Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

Природа, сколько ж сил, сноровки и чутья Потребовалось, чтоб такое обаянье, Такую красоту вложить в одно созданье, Чтоб родилась на свет любимая моя! Как научилась ты из быстрых слов ручья Внезапно извлекать ярчайшее сиянье Возвышенной души, в привычном одеянье От глаз людских ее величие тая? Тону в разгадке я той силы неизвестной, Которая устам с улыбкою небесной И неземным очам прекраснейшей дана. Богинею считать ее готов отныне, Но чудеса творить положено богине, Она своей рукой снять боль мою должна. ПЕСЕНКА Чтобы спрятать в глубине Любящего сердца горе, Лебедь белая у моря Шепчет, жалуясь волне: Без него тоскливо мне, Он угрюмее, чем вьюга, Он холодный, как родник, Он колючий, как тростник, Краше он, чем солнце юга. НОВОРОЖДЕННОМУ Младенец, юный плод, с утробной тихой дремой Расставшийся и в жизнь приотворивший дверь, На радость и отца и матери теперь В скопление страстей, в дотошный день влекомый, Тебя уже нашел твой жребий незнакомый, И от него не раз узнаешь ты, поверь, Что зла нет без добра, нет счастья без потерь, Что страх навеки слит с надеждою искомой. Но если чересчур жестоким будет рок, Пусть вопреки ему наш милосердный бог От смертоносных стрел тебя хранит надежно, А если ты судьбе все время будешь мил, То сколько б от нее даров ни получил, Благодари за все и трать их осторожно. * * * Когда всемирный свет слепому от рожденья Вдруг зренье подарил, слепой был потрясен. Игру тонов и форм открыл впервые он И, восприняв их ритм, застыл от возбужденья. Возникли перед ним дворцов нагроможденья: Могущество людей в величии колонн. Но более всего он солнцем был пленен. Уста молчали — дух кричал от наслажденья. Электра, так и ты, мне душу озарив, Тепло своей души ей щедро подарив, Вернула то, чего меня судьба лишила. И сердце жаждало, мою покинув грудь, Ниц пасть перед тобой, к твоим стопам прильнуть, Тебе хвалу воздать за все, что ты свершила. * * * Стремительный старик, покоя никогда Не знающий, вперед летящий, словно птица, Что скоростью с тобой попробует сравниться? Ты ветер обогнать способен без труда. О время, твой полет сметает города, Престолы и дворцы, державы и границы; Ты разрушаешь все, что прочностью гордится. Зачем же для меня ты медлишь иногда? Любимая, теперь, когда ты не со мною, Пугает каждый день меня своей длиною, Медлительность его едва-едва терплю. Но время зря, увы, я все же погоняю, И, вероятно, день тем больше удлиняю, Чем больше я его, страдая, тороплю. * * *

Юноша:

Галатея, даль уже светла.

Галатея:

Ах, не надо торопиться, Ночь все длится. Ах, не надо торопиться, то луна взошла.

Юноша:

Галатея, это солнца свет.

Галатея:

Разве утро наступило? Двух не било. Разве утро наступило? Двух еще ведь нет.

Юноша:

Галатея, на небо смотри.

Галатея:

Прав ты, милый, очевидно. Как обидно! Прав ты, милый. Очевидно, это свет зари. Если б ночь до вечера продлить! Чтобы нас не разлучало Дня начало, Чтобы не могло начало дня нас разлучить. Ну, прощай, пора, любимый мой!

Юноша:

Нет, мой свет, без поцелуя Не уйду я. Твой последний поцелуй позволь забрать с собой.

Галатея:

Ты придешь ли вечером опять?

Юноша:

Тише! Мать нам помешает, Коль узнает. Но к тебе приду я снова, пусть узнает мать.

Галатея:

Мне разжать объятия невмочь!

Юноша:

Новый день уже все ближе. Отпусти же! Как тебе я благодарен за такую ночь! ПО ПОВОДУ ОСКВЕРНЕНИЯ МОГИЛЫ ПЕТРАРКИ Пока Петрарки дух витал за облаками, Прах гения земля надежно берегла. Но мстительный болван явился и со зла Могилу осквернил нечистыми руками. Послушай, лжегерой с куриными мозгами, Тебя не ждет отнюдь за подвиги хвала! Взбесившегося ты напоминал козла, Который тень пронзить попробовал рогами. И прах, что с первых дней за духом вслед стремился, Но двести с лишним лет в сырой земле томился, За то, дурак, тебя готов благодарить, Что наконец сумел он выйти из могилы, Вновь обрести своп дух, ему прибавить силы И новых лавров блеск Петрарке подарить.