Джон Мильтон - Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец
КНИГА ОДИНАДЦАТАЯ
СодержаниеСын Божий представляет Отцу молитвы кающихся Прародителей и ходатайствует о прегрешивших. Господь принимает ходатайство, однако объявляет, что они не могут долее обитать в Раю, и посылает Архангела Михаила с отрядом Херувимов для удаления Прародителей из Рая, но повелевает прежде открыть Адаму события грядущих времен. Сошествие Михаила. Адам указывает Еве на некие зловещие предзнаменования, видит приближающегося Михаила и идет навстречу. Архангел возвещает о предстоящем выдворении из Рая. Стенания Евы и смиренные просьбы Адама. Архангел возводит Праотца на высокую гору и являет ему в видении все, что произойдет до потопа.
С покорством покаянная чета,Склонясь, молилась, ибо Благодать,С Престола милосердия сойдя,Их осенила, камень из сердецИсторгла,[401] обновленную, взамен,Живую плоть любовно возродив,Исполненную вздохов несказанных,Что на крылах молитвы, к Небесам,Любого красноречия быстрей,Взлетали; но в супругах обличалВеличественный образ — не убогихПросящих; нет! — молитва их былаНе менее существеннее той,С которой Пирра и ДевкалионПредстали пред святилищем Фемиды[402]Как древнее предание гласит,Хотя позднейшее, чем наш рассказ, —И с трепетом просили у боговПотопом истребленный род людскойВосстановить. Прямой стезей летяНа Небо, Прародителей мольбыЗавистливыми ветрами с путиНе отклонялись и, по сторонамРазвеянные, не блуждали втуне,Но в Эмпирейские вошли Врата;Заступник величайший облачилИх фимиамом,[403] что на алтареКурился золотом; они взвилисьК престолу Вседержителя, и — СынПредставил их, возвеселясь, Отцу,За грешников ходатайствуя так:
«— Воззри, Отец! Вот первые плодыЗемные, милосердием ТвоимВзращенные, воспринятым людьми!Молитвы эти, вздохи — в золотомКадиле, с фимиамом заодно,Я, Твой Первосвященник, приношу, —Плоды, что от семян произошли,Которые Ты в сердце заронилАдама сокрушенное; ониНамного сладостней плодов любых,В Эдеме зреющих на древесах,Возделанных Адамом, до того,Как он попрал запрет. Склони Твой слухК мольбам и воздыханиям внемлиБезмолвным! Неискусен ЧеловекВ молитвословиях, но Мне дозвольИх толковать; ведь Я его Ходатай,Умилостивление за грехи,[404]Все добрые, недобрые дела,Им совершенные, Мне одномуВмени; значеньем собственных заслуг,Я первые — возвышу, искупитВторые — смерть Моя. Прими, Отец,Меня и, заодно со Мной, примиДушистый фимиам его молитв.О примиренье! Пусть он проживет,Прощенный, дней положенных число.Хотя и грустных, до тех пор, когдаОсуществится смертный приговор,Который отменить Я не прошу,Но облегчить, — и смерть его к другой,Гораздо лучшей жизни воскресит,Где, Мною искупленные, вовекПребудут в ликованье и блаженстве,Единое со Мной образовав,Как составляю Я с Тобой одно!»
Отец безоблачный и светлый рек:«— Твое заступничество за людейПриемлю, ибо Мной предрешено.Однако людям дольше жить в РаюЗакон, предписанный Природе Мной,Не дозволяет. Чистый мир стихийБессмертных, чуждый грубым веществам,Нестройным смесям, сочетанью скверн,Теперь извергнет поврежденных прочь,[405]Извергнет, словно грубую болезнь,В такой же грубый воздух, где во снедьДана им пища бренная, дабыИх к разрушению расположить,К распаду, под воздействием греха,Что все сгубил, нетленное растлив.Два дара Человеку Я вручил,Создав его, — блаженство и бессмертье.Безумно он утратил первый дар,Затем увековечил бы второйЕго беду, когда бы Смерть к немуЯ не привел и повелел ей статьПоследним исцеленьем от невзгод;И после жизни, полнотой мытарствИспытан, благочестьем убеленИ подвигами веры, ото снаМогильного внезапно пробудясь,В День воскресенья мертвых из гробов,Для новой жизни, возвратится вновьОн, с новым небом, новою Землей,Со всеми праведными — к Божеству.Но созовем синод Блаженных; пустьОт Эмпирейских дальних рубежейОбширных явятся; не утаюОт них Мой приговор. Им довелосьУзреть, как Я недавно покаралВиновных Духов; да узнают нынеСудьбу, которую определилДля Человечества, и хоть верныНеколебимо, — крепче утвердятПриверженность надежную свою».
