Гянджеви Низами - Пять поэм
Бракосочетание Искендера с Роушенек
Из огня моя чаша. О кравчий, налейМне воды, что послал тебе райский ручей!
Я прельщен и огнем этой чаши лучистой,И водой животворной, прозрачной и чистой.
* * *Счастлив тот, кому зимнею ночью даноПред собою поставить и снедь и вино,
Кто сидит рядом с милой, чьи груди гранаты,Без которых весь сад горше горькой утраты,
Кто гранатами милой смущен, восхищенИль из чаши гранатной пьет сладостный сон,
Кто из горницы глянет в отрадное время,В дни, как выйдет из веточек листиков племя,
И весь мир, словно райский пленительный сад,Заблестит, и в дому уж не станет услад,
Кто пойдет, взяв за мускусный локон подругу,Непоспешной походкой по свежему лугу,
Кто приблизит к устам своим розы ланитИ кого свет блаженства в сей миг осенит.
* * *Говоривший о днях и пиров и сраженийНыне так закачал колыбель изложений:
Вознеся в Исфахане до звездных огнейСвой венец, Искендер отдал несколько дней
Лишь веселым пирам во дворце своем новом,И припомнил он тут о гареме царевом.
И велел он, чтоб годный для царских палат,По обычаю Кеев, был соткан халат
Из румийского шелка, из шелка КитаяИ Египта. Чтоб, в дивных отливах блистая,
Освежал бы все души и радовал взорДрагоценный и царственный этот убор.
Много взять приказал он парчи златотканой,Много мягких мехов, и в палате пространной
Где хранили сокровища, выбрал он рядОжерелий, чьи зерна, как пламень, горят,
Взял он мускус невскрытый, и так же охотноОн прибавил к дарам дорогие полотна.
И в гарем он все это отправил затем,Чтоб не черным, а красным казался гарем,
Чтоб кораллы на синем пылали отныне,Чтобы в золоте всем позабыть о кручине,
Чтоб укрылся под золотом черный гранит,Что печаль об усопшем в гареме хранит,
Чтобы Дарий стал тенью неясной и дальней,Чтобы роз, не фиалок, искать в его спальне.
Разукрасив пристанище царственных нег,Тем возрадовал нежную он Роушенек,
Сам же стал поджидать он того, чтоб раскрылись бутоныПробужденной весны, чтоб для девушек жены
Приготовили светлый, венчальный уборИ украсили скромниц душистый пробор
В сладкий час, когда в них загорится желаньеВстретить светлого дня золотое пыланье.
И узнав, что невесте вручили дары»Что отказа не ждать ему с этой поры»
Царь наставнику молвил: «Красавицам живоОбо мне ты поведаешь красноречиво.
Миротворным деянием ты назовиМой приезд. Я явился сюда для любви;
Я к царевне спешу в нетерпенье великом,Чтобы взор усладить ее царственным ликом.
В почивальне Луны мир я в сердце приму,И главу ее подданных я подниму.
Ты царевне носилки снеси золотые,На которых меж лалов узоры густые
Бирюзы и жемчужин. Над ними онаПоплывет по садам, как земная Луна.
В пышных седлах из золота всем ее слугамТы коней отведи. Будь мне сватом и другом».
Поднялся Аристотель. Усердьем горя,Он поспешно исполнил веленье царя.
В полном мускуса собственном царском покоеОбласкал он затворниц. Сверканье такое
Проявил он, проникнув за стены оград,Словно был он ручьем, освежающим сад.
Обольщать стал он гурий дворцового рая,На красу обольстительниц нежно взирая.
Будто яблочко был каждый сладостный лик,Но лукавства немало он видел улик.
И играть стал он так, как играют пороюЛюди яблочком. «Вам, — он промолвил, — открою
Сердце царское. Шлет вам великий приветГосударь. Да сверкает вам радостный свет!
Хоть судьба в своем вечном движенье суровомИ взыграла грозою над кровом дворцовым,
Все же нет на царе Искендере виныВ той беде, что изведать вы были должны.
Есть надежда во мне, что, утратив надежды,На надежду вы снова поднимете вежды.
Уделить вам от счастья желает он часть.Благотворно свою проявляет он власть.
По желанию Дария — сердцу к тому жеСвоему подчиняясь, — он хочет потуже
С вами связанным быть: стать родным. ТаковаЕго воля. Такие сказал он слова:
«Для венца моего свет блистательный нужен.Я жемчужины жду, всех светлее жемчужин.
Озарит эту розу мой радостный лик,Превратит эта роза дворец мой в цветник».
