Дневник парижского горожанина - Автор Неизвестен -- Европейская старинная литература
581. Далее, в сказанном же году праздник Св. Доминика пришелся на воскресенье[1679], и в таковой же день в Париж вернулся регент, за каковым арманьяки следили неотлучно[1680]. Когда же он желал проехать через Мант, они пожелали его захватить, он же, благополучно о том предупрежденный, пересек реку и скакал день и ночь, пока не оказался в Париже, и прибыл через ворота Сен-Жак в день Св. Доминика, тогда как отряд его сдерживал натиск своих врагов вплоть до того, как с той и с другой стороны полегло их больше чем было необходимо. Новость же о том достигла войска, обретавшегося под Лувье[1681], они же, оставив на месте II или же III капитанов, дабы продолжать осаду, вместе со всеми своими людьми [поспешили на помощь], ибо полагали, что регент захвачен в плен, и когда узнали, что это не так, преисполнились решимости, и двигались вплоть до Бове, где всей мощью своей обрушились самым доблестным образом, на бывших в городе, когда те решились на вылазку. Люди же регента через посредство своих шпионов о том прознали, и когда вышли наружу из города, то частью своей встали между городом и арманьяками, в то время как иные двинулись им навстречу, и атаковали их весьма доблестно. Те же защищались также весьма хорошо, но когда завидели других, движущихся на них с тыла, им показалось, что таковых более, чем их было на самом деле. Посему же они сами себя обрекли на поражение, и высшие их капитаны частью были захвачены в плен, частью же убиты, и среди прочих там обретался некий злодей по имени Гильом Пастушок[1682], каковой склонял к прочих к поклонению своей персоне, и двигался сбоку от прочих, и порой показывал им кисти рук своих и также свои ступни, а также свой бок, каковые были запятнаны кровью как св. Франциска[1683]. И также оказался в плену капитан по имени Потон де Сентрайль[1684], воин весьма прославленный, и прочие с ним, и все они доставлены были в Руан[1685].
582. Далее, в день, пришедшийся на середину августа, тысяча IIIIc XXXI года, некий булочник на улице Сент-Оноре[1686], испек хлебный каравай весьма крупный из самой лучшей муки, когда же тот был испечен как тому и следовало быть, он же оказался цветом своим будто пепел[1687], о чем в Париже было множество пересудов, при том, что большинство утверждало, будто это есть знак величайшей беды, каковую следует ждать, другие же утверждали, будто это есть чудо, ибо таковой испечен был в день Вознесения Св. Девы[1688], коротко говоря, Париж весь был взбудоражен таковым дивным событием, и не было человека, каковой не судил бы о нем тем или же иным образом. Таковой же булочник был схвачен и доставлен к парижскому прево[1689] вкупе со своей мукой, засим же парижский прево обязал его испечь [другой каравай], и когда тот исполнил приказание, прилагая к тому все возможное старание, оказалось, что новый хлеб вышел еще уродливей прежнего. Тогда как судьи, посовещавшись между собой, пожелали видеть зерно, и в том зерне не нашли никакого изъяна, и таковое же приказали смолоть и выпечь из него [еще один каравай], однако он оказался ничем не лучше прежних. Тогда же нашлись некие купцы, каковые стали утверждать, будто им множество раз случалось отведать подобного хлеба, и это же происходило в бургундских пределах, и таковой же хлеб весьма хорош и приятен на вкус, цветом же своим он