Фазил Юлдаш - Алпамыш
Тяжело принял Караджан слова Алпамыша: «Жестоко, мол, я накажу всех вас, бедствием, мол, стану я для калмыков!» Врезались слова эти в Караджана и, решив испытать прибывшего, так он сказал:
— Утица, тобой упущенная, есть:На Ай-Коле ей пришлось, бедняжке, сесть —Девяносто коршунов над ней кружат,День и ночь ее, бедняжку, сторожат.Зря сюда спешил ты, сокол, прилететь:Коршунов таких как можешь одолеть?Бестолку спешил, — придется пожалеть.В коршуньих когтях не сладко умереть!Положения ты не разведал здесь,Вздорную завел со мной беседу здесь, —Гибель ждет тебя, а не победа здесь!..По верблюдице твоя тоска-печаль,—Есть верблюдица — твоя ли, не твоя ль? —Полуторатысячную надевает шаль,Стойбище ее найдешь в степи Чилбир.Если знаю что, — поведать мне не жаль.Видел я: жива верблюдица твоя,Только знай, — мечта не сбудется твоя:Ровно без десятка сто богатырейУгрожают здесь верблюдице твоей.Слух по всей степи уже пошел о ней.Очень ты, узбек, удачлив, погляжу!Тех богатырей увидев пред собой,Должен будешь ты вступить в неравный бой:Над тобою верх из них возьмет любой.Силачей таких сразишь ли похвальбой?Правду говорю, с тобою говоря:Страстью по своей верблюдице горя,Даром ты приехал, — изведешься зря!
Услыхав эти слова от Караджана, очень опечалился Алпамыш, про себя подумав: «Он перевалил через девяносто гор, сталкивался с батырами калмыцкими, со многими несчастьями, наверно, встречался калмык этот. Правильно говорит он мне: чем ехать туда, себя на позор обрекая, не лучше ли мне будет сразу повернуть отсюда, обратно коня направить?»
Заметив, что Алпамыш так близко к сердцу слово его принимает, Караджан, прикинувшись незнающим его, сказал: — Я тебя за другого принял.
— Род конгратский высокий твой,Облик ангела, пыл боевой,Конь, что сыт сухою травой…За другого я принял тебя…По верблюдице страстный вой,Твой на все ответ некривой,Взгляд Рустама твой огневой…За другого я принял тебя…Жар и сладость речи живой,Плечи, как утес кремневой,С гордою большой головой…За другого я принял тебя…Гневный окрик твой громовойВздохов, стонов шум грозовой,Смелостью — орел степовой…За другого я принял тебя…Грудь и твой хребет становой,Смех, что бьет струей ключевой,Лукобровье, взор заревой…За другого я принял тебя!..
Алпамыш, слова Караджана услыхав, спрашивает, за кого же он принял его:
— Род конгратский назвал я свой.Ликом — ангел, дух боевой,Конь мой сыт сухою травой…За кого меня принял, калмык,За кого меня принял, дурак?По верблюдице страстный вой,Мой на все ответ некривой,Взгляд Рустама мой огневой…За кого меня принял, калмык?Жар и сладость речи живой,Плечи, как утес кремневой,С крепкою большой головой…За кого меня принял, дурак?Гневный окрик мой громовой,Вздохов, стонов шум грозовой,Смел я, как орел степовой…За кого меня принял, калмык?Грудь моя, хребет становой,Смех, что бьет струей ключевой,Брови — росчерк пера круговой…За кого меня принял, дурак?За кого, окаянный калмык?
Снова и снова слово «дурак», да еще под конец «окаянный» — очень обозлили Караджана, — к силе сила прибавилась. Вспыхнул он гневом, задымился весь, волоски на теле его дыбом стали, — так напряглись, что сквозь кольчугу пробились.
Сдержал себя, однако, Караджан и, к Алпамышу обратившись, так сказал:
— Род конгратский узнал я твой,Облик ангела, дух боевой.Конь, что сыт сухою травой,Байчибара напомнил мне…О верблюдице горький вой,Твой на все ответ некривой,Взгляд Рустама твой огневой —Алпамыша напомнили мне…Жар и сладость речи живой,Плечи, как утес кремневой,С гордою большой головой —Байсары напомнили мне…Грудь твоя, хребет становой,Гневный окрик твой громовой,Каждый стон и вздох вихревой,Каждый шаг и помысел твой —Кунтугмуша напомнили мне…[20]Свет улыбки твоей заревой,Смех, что бьет струей ключевой,Брови — росчерк пера круговой —Калдыргач напомнили мне!
Эти слова услыхав, Алпамыш воскликнул:
— Ты, калмык! Видал ты меня раньше когда-нибудь, или собеседником моим бывал, или овец наших пас, или жил, как сирота, в доме нашем? Ну, дядю моего Байсары ты в своей стране видел, меня ты здесь узнал, отца моего, возможно; ты где-нибудь в степи-пустыне встречал. На, если ты в доме нашем не живал, как ты можешь знать мою мать и сестру мою?
