Джоэль Харрис - Литературные сказки и легенды Америки
С этими словами профессор В. О. Здух передал банку с удивительным содержимым сначала Далей, а от него она попала к судье, потом к шерифу, потом к дядюшке Одиссею и, наконец, к Гомеру. И каждый из них встряхивал ее над своей чашкой с кофе и над своим вторым пончиком, потому что первый они давно уже съели вслед за профессором.
И затем все стали пробовать пончик и кофе на вкус и на запах, переглядываться, пробовать снова, кивать важно головами, а профессор тем временем заговорил опять:
— Да, друзья мои, теперь вы убедились, что и кофе, и пончики стали иещеболее вкусными! Не правда ли?
И все согласно кивали и с особым наслаждением пили кофе и ели пончики. Все, кроме Гомера. Несколько раз он попробовал свой кофе и делал при этом такие ужасающие гримасы, что смотреть было страшно. В конце концов он сказал:
— А что, если я вообще не люблю кофе? Зачем...
— Зачем?! — закричал профессор. — Вы спрашиваете «зачем», молодой человек? Но вы лучше спросите: «Куда?» И я отвечу вам:
«Всюду!» Добавлять «иещеболее» можно и даже нужно всюду! Оно заставит розу пахнуть еще лучше, кудри — сделаться еще кудрявее, чудесную музыку стать еще чудесней! Вы, конечно, достаточно умны, друзья мои, чтобы понять неограниченные возможности этого вещества. И вот оно здесь, перед вами, в удобной упаковке...
Оно перед вами — оптом и в розницу... Купите одну лишь банку, и вы будете обеспечены до конца своих дней! Не бойтесь, что оно протухнет, прокиснет или потеряет свои свойства. Нет! Оно всегда и везде останется таким же, всегда и везде сохранит свою силу... И это чудо вы можете приобрести за пустяковую цену — всего за пятьдесят центов, за пять даймов, за полдоллара! Полдоллара — и вечно действующее вещество «и еще более» можете считать своим! Не теряйте этой возможности, люди! Не теряйте, чтобы потом не пожалеть!..
Шериф первым «не потерял этой возможности» и вынул из кармана пятьдесят центов.
За ним стали обладателями драгоценных банок судья и дядюшка Одиссей. Даже Далей одолжил у судьи полдоллара и купил одну банку.
Профессор уже собирался захлопнуть крышку чемодана, когда Гомер спросил:
— А если я не люблю кофе и натрясу в него эту штуку, значит, кофе будет еще более противным?
— Еще противней, чем ты, несносный мальчишка, — буркнул профессор. — На вот тебе...
Он быстро всучил Гомеру банку без всяких денег. «В виде премии», сказал он, еще быстрей захлопнул чемодан, повесил трость на руку, натянул перчатки, поправил шляпу — и исчез за дверью.
— Ну, я пошел, — первым нарушил молчание Далей. — Попробую дома эту штуку.
— Я поже тошел, — сказал шериф, — то есть я хотел сказать — тоже пошел.
— До свидания. Одиссей, сегодня неплокой денек, — сказал судья. Он всегда бывал вежлив не в зале суда.
— Да, да, — рассеянно ответил дядюшка Одиссей, который в это время выбирал для себя два пончика.
Оставшись вдвоем с Гомером, дядюшка Одиссей положил свои пончики на два разных блюдца и один из пончиков основательно побрызгал веществом «иещеболее». Затем он откусил от одного, от другого, снова от первого, опять от второго. Потом дотер подбородок, почесал затылок, подозвал Гомера, и они стали пробовать вдвоем.
— Нет, будь я проклят! — сказал наконец дядюшка Одиссей.
— А знаете, — вспомнил Гомер, — сегодня никто не платил ни за кофе, ни за пончики.
— Будь я проклят, — повторил дядюшка Одиссей, — и еще более!..
На следующий день, когда дядюшка Одиссей, как обычно, подремывал за своим прилавком, отворилась дверь и вошел судья.
— Послушай, судья, — сказал ему дядюшка Одиссей, еле ворочая языком. Ты что-нибудь замечаешь во мне?
Судья внимательно оглядел дядюшку Одиссея и потом казал:
— Я замечаю повышенную сонливость.
— Вот-вот, — сказал дядюшка Одиссей и зевнул, — то же говорит и моя Агнесса.
Кричит, я всегда был ленивым, а теперь стал и еще более... Только это неверно, судья. Просто я не выспался. Дело в том, что я насыпал этого «иещеболее» себе на матрас, чтобы он стал еще более мягким...
