Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

ПРИМАС ГУГО ОРЛЕАНСКИЙ

Поэт, лаская потаскуху,учти: у Фрины сердце глухо.Она тебе отдаст свой жарлишь за солидный гонорар.Нужны служительнице блудавино, изысканные блюда,а до того, что ты поэт,ей никакого дела нет.Не вздумай сей «прекрасной даме»платить любовными стихами.Твои стишата ей смешны.Ей только денежки нужны.Когда ж на стол монету бросишь,получишь все, о чем ты просишь.Но вскоре тварь поднимет крик,что ты, мол, чересчур велик,а заплатил постыдно мало,что вообще она устала,что ей давно домой пора:болеет младшая сестра...Ей кошелечек свой отдавши,почти не солоно хлебавши,ты облачаешься в камзол...Меж тем уже другой оселее становится добычей.О, что за пакостный обычайискать сомнительных утеху девок мерзостных, у тех,кто сроду сердца не имеет,а лишь распутничать умеет?!Ужели не пойдет нам впроки этот горестный урок?!Весь город над тобой смеется...Но вижу: вновь тебе неймется,и ты уже готов опятьпоследний талер ей отдать.Все начинается с начала...Так хоть бы стерва не ворчала,что из-за жадности своейты слишком мало платишь ей! 

Холод на улице лют.«Плащ мой! Какой же ты плутС каждой зимой ты стареешьи совершенно не греешь.Ах ты, проклятый балбес!Ты, как собака, облез.Я — твой несчастный хозяин —нынче ознобом измаян».Плащ говорит мне в ответ:«Много мне стукнуло лет.Выгляжу я плоховато —старость во всем виновата.Прежнюю дружбу ценя,надо заштопать меня,а с полученьем подкладкиснова я буду в порядке.Чтоб мою боль утолить,надо меня утеплить.Будь с меховым я подбоем,было б тепло нам обоим».Я отвечав плащу:«Где же я денег сыщу?Бедность — большая помехав приобретении меха.Как мне с тобой поступить,коль не могу я купитьдаже простую подкладку?..Дай-ка поставлю заплатку!» 

Был я молод, был я знатен,был я девушкам приятен,был силен, что твой Ахилл,а теперь я стар и хил.

Был богатым, стал я нищим,стал весь мир моим жилищем,горбясь, по миру брожу,весь от холода дрожу.

Хворь в дугу меня согнула,смерть мне в очи заглянула.Плащ изодран. Голод лют.Ни черта не подают.

Люди волки, люди звери...Я, возросший на Гомере,я, былой избранник муз,волочу проклятья груз.

Зренье чахнет, дух мой слабнет,тело немощное зябнет,еле теплится душа,а в кармане — ни шиша!

До чего ж мне, братцы, худо!Скоро я уйду отсюдаи покину здешний мир,что столь злобен, глуп и сир. 

Нищий стучится в окошко:«Дайте мне хлебца немножко!»Но разжиревший богачзол и свиреп, как палач.«Прочь убирайся отсюда!..»Вдруг совершается чудо:слышится ангельский хор.Суд беспощаден и скор.

Нищий, моливший о хлебе,вмиг поселяется в небе.Дьяволы, грозно рыча,в ад волокут богача.Брюхо набил себе нищийлакомой райскою пищей —у богача неспростаслюнки текут изо рта.Нищий винцо попивает,бедный богач изнывает:«Хоть бы водицы глоток!..»...Льют на него кипяток.

Учитель и школяры. Миниатюра из «Комментариев ко 2-й книге Декреталий» Антония де Бутрио. XV век

