Ирландские предания - Джеймс Стивенс
— Ты кто такой? — взревела черная пасть, в которой извивался и дергался, словно рыба, красный язычище.
— Я сын Кула, сына Башкне, — ответил неукротимый Финн.
И вдруг разбойник перестал быть разбойником, убийца исчез, черная пропасть с краснорыбицей в ней переменилась, а готовые сожрать глаза перестали вылезать из орбит. Вместо убийцы предстал улыбающийся и преданный слуга с глазами на мокром месте; и он готов был служить и угождать, если на то будет воля сына его величайшего господина. Домой Финн отправился, сидя на плече этого разбойника, а тот громко фыркал, совершал по дороге большие прыжки и вообще вел себя как первостатейный жеребец. Оказалось, что этот самый Фиакул был супругом Бовмалл, тетки Финна. Когда клан Башкне был низвергнут, он удалился в дебри, дабы воевать там с миром, что посмел убить его господина.
Глава VII
Так у Финна началась новая жизнь в разбойничьем логове, затерянном среди бескрайних промозглых топей.
Это было секретное жилище, с несколькими тайными выходами и еще более скрытыми входами; в его сырых, затянутой паутиной, извилистых лабиринтах можно было скрывать сокровища или прятаться самому.
Там этот разбойник жил один, и за неимением других собеседников он много говорил с Финном. Показывал ему свое оружие и демонстрировал, как с ним управляться: как одним ударом он рассекает жертву и как сечет ее, чтобы изрубить. Рассказывал, почему одного человека можно рассечь одним ударом, а другого приходится кромсать. Все люди в молодости чему-то учатся, и Финн тоже приобрел тут кое-какие знания. Он рассматривал огромное копье Фиакула, на втулке которого было тридцать заклепок из аравийского золота, и нужно было обязательно держать его зачехленным и крепко связанным, чтобы оно не убивало людей благодаря лишь своей злобной натуре. Оно было фенийским, им владел Аллен Мак-Мидна[37], и позже ему суждено было вернуться к этому человеку, вонзившись ему в спину между лопатками.
Какие истории этот разбойник рассказывал мальчику? И какие малец задавал вопросы? Должно быть, Фиакул знал тысячу приемов, а поскольку тянет нас к наставничеству, а также потому, что ни один прием не скрыть от мальчишки, разбойник показывал их Финну.
К тому же кругом было болото, и в нем былажизнь, которую следовало изучить; жизнь непростая и таинственная в мокроте среди тростниковых зарослей; она была коварна, но по-своему красива и настолько привлекательна по природе своей, что можно было позабыть о жизни на тверди земной и любоваться только тем, что трепыхалось среди тины и пускало там пузыри.
— В этом месте можно купаться. Вон по тем признакам можно определить, что оно безопасно, — говорил Фиакул. — А вот эти знаки говорят, что сюда лучше и пальцем ноги не соваться!
И куда бы ни совался Финн, его ушки всегда были на макушке.
— Там, в глубине, заросли водорослей, — предупреждал его разбойник. — У них тонкие, но прочные стебли. Они как змеи — схватят и обовьют тебя, начнут тянуть и не отпустят до тех пор, пока не захлебнешься. Будешь трепыхаться и дергаться, тянуть руки, и пытаться нащупывать ногами дно, и лихорадочно оглядываться вокруг, а тебя будут держать эти кожистые плети, и хвататься ты сможешь только за них, пока наконец не утонешь.
— Обращай внимание на это, и на то, и на это тоже, — предостерегал он Финна, — и всегда плавай с ножом в зубах.
Так Финн и жил там, пока его опекуншы не узнали, где он, и не пришли за ним. Фиакул передал им Финна, накопившего новые знания и обогатившего себя новыми умениями, и снова вернулся он домой, в леса Слив Блум.
Сыны Морны надолго оставили его в покое. После набега они расслабились.
«Ничего, — говорили они. — Сам попадет к нам в лапы, когда придет время».
Вполне вероятно также, что они получали как-то сведения о нем. Как подрастал? Как крепли его мышцы? Научился ли он во время прыжков не заступать за черту или надо было его подталкивать? Финн же оставался со своими стражницами и охотился для них. Он мог настигнуть оленя и притащить его домой, схватив за рога. «Давай, давай, Голл, — приговаривал он, крепко ухватив этого оленя за морду и заставляя перескакивать кочки. — Пойдешь ты, лысый Конан, или мне надавать тебе по шее?»
Должно быть, недалеко было то время, когда он вздумает ухватить за морду весь этот мир, перетащить его через кочки и загнать в свой загон; ибо Финн принадлежал к той породе людей, которые становятся умельцами и отменными повелителями.
Слухи о его мастерстве разлетались далеко вокруг. Клан Мориа начал беспокоиться, и однажды его опекунши отправили его от себя.
— Теперь тебе лучше покинуть нас, — сказали они статному юноше, — ибо сыны Морны снова выслеживают тебя, чтобы убить.
После таких слов лес стал казаться зловещим. С верхушки дерева могут сбросить камень; но с какого именно? Их же в лесу тысячи! Стрела может прожужжать прямо над ухом и, вонзившись в землю, грозно и безмолвно дрожать, намекая на братьев, из чьих колчанов она только что вылетела. Где они могут скрываться? Справа? Слева? Сколько их? Сколько колчанов? Финн был человеком леса, но у него была только пара глаз, чтобы наблюдать, и одна пара ног, чтобы нестись в одном направлении. Он смотрел вперед, но кто при этом мог буравить его взглядом сзади и сколько этих «кто» было позади? Натянув тетиву, он мог целится в любом направлении, метя в ухмылку на прячущейся в кустах роже. Однако из этого куста или вон из того на него в любой момент могло вылететь копье. Ночью он мог сражаться, противопоставляя свой острый слух вражеским ушам, а свой легкий и бесшумный бег — против затаившихся недругов. Он знал лес, и ночью мог сражаться против несметного их количества, однако днем у него не было шансов.
Поэтому Финн отправился поискать удачу,
