Антонио Дионис - Геракл
Ночь была хороша. Она не вскрикнет, когда бронзовый наконечник, вспарывая кожу, разорвет ее плоть и проникнет в сердце. А ночь набросит на мертвое тело свой темный плащ — и боги примут бессмертную душу. Так размышляла Алкмена, колеблясь. Легко мечтать о скорой кончине, но, когда кинжал, пружиня, начал свой кровавый путь, Алкмена испугалась. Она попробовала в другом месте, поднесла кинжал к животу, слегка надавила на рукоять — было больно. Алкмена отбросила оружие, прижалась лицом к каменной решетке балкона и разрыдалась. Даже умереть у нее не хватило мужества.
Алкмена! — тихонько позвал мужской голос сзади.
Алкмена! — грохотом отозвался звук в ушах.
Девушке показалось, что сами небеса взывают к ней.
Но ночь была молчалива. По-прежнему равнодушно, мертвенным светом заливая землю, сиял молодой месяц.
Царевна обернулась. В балконном проеме, отчетливый в бросающих тени свете факелов и светильников, сверкнул окровавленный меч. Алкмена узнала Амфитриона. Тот опасливо оглядывался.
— Алкмена! — прошептал Амфитрион. — Приготовься услышать горестную весть!
— Что?! — беспомощным жаворонком затрепетало сердце.
Я убил твоего отца! — ужасаясь сказанному, сглотнул Амфитрион. — Теперь я должен бежать!
Ты поднял меч на царя?! — отшатнулась девушка.
Амфитрион протестующе поднял меч, словно тот был продолжением его руки.
Это вышло случайно, царица!
Путаясь и сбиваясь, Амфитрион рассказал, что царю стало дурно в душном зале. Зять помог выйти Электриону на воздух, они стояли у каменного колодца. Электрион опирался о плечо Амфитриона и тяжело дышал.
Внезапно, — продолжал рассказ мужчина, — царь смертельно побледнел. Зубы его выбивали чудовищную дробь. На посиневших губах выступила пена. И вдруг он упал наземь, сотрясаемый ужасными судорогами. Я бросился ему на помощь, не зная, что предпринять. Попытался разжать лезвием меча плотно стиснутый рот, царь задыхался. И сам не понимаю, как вышло, что царь дернулся, чуть ли не подпрыгнув в воздухе. Меч сам нашел свою жертву. Когда я опомнился, а все произошло в долю секунды, царь Электрион мертвый лежал у моих ног, а я сжимал меч, с лезвия которого все еще стекала кровь.
Тут нет твоей вины! — горе разрывало грудь Алкмены, но она должна была быть справедливой. Припадки отца, которые после гибели сыновей повторялись все чаще и чаще, всегда кончались лишь продолжительным сном Этот припадок, о средствах борьбы с которым Амфитрион не мог знать, поскольку болезнь царя тщательно скрывали, тоже закончился сном. Вечным.
Нам надо поставить в известность!
Нам надо бежать! — отчаянно выкрикнул Амфитрион. — Кто поверит, что все произошло без моей вины?! Все слышали, как царь упрекал меня в собственной щедрости из-за проклятых стад — никто не видел, что произошло во дворе у колодца!
Амфитрион говорил правду Алкмена колебалась велик был соблазн позвать стражу и предать мерзавца позорной смерти Но Алкмена была дочерью царя
Алкмена выпрямилась
Я последую за тобой, Амфитрион! Теперь, когда в целом мире у меня не осталось ни одной близкой души, ничто не держит меня во дворце! Но мое условие
Все, чего пожелаешь, царица! — перебил Амфитрион.
И ты, и я знаем, что незаслуженно, не так, как подобает воину ты получил меня в жены! А я дала слово, что лишь достойному буду принадлежать! Ты поклянешься здесь, теперь, пока не остыло тело моего отца, что Птерелай будет плакать над трупами своих сыновей так как царь Электрион оплакивал свою потерю!
Амфитрион на мгновение смутился Но набежавшее на месяц облачко скрыло минутное колебание Клянусь, царица!
Алкмене хотелось, было, проститься с няней Она помешкала Но преодолела соблазн
Лишь скрип ворот да любопытный месяц провожали покинувшую дворец пару Две фигуры торопливо пере секли кипарисовую рощу достигли реки и растворились в темноте
Амфитрион и Алкмена шли, пока ночь не перевалила за горизонт уступая место бледной заре Тогда Амфитрион свернул с горной тропы, через некоторое время издалека позвав Алкмену Девушка с трудом поднялась с земли. Изрезанные ступни горели и сильно опухли Каждый шаг причинял неимоверную боль Алкмена застонала, когда под ноги попал острый камешек, но по-прежнему карабкалась на зовущий голос Наконец показалась пещера спрятанная среди чахлого кустарника Алкмена поразилась той страсти, с которой растение цеплялось корнями за голый камень. Вид кустарника, проросшего и уцелевшего на мертвой горе, придал девушке сил Она раздвинула ветви и, только кое-как приведя себя в порядок, оторванной от хитона полоской перебинтовав ноги и даже заплетя спутанные волосы в косы, позволила себе улечься на присыпанный песком пол пещеры. И тут же провалилась в благодетельный сон без сновидений. Проснулась Алкмена, когда солнце миновало зенит и медленно клонилось к закату. Девушка зевнула и удивленно встретила пристальный взгляд Амфитриона.