Свадьбу справляют они — погляди-ка —славный Орфей и его Евридика.Вдруг укусила невесту змея...Кончено дело! Погибла семья.Бедный Орфей заклинает владыку...Где там! В могилу несут Евридику.Быстро вершится обряд похорон.Чистую деву увозит Харон.Плачет Орфей, озирается дико:«Ах, дорогая моя Евридика!..»Но Евридика не слышит его:ей не поможет уже ничего.«Ах, ты была мне мила и любезна...Впрочем, я вижу, рыдать бесполезно.Надо придумать какой-нибудь трюк.Только б не выронить лиру из рук.Очень возможно, что силой искусствая пробудить благородные чувствав царстве теней у Плутона смогуи Евридике моей помогу...»Стоит во имя любви потрудиться!..Быстро Орфей в свою лодку садитсяи через час, переплыв Ахерон,в царство вступает, где правит Плутон.Вот он, прильнувши к подножию трона,звуками струн ублажает Плутонаи восклицает: «Владыка владык!Ты справедлив! Ты могуч и велик!Смертные, мы твоей воле подвластны.Те, кто удачливы или несчастны,те, кто богаты, и те, кто бедны,все мы предстать пред тобою должны.Все мы — будь женщины мы иль мужчиныно избежим неминучей кончины,я понимаю, что каждый из насземлю покинет в назначенный час,чтобы прийти под подземные своды...Но не болезнь, не законы природы,не прегрешенья, не раны в боюныне сгубили невесту мою.О, неужели загробное царствопримет невинную жертву коварства?!О, неужель тебе не тяжелата, что до старости не дожила?!Так повели же с высокого кресла,чтобы моя Евридика воскресла,и, преисполнясь добра и любви,чудо великое миру яви.Платой за это мое песнопеньепусть мне послужит ее воскресенье.Сделай, о, сделай счастливыми нас —пусть не на вечность! Хотя бы на час!Пусть не на час! На мгновенье хотя бы!Будь милосерд, снисходителен, дабы,сладостный миг ощутивши вдвоем,мы убедились в величье твоем!Верь, что тотчас же, по первому зову,мы в твое лоно вернуться готовыи из твоих благороднейших рукпримем покорно любую из мук!» 

Ложь и злоба миром правят.Совесть душат, правду травят,мертв закон, убита честь,непотребных дел не счесть.Заперты, закрыты дверидоброте, любви и вере.Мудрость учит в наши дни:укради и обмани!Друг в беде бросает друга,на супруга врет супруга,и торгует братом брат.Вот какой царит разврат!«Выдь-ка, милый, на дорожку,я тебе подставлю ножку»,—ухмыляется ханжа,нож за пазухой держа.Что за времечко такое!Ни порядка, ни покоя,и господень сын у насвновь распят,— в который раз! 

АРХИПИИТ КЕЛЬНСКИЙ

Здравствуйте! Слово приветавам от бродяги-поэта.Все вы слыхали, наверно,про знаменитый Салерно.С давних времен и понынеучатся там медицинеу величайших ученых,чтоб исцелять обреченных...«Как бы мне, господи боже,медиком сделаться тоже?»И приступил я к ученью,новому рад увлеченью...Но оказалось: наукагорше, чем смертная мука,и захандрил я безмернов том знаменитом Салерно.Смыться решил я оттуда,но одолела простудатак, что четыре неделия провалялся в постелии, поглощая микстуру,славил свою профессуру.«Бедный вы наш сочинитель,—молвил мне главный целитель,—я говорю вам без шуток:жить вам не более суток!»Я до того огорчился,что через день излечился,взял свой мешок — и айда! —тотчас же прпбыл сюда.Гляньте, друзья, на поэта:стал я подобьем скелета,плащ мой изношен до дыр,не в чем явиться в трактир,ибо в проклятом Салерноесть небольшая таверна,где промотал я до ниткивсю свою кладь и пожитки.С голоду я изнываю,к щедрости вашей взываю,о подаянье молягоспода и короля.Слышишь, король всемогущий?Я — твой поэт неимущий —славлю владыку владык,ибо ты мудр и велик.Призван самою Минервой,ты, средь правителей — первый,множеством дивных щедротсвой осчастливил народ.Всем оказавший подмогу,выдели мне хоть немного!Не оскудеет рука —та, что спасет бедняка!Бог да продлит твои годы!Я ж сочиню тебе оды,гимны сложу в твою честь:очень уж хочется есть. 

С чувством жгучего стыдая, чей грех безмерен,покаяние своеогласить намерен.Был я молод, был я глуп,был я легковерен,в наслаждениях мирскихчасто неумерен.

Человеку нужен дом,словно камень прочный,а меня судьба несла,что ручей проточный,влек меня бродяжий дух,вольный дух порочный,гнал, как гонит ураганлистик одиночный.

Как без кормчего ладьяв море ошалелом,я мотался день-деньскойпо земным пределам.Что б сидеть мне взаперти?Что б заняться делом?Нет! К трактирщикам бегуили к виноделам.