Он смолк, и Сын великий подал знакБлистательному стражу, что стоялНевдалеке; страж вострубил в трубу,Быть может, в ту, взывавшую поздней,При нисхожденье Бога на Хорив;[406]Ее, быть может, некогда услышат,Гремящую в День Страшного Суда.Трубленье Ангельское разнеслосьПо всем краям Небесным; отовсюду —Из амарантовых, счастливых кущ,От берегов ручьев живой воды,Где Дети Света, в радостном кругу,Общались меж собой, — они спешатНа Царский зов, занять свои места;С Престола высочайшего ГосподьВеленье всемогущее изрек:
«— Сыны Мои! Вот, как один из насОтныне стал Адам;[407] вкусил он плодЗапретный и Добро и Зло познал.Пускай гордится веденьем ДобраУтраченного, разуменьем ЗлаПриобретенного; но был бы онСчастливей, если б знал Добро одно,А Зла не ведал вовсе. Он весьмаСкорбит, раскаиваясь и моляПрощенья: это Мною внушено,Однако, предоставленный себе,Он суетен и шаток; посему,Дабы он к Древу Жизни не простерДлань дерзновенную и не вкусил,Чтоб стать бессмертным, даже не мечталО вечной жизни, изгоню егоИз Рая, для возделанья земли,Откуда взят, — воистину, приютЕму гораздо свойственней теперь!Сверши Мое веленье, Михаил!Из Херувимов избери бойцовПылающих, дабы коварный Враг,В поддержку Человеку иль стремясьЭдем присвоить праздный, новой смутыКоварной бы не произвел; спешиИ беспощадно грешную четуИз Рая выдвори; запрещеноТоптать святое место нечестивцам, —Им возвести, что изгнаны ониСо всем своим потомством навсегда,Но грозно приговор не объявляйСуровый, чтоб их вовсе не сразить;Я вижу, как, смягчась, они винуОплакивают. Ежели приказПокорно примут Мой — не откажиИм в утешенье, поучи, наставь,Открой Адаму — что произойдетВ грядущем, как тебя Я вразумлю,Упомяни завет Мой о грядущемВосстановленье в семени ЖеныИ горемычных с миром изведи.С восточной стороны, где доступ в РайВсего удобней, — учреди постыИз Херувимов, пламенем мечаШироковеющим, Мой сад укрой,[408]Пускай страшит оно издалекаВсех приближающихся и замкнетДороги к Древу Жизни, чтобы РайНе обратили Духи Зла в притон,Моими Древесами завладев,И с помощью похищенных плодовНе соблазнили б сызнова людей».
Он смолк. Архангел вмиг пустился в путь,С ним Херувимов блещущая рать,И каждый Херувим — четверолик,Как Янус двоекратный;[409] все бойцы —Многоочиты; их тела вездеУсеяны глазами без числаИ недреманней Аргусовых глаз;Аркадская бы флейта усыпитьИх не могла бы[410] — сельская свирельГермеса, ни его снотворный жезл.Тем часом Левкотея,[411] пробудясь,Приветствовала мир священным светомИ землю бальзамической росойКропила вновь; Адам прервал тогдаМолитву, и Праматерь прервала,И оба снова силы обрели,Ниспосланные свыше, — некий лучНадежды, что в отчаянье самомБлеснул утешно, радость пополамСо страхом. В разногласье этих чувств,Адам, с бывалой милостью, к женеСклонился и такую начал речь:
«— Я верю, Ева, что обилье благ,Доступных нам, ниспослано с Небес.Не верится, чтобы от нас моглоПодняться к Небу нечто, повлиявНа мысли Всеблаженного Творца,И волю преклонить Его; меж темМолитва теплая, короткий вздохЛюдского сердца — могут вмиг достичьПрестола Миродержца. С той поры,Как Бога оскорбленного смягчитьМольбой решил я, на колена палИ сердце сокрушенное отверз,Мне кажется — Он милосердно слухСклонил и кротко внял. В моей душеМир воцарился вновь, и я обетВсевышнего внезапно вспомянул,Что семя некогда твое сотретГлаву Врага; об этом, устрашенный,Забыл я, но отныне убежден,Что горечь смерти миновала насИ мы пребудем живы, не умрем.Возрадуйся же, истинная матьЛюдского рода, мать живых существ![412]Жив Человек тобою, и живетДля Человека всяческая тварь».
