Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

ШВЕЦ, КОТОРЫЙ ГРАД ИЗ КАМЕНЬЕВ УСТРОИЛ Швец искал поймать ксендза Мачея с женою, Набрал каменьев в торбу, засел за стеною. Ксендз пришел, а бабенка: «Где были?» — пытает. «Яровое посеял», — Мачей отвечает. Та задрала подол-то: «Чтоб так разрослося?» А ксендз: «Чтобы эдак, как вот здесь, поднялося!» А швец берет каменья: «Таковое жито Лишь таковым и градом должно быть побито!» МУЖИК, КОТОРЫЙ ПОД ДУБОМ СРАЛ Ехал пан по дороге и маленько вбок взял, Там дуб стоял тенистый, а под ним холоп срал. Смешался тот, а барин рёк: «Не суетися! Без этого ж никто не может обойтися!» Мужик и отвечает: «Я, чай, обойдуся, Все, пане, тут оставлю и прочь повлекуся. Надо вам — так берите, мне оно не треба. Взамен же соглашуся на ковригу хлеба». СМЕЛОСТЬ МЕЛЬНИКОВОЙ РУБАXИ Гуторили однажды, кто смелее в свете. Те назвали медведя, льва злобного эти. Иные рассудили: «Ворог беглых — стражник». «Вишь, смелый, — молвил кто-то, — с алебардой стражник, А мельника рубаха — без всего отважна; Она имает вора в день всякий и кажный». От такого ответа все развеселились, Что мельник — вор отпетый, сразу согласились. ЧЛЕНЫ ТЕЛА СЕРДЦЕ ЦАРЕМ ИЗБРАЛИ Члены тела на царство Сердце посадили, Живот в Сенат, Десницу в Министры срядили. Жопа метила в Думу. Министр не дал ходу. А она пригрозила: «Учиню-де шкоду!» Тут нужда им приперла. Жопа ни в какую: «Сами и управляйтесь, я чести взыскую». Дали ей место в Думе, а Министр отныне Утирать ее должен, хоть и старше в чине. * * * Пусть иные дивятся стенам с намалевкой, Пусть, кто хочет, топочет ботфортом с подковкой, Мне же все надоело, ино дом лишь сладок, Ты ж при дворе вертися, если тщиться падок.

ЯН КОXАНОВСКИЙ

ФРАШКИ

О ДОКТОРЕ-ИСПАНЦЕ «Наш доктор спать пошел, отдав поклон. Не хочет ужина дождаться он». «Пускай идет! Найдем его в постели И станем пить, как прежде пили, ели. Отужинав, к испанцу мы пойдем!» «Пойдем с кувшином, налитым вином. Впусти нас, доктор, брат родной по вере!» Он не впустил, зато впустили двери. «Одна ведь чарка, доктор, не вредна!» А он в ответ: «Ох, если бы одна!» Мы от одной до девяти добрались. У доктора мозги перемешались. «Беда мне пить порядком круговым: Лег трезвым спать я, встал же — пьяным в дым!» ГОСПОЖЕ Свое ты имя, госпожа, находишь В моих произведеньях многократно, Понеже мне твердить его приятно, Чтоб люди знали: всех ты превосходишь. Когда б тебе я статую поставил (Достойную красы твоей и права) Из злата или мрамора, то, право, Тебе бы крепче славы не прибавил. Египетские стогны, мавзолеи Все ж не бессмертны; коль огонь и воды Им нипочем, то все же их сильнее Власть времени, ревнующие годы. И слава в слове лишь не умирает, Лет не боится, пропаду не знает. О ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ О Мысль Извечная, котора древле века, Коль трогают тебя волненья человека — То сущей масленицей мир тебе сей мнится, Где каждый задарма мечтает угоститься. Ведь что ты там ни кинь, а мы, как малы дети, Готовы в драку лезть, чтоб вздором завладети. Базар! Без рукавов останутся тут шубы, Тот шапки не найдет, другой лишится чуба, Кому не пофартит, кого и смерть с любою Добычей разлучит… Достоин ли с тобою Смотреть на сей спектакль, не знаю я, Создатель, Но не участник я сих драк, а наблюдатель! О ПРОПОВЕДНИКЕ Однажды у ксендза спросили прихожане: Что ж не ягавете так, как учите вы, пане? — (С кухаркою он жил.) А он в ответ смеется: Не диво! Мне пятьсот за проповедь дается, Но, говорю, не взял бы даже вдвое боле С условьем жить вот так, как я учу в костеле. НА ЛИПУ Мудрый гость, коль в самом деле ты доволен мною, Если под моею сенью спасся ты от зноя, Если на коленях лютня, а с тобою рядом Жбан на льду, что столь приятным одаряет хладом,— Ни вином меня, пи маслом не дари за это — Древесам лишь дождь небесный нужен в знойно лето, А почти стихом хвалебным, нету дара слаще Нам, пусть будем хоть бесплодны, хоть плодоносящи. Те ж, кто думают: «Что липам до стихов?» — не правы, Ибо, коль Орфей играет, пляшут и дубравы! КСЕНДЗУ Всегда пишу я так, как и живу, — свободно. Пусть ритм мой часто пьян, ведь сам я пью охотно. Люблю беседовать, и шутка мне приятна; О женском чепчике писал неоднократно. Умеренности, ксендз, ты учишь, лицемерью Меня, а кроешь сам нечистого за дверью. ДЕВКЕ Не чурайся меня, девка молодая, Подходяща борода моя седая К твоему румянцу: коль венок сплетают, Возле розы часто лилию вплетают. Не чурайся меня, девка молодая, Сердцем молод я, хоть борода седая, Хоть она седая, крепок и теперь я,— Бел чеснок с головки, да зелены перья. Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже, Чем кот старше, тем и хвост у него тверже. Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен, А стоит он крепко, корень его силен!