Я унылую тоскуненавидел сроду,но зато предпочиталрадость и свободуи Венере был готовжизнь отдать в угоду,потому что для менядевки — слаще меду!

Не хотел я с юных днеймаяться в заботе —для спасения души,позабыв о плоти.Закружившись во хмелю,как в водовороте,я вещал, что в небесахблаг не обретете!

О, как злились на меняжирные прелаты,те, что постникам сулятрайские палаты.Только в чем, скажите, в чемлюди виноваты,если пламенем любвиих сердца объяты?!

Разве можно в кандалызаковать природу?Разве можно превратитьюношу в колоду?Разве кутаются в плащв теплую погоду?Разве может пить школярне вино, а воду?!

Ах, когда б я в Кельне былне архипиитом,а Тезеевым сынком —скромным Ипполитом,все равно бы я примкнулк здешним волокитам,отличаясь от другихволчьим аппетитом.

За картежного игройпровожу я ночкии встаю из-за стола,скажем, без сорочки.Все продуто до гроша!Пусто в кошелечке.Но в душе моей звенятзолотые строчки.

Эти песни мне всегона земле дороже:то бросает в жар от них,то — озноб по коже.Пусть в харчевне я помру,но на смертном ложенад поэтом-школяромсмилуйся, о боже!

Существуют на землевсякие поэты:те залезли, что кроты,в норы-кабинеты.Как убийственно скучныих стихи-обеты,их молитвы, что огнемчувства не согреты.

Этим книжникам претитярость поединка,гомон уличной толпы,гул и гогот рынка;Жизнь для этих мудрецов —узкая тропинка,и таится в их стихахпресная начинка.

Не содержат их стихидрагоценной соли:нет в них света и тепла,радости и боли...Сидя в кресле, на задунатирать мозоли?!О, избавь меня, господьот подобной роли!

Для меня стихи — вино!Пью единым духом!Я бездарен, как чурбан,если в глотке сухо.Не могу я сочинятьна пустое брюхо.Но Овидием себея кажусь под мухой.

Эх, друзья мои, друзья!Ведь под этим небомжив на свете человекне единым хлебом.Значит, выпьем, вопрекилицемерным требам,в дружбе с песней и вином,с Бахусом и Фебом...

Надо исповедь сиюзавершить, пожалуй.Милосердие своемне, господь, пожалуй.Всемогущий, не отриньпросьбы запоздалой!Снисходительность яви,добротой побалуй.

Отпусти грехи, отец,блудному сыночку.Не спеши его казнить —дай ему отсрочку.Но прерви его стиховдлинную цепочку,ведь иначе он никакне поставит точку. 

Архиканцеляриус,славный муж совета,Просвещенный истинойбожеского света,Чья душа высокоютвердостью одета,Ты чрезмерно многогохочешь от поэта.

Выслушай, возвышенный,робкие моленья,Изъяви к просящемуты благоволеньеИ не заставляй меня,внявши повеленью,Гнуть под тяжкой ношеюслабые колени.

Я певец твой искренний,твой слуга толковый,По суху и по морюдля тебя готовый;Все, что хочешь, напишупо любому зову;Но нехватка временижмет меня сурово.

За неделю можно лиописать пристойноНашим славным кесаремведенные войны?Лишь Лукан с Вергилиемих воспеть достойны,Год, и два, и три подрядпеснь слагая стройно.

Пожалей, разумнейший,стихотворца участь!Не заставь покорствовать,жалуясь и мучась!Жгучей торопливостиумеряя жгучесть,Струнам растревоженнымвороти певучесть.

Ты ведь знаешь, праведныйв этой жизни бреннойСила в нас не может бытьвечно неизменной:И пророков покидалбожий дар священный,И родник моих стиховиссыхает, пениый.

Иногда пишу легко,без числа и счета,И никто не упрекнет,что плоха работа;Но пройдет немного дней,пропадет охота,И заменит мне стихисонная зевота.

Что однажды издано,то уж не исправить!И спешат писатели,чтоб себя прославить,Стих похуже выкинуть,а получше — вставить,Не желая праздный людбез нужды забавить.

Неучей чуждаетсястихотворец истый,От толпы спасаетсяв рощице тенистой,Бьется, гнется, тужится,правя слог цветистый,Чтобы выстраданный стихзвонкий был и чистый.

