить и одной партии, как прискакал заяц; прежде чем его успели остановить, он запрыгнул на стол и привел находящееся на нем в такое состояние, что они не смогли бы продолжить игру, даже если б захотели.
Пастух бросился за зайцем, а за ним поспешил и Груагач, и они бежали до ночи так быстро, как только их могли нести ноги; а когда заяц подскакал к дому, где убили двенадцать сыновей Груагача, пастух исхитрился поймать его за задние лапы и размозжить ему голову о стену, да так, что череп зайца влетел в комнату и упал к ногам хозяина дома.
– Кто осмелился погубить моего боевого зверя? – вскричал тот.
– Я! – ответил пастух. – Если бы у твоего зверя были лучшие манеры, он остался бы жив!
Пастух с Груагачем подошли к очагу. В большом котле, как и в прошлый раз, варился аист. Хозяин дома принес из соседней комнаты железное и деревянное копья и предоставил пастуху выбрать любое.
– Я возьму деревянное, а ты бери железное, – сказал пастух.
Он взял деревянное копье и, подойдя к котлу, вынул оттуда всего аиста, кроме маленького кусочка. Они с Груагачем всю ночью ели мясо и на этот раз чувствовали себя хозяевами положения.
Утром хозяин дома принес из соседней комнаты двенадцать железных скоб и одну деревянную и спросил пастуха, что тот выберет – двенадцать железных скоб или одну деревянную?
– Что мне делать с двенадцатью железными скобами? Я возьму деревянную.
Он надел ее, а двенадцать железных скоб надел на шеи двенадцати дочерей хозяина дома, а затем защелкнул их так, что головы несчастных отлетели.
– Такая же участь ждет и тебя, если ты не оживишь двенадцать сыновей моего хозяина и не сделаешь их такими же сильными, как прежде! – пригрозил пастух.
Хозяин дома исполнил его приказ. Когда Груагач увидел своих сыновей такими же живыми, как раньше, он засмеялся, и весь восточный мир услышал его хохот.
– Плохо, что ты так громко засмеялся, потому что дочь короля Эрина выдадут замуж на следующий день после того, как в замке услышат твой смех, – укоризненно сказал Груагачу пастух.
– Не горюй! Давай-ка поспешим добраться до короля Эрина! – ответил Груагач.
И все они, пастух, Груагач и двенадцать его сыновей, стремглав выбежали из дома.
По дороге им встретилась горько плачущая женщина.
– Что с тобой? – спросил пастух.
– Какое тебе дело? – ответила она.
– Если ты скажешь, я помогу тебе! – настаивал он.
– Ну что ж, слушай! – сказала женщина. – У меня было три сына, и обычно они играли в мяч на траве с тремя сыновьями короля Сесенаков{15} и были достойными соперниками королевских сыновей. По правилам победитель должен дать побежденному три удара клюшкой; а мои сыновья побеждали каждую игру и так сильно били сыновей короля, что те жаловались отцу. Тогда король увез моих сыновей в Лондон, где сегодня собирается их повесить.
– Я сию же минуту верну их сюда, – пообещал пастух.
– У тебя нет времени, – остановил его Груагач.
– Не найдется ли у тебя табак и трубка? – спросил пастух Груагача.
– Нет, – ответил тот.
– А у меня есть, – сказал пастух и, вынув из кармана табак и трубку, протянул их Груагачу со словами: – Я слетаю в Лондон и обратно раньше, чем ты успеешь набить трубку табаком и раскурить ее!
Он исчез и вернулся из Лондона с тремя мальчиками, целыми и невредимыми, и отдал их матери прежде, чем Груагач почувствовал вкус дыма из трубки.
– А теперь пойдемте со мной на свадьбу дочери короля Эрина, – пригласил пастух женщину и ее сыновей.
Они поспешили; в трех милях от королевского замка собралась такая толпа, что не было никакой возможности двинуться дальше.
– Мы должны протиснуться сквозь эту толпу, – заявил пастух.
– Обязательно должны, – согласился Груагач. Они двинулись дальше, расталкивая людей, и вскоре оказались возле королевского замка.