Сказал Караджан:
— Тебя самого я раньше никогда не видал, собеседником твоим не бывал. Я — один из девяноста богатырей калмыцких, что твоей невесты домогаются. Но увидал я во сне родню твою — и стал другом твоим. Вот почему я знаю и тебя, и всю твою семью.
— Ну, — говорит ему Алпамыш, — раз ты моим другом стал, значит — близким человеком мне стал, — поднимись-ка на вершину холмам давай — поздороваемся.
Ответил ему Караджан: — Такого совершенства не достиг я, чтобы на вершину этого холма подняться, как ты. Лучше ты спустись ко мне — внизу поздороваемся.
Ведя за собой коня на поводу, спустился Алпамыш с того крутого холма.
Приказал Караджан слугам-дружкам своим:
— Поздоровайтесь с другом моим Алпамышем.
А дружки — народ нежный, застенчивый, — кончиком руки здороваются.
— Ну, как здравствуете? — спросил их Алпамыш, — и так каждому руку сжал, что пальцы у них один к одному прилипли, скрючились — покалечились. После этого Караджан объятия свои раскрыл, Алпамыш объятия свои раскрыл, — оба любовно поздоровались друг с другом.
— Ну, как поживаешь-здравствуешь, друг мой? — спросил Алпамыш, да так стиснул в объятиях Караджана, что семь ребер сломал ему, и тот наземь плашмя упал.
— Что с тобой, друг мой? — спрашивает Алпамыш.
Караджан, вида не показывая, отвечает ему:
— В детстве я падучей болезнью страдал, — сейчас она, видимо, снова схватила меня.
Говорит ему Алпамыш:
— Если болезнь твоя известна тебе, — лечить ее надо.
А Караджан ему:
— Ты правду скажи мне: это ты здороваешься так или дерешься?
— Что ты мне худого сделал, чтобы я дрался с тобой? Это я здороваюсь так, — говорит Алпамыш.
— Ну, — отвечает Караджан, — если ты так здороваешься, то как же ты дерешься?!. — И такое слово при этом говорит он Алпамышу:
— Ты рукопожатьем руки слугам смял,Дружеским объятьем ребра мне сломал,—Преклоняюсь я пред силою твоей!Из страны Конграт тебе подобный бекВсех батыров здешних превратит в калек.Только обреченный богом человекВстретиться с тобой отважится, узбек!Равных нет тебе и не было вовек!..Скачет под тобой твой резвый аргамак,На луке седла — твой золотой садак.Если Байчибар поскачет порезвей,То с миндалеокой Барчин-яр своейВстретишься ты вскоре, — счастлив будешь с ней.Только к ней прибыв, добыть ее сумей…Если к нам в страну такой приехал лев,Многотрудный дальний путь преодолев,То врагов своих, кто б ни были они,Уничтожит он, на них обрушив гнев.Он дела большие совершит в бою,Отвоюет он любимую свою.Не случайно носишь имя ты — Хаким.Ни один герой с тобою несравним,Как дракон могучий, ты необорим.Друг, ты благороден по речам твоим:Если не растоптан будет твой цветок,Чересчур не будь с калмыками жесток.Барчин-гуль тебе достанется в свой срок.Эта встреча мне, как знак судьбы, дана.Чистая твоя душа до дна видна.Не хочу иметь на совести пятна:Знай, меж девяноста тех богатырейНе последним был и я в стране своей.Но на свете нет людей тебя сильней, —Преклоняюсь я пред силою твоей!
Караджан, став другом Алпамыша, ведет его как почетного гостя в свой шатер.
Держит меч высоко храбрый человек.Как друзья — конь о конь едут с беком бек, —Скор, как легкий ветер, их тулпаров бег.Едет Хакимбек — и на луке седлаЛук везет, — в четырнадцать батманов лук!Караджан с ним рядом, как первейший друг.Скачут перед ними двадцать конных слуг.Слух об Алпамыше забежал вперед,Встречные калмыки разевают рот:Гостя Караджан к себе в шатер ведет!Что за исполин и кто его народ?..Едет, как шункар могучий, бек Хаким,Горд тулпар арабский седоком таким.Соколом Хаким глядит по сторонам,В царство калмыков он въехал, как Рустам.Путь их по лесистым пролегал местам.Другу Караджан услуживает сам!Встречные не верят собственным глазам…Руку, наконец, Караджанбек простер,—Видит Алпамыш перед собой шатер.Гостем стал узбек у калмыка в дому.
Вышли из шатра сорок прислужниц Караджана, — приказал он им помочь Алпамышу с коня слезть. Подбежали служанки, хотели гостя с коня снять, — решил пошалить Алпамыш: всей своей тяжестью навалился он на девушек, — у пятнадцати из них ноги подломились.