Но Ева грустно молвила в ответ:«— Достойна ль я, виновная, носитьТакое имя? Должная во всемТебе помощничать, я приспешилаТвою погибель; подобают мнеУпреки, недоверие, позор.Но мой Судья безмерно милосерд,Я первая преступно привелаНа Землю Смерть, а Он меня вознесИ благодатно удостоил статьИстоком первым жизни; также ты —Весьма великим званьем наделил.Хоть по заслугам зваться я должнаСовсем иначе. Нас, однако, ждетРабота в поле. Нам в поту лицаТеперь трудиться велено, хотяНочь напролет не спали мы. Гляди!О наших треволненьях не печась,Заря, как прежде, розовой тропойС улыбкой шествует, и мы пойдем!Теперь я от тебя не отдалюсьВовеки, где б ни ждал урочный труд,Отныне — целодневный, но докольМы обитаем здесь, — что отягчитьСпособно столь приятные прогулки?Пускай мы пали, будем жить в Раю,Довольны тем, что обитаем здесь».
Так чаянья Праматерь излилаВ смирении глубоком, но СудьбаИное уготовала. СперваПрирода знаменья дала, явивНа воздухе, на птицах, на зверях.Недолгий, розовый рассвет померк,И в воздухе, что сразу потемнел,Юпитерова птица,[413] с вышиныПарящего полета своего,На двух пернатых дивной красотыУдарила и ринулась вдогон;И первый ловчий, царь лесов, с холмаКрутого устремился за оленемИ ланью — нежною четой лесной,Прелестнейшей; спасения ищаОт хищника, они бежали прочь,К Вратам восточным Рая, и, следяГлазами за оленями и львом,Встревоженный Адам сказал жене:«— О Eвa! Измененья нам грозят!Немые Небо знаки подает,Вещая о намереньях своих,Не то остерегая от надеждНа упраздненье кары, ибо смертьНа малое число коротких днейОтсрочена. Как дальше будем житьИ долго ли — кто знает? Лишь одноИзвестно: прах — мы оба, и во прахВернемся, и не станет вовсе нас.Зачем иначе этот знак двойнойПогони в воздухе и на земле,Все в том же направленье, на Восток?[414]Зачем Восток до полдня потемнел,А Запад — ярче утренней зари,И облако слепящей белизныС лазоревых снижается высот? —Небесное укрыто нечто в нем!»
Он не ошибся. В облаке отрядПосланцев Божьих с яшмовых НебесСпустился, на холме расположась.Величественный вид, — когда б не страхТелесный, не сомненье в этот мигНе замутили Праотцу глаза.Не величавей ангельским полкомИаков был в Маханаиме встречен,[415]Где в поле он увидел ратный станИ лучезарных стражей у шатров;С блистанием не большим, на гореПылающей, огнистые войскаВозникли в Дофаиме,[416] оным днем,Когда Сирийский царь, чтоб завладетьЕдиным человеком, как злодейНапал, без объявления войны,На город весь. Державный Иерарх,Оставив на холме блестящий стройВоителей, велел им Сад занять,А сам пошел туда, где Пращур нашСкрывался. Посетителя узревВеликого, Адам проговорил:
«— Известий важных, Ева, ожидай;Возможно, мы узнаем о судьбеГрядущей нашей либо нам законПредпишут новый. Вижу, вдалеке,Из облака сияющего, холмОкутавшего, некий муж возник,Осанкой — Небожитель, и притомНе из простых, а наивысший чин,Господство иль Престол, так величавИдущий. Не пугает он ничуть,Но не пленяет кротостью лицаПриветливой, которой РафаилВселял доверье. Этот слишком строгИ царственен. Дабы не оскорбитьЕго торжественности, я примуС почтеньем гостя; ты же — удались».