— Ну, и помогло? — спросил судья.
— Помочь-то помогло, да несколько капель попало, как видно, на ту самую пружину, которая скрипела громче всех... Ну, и она стала — представляешь себе? — и еще более скрипучей! Глаз не мог сомкнуть всю ночь... Привет, шериф!
Да, это сам шериф поспешно, словно боялся, что без него что-то произойдет, входил в кафе.
— Джентльмены, — сказал судья торжественно, — я хочу сделать заявление. Боюсь, что и во мне происходят какие-то серьезные изменения — внутренние, а также внешние. Я такой же, как всегда, но только и еще более...
А шериф печально добавил:
— Почу хризнаться, воследнее премя я и еще более сутаю плова и састо чам не догу могадаться, что я сакое тказал.
— Да, тут что-то не так, — мрачно заметил дядюшка Одиссей. — Спросим-ка у Далей.
Он тоже был с нами.
На счастье. Далей как раз в это самое время шел по городской площади, прямо по газону. Он споткнулся о столбик с вывеской «По газонам не ходить!», чертыхнулся, сплюнул, выдернул столбик из земли и швырнул его прямо в монумент. Потом зацепил ногой мусорную урну и уж только после этого направился в сторону кафе. Далей Дунер после истории с гигантскими сорняками и в самом деле стал очень нервным.
— Он такой же, как всегда, и даже еще более, — сказал дядюшка Одиссей. — Наверно, весь день поливал себя этим веществом. Может, даже пил его.
А судья и шериф закивали головами. Бам! — грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дунера. Гомер и его друг Фредди были тут же и с любопытством смотрели на еще более сонного дядюшку Одиссея, еще более важного судью, еще более подозрительного шерифа и на еще более невыносимого из горожан по имени Далей Дунер и по прозвищу Дунер-Плюнер.
— А как себя чувствуешь ты, Гомер? — спросил дядюшка Одиссей.
— Очень хорошо, — ответил Гомер. — А вот у вас ужасно сонливый вид. Может, сенная лихорадка?
— Что ты сделал со своей банкой этого «иещеболее»? — спросил дядюшка Одиссей, с трудом отгоняя сон.
— А, с этим... — сказал Гомер. — Мы с Фредди побрызгали как следует радиоприемник, чтобы слышимость была лучше. Вроде немного помогло, но зато стало больше помех и избирательность хуже. Тогда мы взяли отвертку и вскрыли эту банку с «иещеболее».
— Ну? — спросили все.
— Ну, и вот, — сказал Гомер.
— Она была пустая, — сказал Фредди и пожал плечами.
— Вещество невидимое, — напомнил судья.
— Она пустая была! — повторил Фредди с вызовом.
— Пустее пустого, — сказал Гомер. — И еще более!
— Выходит, нас окунули, то есть обманули! — закричал шериф. — Я все время так думал!
— Наше богатейшее воображение, — сказал судья, — увело нас немного в сторону.
— Профессор здорово облапошил нас, — произнес дядюшка Одиссей несколько более оживленно.
— Вот, судья, — сказал Далей, вручая ему свою банку с «иещеболее», теперь мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов.
— Угощайтесь пончиками, ребята, — ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру и Фредди.
Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь.
— Вот что, ребята, — сказал он потом, — главное, смотвите, чтоб не узнал папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет.
Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал:
— Он уже знает.
— Что?! — вскричали шериф и дядюшка Одиссей. — Ага. Когда мы приделали обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь любит такие цтуки, вы знаете.
— Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? — спросил шериф.
— Он сказал... — ответил Гомер, — что, когда он был молодой, эта штука продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать ее в банки и закрывать крышкой...
— Так-так, продолжай, молодой человек, — сказал судья.
— Еще он говорил, — продолжал Гомер, — что никогда жизни не пробовал это самое «иещеболее» и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем раньше...
Ну, и продал ему свою банку за доллар...
— Да, ты мой племянник! — воскликнул дядюшка Одиссей. — И еще более!
— Нас всех обманули! — повторил шериф. — Жаль, я не упрятал его за решетку!
— У нас нет такого закона, — сказал судья. — У нас свобода торговли.
— Привет всем! — услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес.
— Как поживаете? — спросил его судья.
— Лучше всех, — ответил папаша Герк.
— Куда вы ее девали? — спросил Далей.
Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал:
— А, ты, наверно, про эту банку с «иещеболее». Я долго думал... Ведь такой старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная, чем всякая другая...