В площадном и рыночномзадыхаясь гаме,Стихотворцы впроголодьмучатся годами;Чтоб создать бессмертный сказ,умирают сами,Изможденные вконецгорькими трудами.

Но звучит по-разномуголос наш природный!Я вот вовсе не могусочинять голодный:Одолеть меня тогдаможет кто угодно,—Жизнь без мяса и винадля меня бесплодна.

Да, зовет по-разномук делу нас природа!Для меня кувшин вина —лучшая угода:Чем я чаще в кабакахделаю обходы,Тем смелей моя в стихахлегкость и свобода.

От вина хорошегозвонче в лире звоны:Лучше пить и лучше петь—вот мои законы!Трезвый я едва плетувялый стих и сонный,А как выпью — резвостьюпревзойду Назона.

Не всегда исполнен ябожеского духа —Он ко мне является,если сыто брюхо.Но едва нахлынет Вакхв душу, где так сухо,—Тотчас Феб наводит песнь,дивную для слуха.

Оттого и не могу,нищий я и бедный,Фридриха державногославить путь победный,Сокрушивший в Лациикорень злобы вредной,—В этом, повелитель мой,каюсь исповедно.

Трудно в худшей нищетеотыскать поэта:Только у меня и есть,что на мне надето!А от сытых скудномуможно ль ждать привета?Право, не заслуженамною доля эта.

Я из рода рыцарейвышел в грамотеи,Я с сохой и заступомзнаться не умею,Мне и ратного трудакнижный труд милее —Я люблю Вергилиябольше, чем Энея.

Не пойду я в нищие —это мне зазорно;Не пойду и воровать,хоть зови повторно;Видищь сам, передо мнойнет дороги торной:Клянчить, красть, пахать, служитьвсе неплодотворно.

Как мои страданияскорбны и жестоки,Я не раз уже писалгорестные строки;Но невнятны для зеваквсе мои намеки —Я блуждаю, как и был,нищий, одинокий.

Немцев щедрые дарыя не позабудуИ достойною хвалойих прославлю всюду...………………..Но зато в Италии —сущие злодеи,Идолопоклонники,а не иереи,Подают мне медный грош,серебра жалея,—Ну так диво ли, что ячахну и худею?

Горько мне, что вижу я:льстивые миряне,Глупые и праздные,хуже всякой дряни,Век в душе не знавшиебожьего дыханья,Ходят разодетыев шелковые ткани.

Если б им лишь рыцарибыли доброхоты,А о нас священникибрали бы заботы!Только ведь и в клирикахнет для нас щедроты —Лишь о суете мирскойвсе у них хлопоты.

Священнослужителинынче стали плохи:Наши им неведомыгорестные вздохи,В их домах, бесчинствуя,скачут скоморохи,Вместо нас последниеподъедая крохи.

Сгибни, клир злонравственныйи несердобольный,Нас забывший жаловатьмилостью застольной!Но вовек да славятсяте, кто хлебосольны,И первейший между них —ты, блюститель Кёльна!

Царскими заботамиты чело венчаешь,И от царских ты заботимя получаешь;Ты господню заповедьв сердце величаешьИ пришельца-странникас щедростью встречаешь.

Страждущий от зимнегохладного дыханья,Я к тебе дрожащиепростираю длани —Ни постели у менянет, ни одеянья,И смиренно я примувсякое даяиье.

Архиканцеляриус,свет мой и опора,Славою наполнившийзвездные просторы,Верности прибежищеи услада взора,Годы долгие живии не знай укора!

Я когда-то от тебяденьги взять решился,Но давно мой кошелеквновь опустошился:Я с одним священникомими поделился,Чтобы век он за менягосподу молился.

Щедрому хозяинущедро подражая,Я делюсь с издольщикомдолей урожая:Каждый знает по себе,в ком душа большая,—Чем крупней кусок отдам,тем вкусней вкушаю.

Не могу один в углунаслаждаться пищей —Половину уделюдоброй братье нищей.А при княжеских дворахпусть другие рыщут,Коим высшее из благ —толстый животище.

Архиканцеляриус,свет мой и отрада,Нестора премудрогоистинное чадо,Да пошлет тебе Христосза труды награду,Мне же — красноречиепеть тебя, как надо. 

ВАЛЬТЕР ШАТИЛЬОНСКИЙ