Он смолк. Архангел вскоре подошел;Он Эмпирейский образ изменилИ, чтобы с Человеком говорить,Облекся в человеческий наряд.Поверх его сверкающей брониСвободно развевался рдяный плащВоенный, но цветистей во сто крат,Чем пурпур Мелибеи или Сарры,[417]Которым облекались в старинуГерои и цари, когда велиПереговоры мирные; самаОкрасила Ирида[418] ткань плаща.С откинутым забралом звездный шлемЯвлял прекрасный, мужественный ликАрхангела, как бы его чертыНедавние приметы юных летУтратили; висел огромный меч, —Гроза погибельная Сатаны, —На поясе, подобном зодиакуБлистательному, при бедре; копье —В его руке. Адам простерся ниц,Но Дух, по-царски, не склонив главы,О цели посещенья молвил так:
«— Небесным приговорам не нужныВступления. Услышаны мольбыТвои чистосердечные и Смерть,Чьей жертвою ты присужден был статьВ день прегрешенья твоего, теперьНадолго без добычи. Много днейДаровано тебе, дабы ты мог,Раскаявшись, посредством добрых делИсправить зло; тогда Господь, смягчась,Тебя, возможно, искупит совсемОт алчной пасти Смерти, но в РаюНе дозволяет дольше обитать.Тебя я прибыл выдворить, чтоб землюТы стал возделывать, откуда взят.Она гораздо свойственней тебе!»
Умолк Архангел, ибо эта вестьАдама поразила; он застыл,Окаменев от скорби ледяной,Но выдал Евы исступленный вопльЕе убежище в густых кустах:
«— О, бедствие нежданное, грозней,Жесточе Смерти! Как покину Рай,Как Рай утрачу, родину мою,Вас, уголки тенистые и рощиБлаженные, достойные богов,Где я мечтала мирно провести,Хотя и грустно, отведенный срок,До смерти, неминуемой для нас?Вы, райские цветы! В иных краяхНигде вы не растете, только здесь!Я холила вас первых, на заре,Последних навещала ввечеруИ почки ваши бережной рукойЛелеяла, давала имена!Кто вас любовно к Солнцу обратит,Кто по родам распределит, польетЖивой водой амврозийных ручьев?Ты, куща брачная! Всем, что отрадноЛаскает обоняние и взор,Тебя я украшала! Как могуС тобою разлучиться и бродитьВ угрюмом, полном дикости и тьмы,Гораздо низшем мире? Как же мы,Вкушавшие бессмертные плоды,Нечистым будем воздухом дышать?»
Прервал Архангел кротко Евин плач:«— Не сетуй и с терпеньем покорисьУтрате справедливой! ЧересчурНе прилепляйся всей душой к вещам,Которыми не вправе обладать.Уйдешь ты не одна, с тобою — муж;Ступай за ним, и где б он ни избралПристанище, твоя отчизна — там!»
От скорби ледяной в себя придя,Адам скрепился и обрел слова,Смиренно к Михаилу обратясь:
«— Небесный! Ты, наверно, из числаПрестолов иль, возможно, их Глава.Князь над князьями,[419] с кроткой добротой,Ты страшное известье сообщил;Сурово сообщенное, оноБезмерную бы причинило боль,А исполненье бы могло убить,Столь много нам, бессильным, доведетсяПеренести отчаянья, тоскиИ горя, ибо мы принужденыПокинуть благодатные места,Счастливую обитель, дивный Сад,Единую утеху наших глаз!Нам прочие покажутся краяПустыней нелюдимой и чужой,Враждебной нам, безвестным чужакам,Когда б я, неотвязчиво молясь,Надеялся веленья изменитьТого, Кто может все, — я день и ночьВопил бы, но беспомощны мольбыПред непреложной волей Божества,Как против ветра дуновенье уст,Что возвращается опять в устаИ удушает дерзкого. Итак,Я покоряюсь Высочайшей воле;Но горше, чем изгнаньем, удрученЯ тем, что Рай покинув, удалюсьОт Лика Божьего и навсегдаЛишусь блаженства Бога лицезреть.Благоговейно посещал бы здесьЯ те места, которые ТворецСвятым Своим присутствием почтил;Сынам повествовал бы: «— На горе,Вот этой, мне являлся Царь Небес,Под этим деревом стоял Господь,Средь этих сосен я Ему внимал,У этого источника с ТворцомБеседовал!» Я всюду бы воздвигИз дерна жертвенники, алтариИ, камни яркие в ручьях собрав,На поминанье будущим векамСложил бы грудами, дабы цветы,Плоды и ароматную смолуМиродержавцу в жертву приносить.Где в мире низменном я отыщуЯвленье Всемогущего, следыЕго священных стоп? Хоть я бежалОт гнева Божьего, но снова ОнПризвал раскаянного, и продлилМне жизнь, и семя обещал моеУмножить; я, утешенный, готовХотя бы слабый отсвет созерцатьГосподней славы и к Его стопамМоленья воссылать издалека!»