Мужчина присел на корточки, не сводя с девушки глаз. Что-то темное, и страшное, и сладкое таилось в сумеречных зрачках мужчины. Знакомый жар разлился по членам Алкмены, неясное томление во всем теле и жар, внезапно сменяющийся холодом.
Любовь моя! — Амфитрион тоже почувствовал перемену в девушке.
И они остались в пещере одни. А испытанные страдания лишь сделали наслаждение острее. Они, впервые оказавшись наедине друг с другом, освободились от всего, чем была их жизнь доселе. Исчезли привязанности, друзья, обязанности и долги. Мужчина и женщина освободились от вся и всякого, что могло бы мешать их счастью, беспрепятственно предаваясь объятиям друг друга и жарким поцелуям. Когда Амфитрион проник в Алкмену, слезы выступили на густых ресницах девушки, но то были слезы радости. Потом они долго и молчаливо сидели, обнявшись. И их поцелуи были чисты и полны целомудрия. Теперь, когда страсть была удовлетворена, над любовниками простерла крылья любовь.
Наконец они вспомнили, кто они и что: беглецы, изгнанники, у которых нет ни пищи, ни крова. Тогда Амфитрион промолвил:
О Алкмена, душа моя! Помолимся богам! Да позволено будет нам, какие бы испытания не ниспослала нам судьба, всегда оставаться вместе! Многие страдания ждут нас впереди! Пусть будут милостивы к нам боги!
Алкмена присоединилась к молитвам мужа.
И тотчас по пещере разлилось золотистое свечение, а воздух, спертый и пыльный, вдруг наполнился благовонием.
Старушонка, явившаяся на пороге, ничем божественным не обладала. Да и свечение: они приняли прощальный мазок солнца за отклик богов. Алкмена стыдливо спрятала голову на груди супруга. Ему тоже было неловко за гордыню и высокомерие Амфитрион готов ведь был возомнить, что небеса прислали любовникам свой благосклонный ответ
Чего тебе, старая карга? — шуганул воин старушку, деловито кружащую вокруг парочки. — Поди прочь!
Пусть будет по-твоему! — недобро усмехнулась старушка, растаяв.
Амфитрион вскочил на ноги. Выбежал из пещеры на узенький гранитный уступ. Везде, куда ни кинь взгляд, неприступными террасами возносились крутые горы. И ни следа старухи. Алкмена выглянула через плечо мужа.
А все же, мне кажется, боги услышали нас! — И тут же добавила — И пусть они нас хранят!
Небо потемнело. Клочьями неслись серые облака, обещая дождь. Ураганный ветер, играя, разметал на мгновение тучи, то гончая свора тут же собралась вновь. Ночь принесла темень, ливень и завывание бури.
Любовники всю ночь провели в пещере, тесно прижавшись друг к другу Начал сказываться голод.
Амфитрион, к удивлению Алкмены, выказал сварливый характер, начав бурчать.
Ведь сколько раз твердил, послушай женщину, но сделай наоборот! До ведомой мне тропы, ведущей через горы в долину, было рукой подать. Еще до бури у нас был бы теплый кров и горячий ужин! И вместо всего этого — мерзнуть всю ночь!
Алкмена ежилась, лишь плотнее закутываясь в плащ. Ее свадебный наряд походил на лохмотья. Кожа зудела от пыли. Но царица терпеливо сносила лишения ради того, кого назвала своим супругом. И лишь недовольно хмурилась на недовольство мужа. Внезапно Амфитрион умолк. Его руки нашли в темноте податливое тело Страсть, охватившая обоих, принесла примирение и, что существенней, согрела промерзших любовников
С первым намеком на день Амфитрион и Алкмена двинулись в путь, “здраво рассудив, что вряд ли их станут искать в горах, даже если и будет послана погоня. Да и кому придет в голову, что царица полезет на горные кручи рука об руку с убийцей ее отца?!
Амфитрион шел вперед. Алкмена осторожно ступала следом. Ее раны поджили, но от ходьбы открылись вновь, оставляя позади за царицей кровавую росу. Одинокий шакал, спрятавшийся после неудачной ночной охоты в своем логове, приподнял косматую голову и принюхался. Запах крови позвал, было, зверя из глубокой норы в горе, но тут же ветер донес запах оружия и мужского пота, и разочарованный хищник вновь свернулся клубком, пряча под брюхом нос.