Дал обет Искендер, он и честен и пылок.Посмотрите на блеск мне врученных носилок.
В этот радостный край царь направил коня,Чтобы свадьбы дождаться отрадного дня.
Никому о себе не доверил он речи.Сам он прибыл сюда для торжественной встречи.
Пусть невесте носилки подать поспешат,Пусть отрадное дело скорей совершат».
И толмач передал то, что молвили жены:«Благоденствуй, Ирана почтивший законы!
Только с доблестным мы породнимся, о шах!Все иные мелькают, как взвихренный прах.
Книга мудрости есть. Вот реченье оттуда:«Лишь погонщик осла — друг владельцу верблюда».
Тронуть ложе царя — наивысший почет,Преклониться пред ним — вознестись до высот.
Как рабыни, служить мы царю не устанем,И, супругами став, мы рабынями станем.
От веленья царя отвращаться нельзя.Это ключ золотой, золотая стезя.
Если нас он родством осчастливит прекрасным,То царевны чело станет месяцем ясным.
Примем в дар все, что ты от Хосрова принес:Род Хосрова и нас осенил и вознес.
В день, когда с нашим домом, таким родовитым,Властелин пожелает навеки быть слитым,
Мы, ему услужая, пойдем во дворецИ восславим его благодатный венец»,
Был посланец доволен подобным ответом,И пошел он к царю и поведал об этом.
Искендер просиял. Ведь хороший ответВ каждом сердце зажжет свой живительный свет,
А дурной, достигая до нашего слуха,—Угашает сияние нашего духа.
В день благих указаний таинственных силИ удачных сплетений небесных светил
Искендер, осеняемый славой великой,Возвестил, что венчается он с луноликой.
Полон верной любви, по уставу, как встарьПолагалось, дал клятву свою государь.
И, крепя свой обет, с блеском царского санаДал он светлой супруге все царство Ирана.
Он велел мастерам, возбуждая в них жар,Разукрасить и город, и шумный базар.
Всю страну, что была так недавно угрюма,Шелк Хорезма одел с алтабасом из Рума.
Словно сказочный город неведомых стран,Драгоценной парчой оплели Исфахан.
Опустили ковры с плоских кровель и башен,Каждый дом был кошмой бирюзовой украшен.
В поднебесье знамена взнесли; до основПеределали мир. Стал он светел и нов.
Переулки, базары покрылись шатрами,Все забыли дела, все пленялись пирами.
Перекрестки заполнил разряженный стройМузыкантов, с их громкой и звонкой игрой.
Всюду сахар сжигали, сжигая алоэ,Но сгорало и сердце завистников злое.
От Хизана до мест, где журчал Зиндеруд,Пели сазы, звенел утешительный руд.
Столько винных ручьев забурлило повсюду,Что пришлось опьяниться и Мамешан-руду.
Черный мускус таразский — пришел его срок —Развязал свой мешочек. День первый истек.
Вновь заря, вся из роз, всем послала усладу.Месяц с солнцем прошли по небесному саду.
Снова в сахар оделся восток, и возросВ небе праздничный купол из пламенных роз.
Распевали певцы. Что могло быть прелестнейГолосов, целый мир услаждающих песней!
И опять черный шелк разостлавшая мгла,Словно ракушку, месяц в высоты взнесла.
(Продавец благовоний в сей ракушке, верно,Растирал ароматы.) Сияя безмерно
Красотою, невеста — вторая луна —Заплетала свой мускус. Мечтала она,
И миндаль ее глаз и ланит ее сладость,—Все готовилось ею Владыке на радость.
Мгла распалась. Зари золотая рука,Как невесты рука, отстранила шелка.
Царь проснулся, и сердце его опьянело,Колокольчиком русов оно зазвенело.
И таким занялся пированием он,Что от зависти к пиру померк небосклон.
И шутил он со знатью над чашей веселой,И совсем голова его стала тяжелой.
Столько щедрых даров он велел разослать,Что измучили землю, нося эту кладь.
Разорвав ожерелье дневного светила,Мгла вечерняя яхонт в ладони схватила.
Бу-исхакскою все же пленясь бирюзой,За него отдала она пламенник свой.
К утоленью спеша, все исполнив обряды,Царь дождался поры долгожданной услады,
И велел привести он прекрасную в садС той, что в сад облекла эту розу услад.
И невесте промолвила мать, открываяЕй значенье всего: «Как заря огневая —
Искендер. По заслугам его оцени.Этот яхонт жемчужинам нашим сродни.
Он, вручая нам власть над просторами мира,Возвратит нам величье и силу эмира.
Если выбрал он путь — по нему нам идтиИ прекрасней царя на земле не найти.
Его поясом сделай душистый свой локон,Чтоб царя Искендера к веселью повлек он.
Коль другому на сердце подаришь права —Пояс царский украсит его голова.
В твоем ухе кольцо, но кольцо это все жеБез румийца — дверного кольца не дороже.
С ним поласковей будь, мы подвластны ему:Он пришел к нам на смену отцу твоему».
И все то, что промолвила мать чаровницы,Приняла ее дочь, опуская ресницы.
Вот несут золотые носилки (цариНе видали подобных), и вводят пери́
К жениху, и ее, недоступную взорам,Помещают за тканью с блестящим узором.
И когда принесли в этот царский чертогПодношенья, — о, кто бы исчислить их смог? —
Мать невесты, с велением неба не споря,Поручила жемчужину милости моря.
От владык, чьи иссякли уже времена,Оставалась на свете она лишь одна.
«Не скажу я, о царь, что жемчужину раяЯ вручаю супругу, чья слава без края,
Нет, прими сироту, чей погублен отец.Сироту, чьей страны разломился венец,
Искендеру вручаю. Ты ведаешь это,И грядущее мглой для тебя не одето».
И венцом осененную РоушенекПринял царь Искендер в свое сердце навек.
Перед станом самшита предстала лилея,На царевом лугу горделиво белея.
Прелесть алого рта все ж была не строга,И лобзаньями царь стал скупать жемчуга.
Он увидел пери́, встав с которою рядомВсе пери́ не могли бы приманивать взглядом.
Чей был рот ароматней и сладостней — чей?Лучший сахар был раб ее сладких речей.
То был взор ее быстрым, лукавым, нескромным,То, врачуя больного, сам делался томным.
Прядь волос завивалась, черна и густа,Что-то родинке близкой шептали уста.
То она, подчиненная лишь своеволью,На сердца воздыхателей сыпала солью,
То улыбкой и легким движением веждПорождала в их душах мерцанье надежд.
Розы розовый лик посрамил бы и розу.Горьких розовых слез нес он страстным угрозу.
Тень кудрей ниспадала на сладостный лик,Что источником света пред взором возник.
Эту тень и источник увидев, приваломИскендер усладился таким небывалым.
И взглянул на нее оком верности он.Сердце милой, обняв ее, взял он в полон.
Он прижал к себе ту, что похитила сердцеИ, желанная сердцу, насытила сердце.
Стал светлей он от Светлой, и словно весь крайИ дворец обратились в сияющий рай.
Называл он царицу владычицей света;И в почете сияла прелестница эта,
Потому что была неизменно онаТерпелива, стыдлива, нежна и умна.
Ключ от множества стран дал он Светлой в подарок.Стал престол ее царства возвышен и ярок.
Он ни часа не мог провести без того,Чтоб не видеть лица божества своего.
Отдыхая в стране благодатнее рая,На посланницу рая взирал он, сгорая.
И когда предрассветный скрывался туманИ над черным Хабешем смеялся Хотан,
Целый мир наполнялся бурленьем баклаги,«Пей!» — кричали ковши, пьяной полные влаги.
И, склоняя свой клюв, в утро новое вновьЛил по чашам кувшин темно-красную кровь.
И от чангов рокочущих царского пираПламенели ланиты подлунного мира.
Царь семи областей в кушаке, что являлСемь каменьев цветных, небеса заставлял
Пред собою склониться почтительно долу,—Так сиял он, склонясь к золотому престолу.
Столько пышности ввел в это празднество он,Что казалось пирующим: все это — сон.
Все искусники были на пиршестве, дабыПроявлять мастерство, и звенели рубабы
В ловких пальцах. Под звучные песни певцаСтройных кравчих проворность пленяла сердца,
И напевы струились, и струны журчали,И журчаньем куда-то мечтателей мчали.
И рука Искендера была не пуста,Вновь сокровищниц полных раскрыл он врата.
И шуршащих жемчужин за грудою грудуРаздавал он войскам и разбрасывал всюду.
И весь мир он одел и в рубин и в лучиБагряницы своей и блестящей парчи.
Словно солнцем он был, щедрый пламень являя,И сияньем своим целый мир наделяя.
Словно солнцем он был, раздающим свой свет,—Свет бессмертный, которому убыли нет.
Быть скупым не пристало царю всего света.Беспредельная щедрость — великих примета.
Восшествие на престол Искендера в столице Истахре