Приветно глядя, молвил Михаил:«— Ты ведаешь — Творцу принадлежатЗемля и Небо, — не один утесЭдемский этот! Сушу, и моря,И воздух вездесущностью своейОн наполняет и любую тварьМогучей силой действенной живит,Питает, согревает. Он во властьВсю Землю дал тебе, — не малый дар;Так не считай, что ограничил БогЭдемским или Райским рубежомСвое присутствие. Здесь, может быть,Располагался бы твой главный стан,Отсюда поколенья сыновейТвоих бы разошлись и вновь сюдаСтекались бы со всех концов Земли,На поклоненье Праотцу людейВеликому. Но ты свои праваВысокие утратил; на равнинуТы будешь низведен, чтоб наравнеС твоими сыновьями обитать.Откинь сомненья; в долах и полях,Равно как здесь, присутствует Господь.Его благие знаменья вездеТы встретишь, милостиво осененОтеческой любовью, и во всемУвидишь образ Божий и следыСвященного присутствия Творца.Дабы ты веру эту укрепилДо твоего исхода в нижний мир,Твою судьбу и твоего потомстваТебе открыть я послан.[420] Будь готовУзнать о добрых и дурных делах,О благости Всевышнего в борьбеС людской греховностью и научисьТерпенью истинному; умеряйВеселье — страхом набожным, слезойПечали благочестной и сносиРавно преуспеянье и бедуУмеренно. Так жизнь ты проведешьНаиспокойней, смертный переходСвершить готовясь в надлежащий час.Взойди на этот холм. Пусть Ева спит,Пока грядущее ты узришь въявь.Я очи ей сомкнул; ты пребывалВ таком же сне, когда она былаИз твоего ребра сотворена».
Признательно Адам сказал в ответ:«— Иди, я за тобой, надежный Вождь,Последую; карающей РукеВсевышнего покорно подчинюсьИ грудью встречу будущее зло,Для одоления вооружасьТерпением, и отдых заслужуТрудом прилежным, ежели покойВозможно обрести подобной жизнью».
Они в виденьях Божьих поднялисьНа гору, высочайшую в Раю;С вершины этой открывался видЗемного полушария и взорДо самых дальних проникал границ.Ее не превышала вышиной,Обширней вида не могла открытьГора, куда Врагом второй АдамБыл по иной причине вознесен,В пустыне, для того, чтоб он узрелЗемные царства и всю славу их.[421]Оттуда Пращур взглядом охватилПростор, где возвышались городаВ древнейшие и новые, века,Столицы пресловутых государств,От Камбалу, где Хан Катайский правил,От Самарканда, где струится Оке,Где Тамерлана горделивый трон,И до Пекина — пышного дворцаКитайских Императоров;[422] потомСвободно взоры Праотец простерДо Агры и Лагора — городовВеликого Могола;[423] дальше, вниз,К златому Херсонесу;[424] и туда,Где в Экбатане[425] жил Персидский Царь,А позже в Исфагани[426] правил Шах;К Москве — державе Русского Царя,И к Византии, где воссел Султан,Рожденьем — турок;[427] зоркий взор АдамаВладенье Негуса[428] не пропустил,И отдаленный Эфиопский портЭркоко,[429] и приморье малых стран,Края Момбазы, Квилоа, МелиндыИ Софалы, — она и есть Офир,По мненью многих;[430] дальше увидалОн Конго, и южнейшую Анголу,И Нигер, и Атласский горный кряж,И царства Альманзора, Фец и Сус,Марокко, и Алжир, и Тремизен;[431]Затем Европу различил, где РимВ грядущем правил миром; может быть,Град Мехико роскошный он сумелДуховным созерцаньем разглядеть,Столицу Монтесумы[432] и стократПышнейший Куско,[433] в Перу, где престолАтабалипы,[434] и Гвиану, — крайЕще не разоренный; Эль-Дорадо[435]Прозвали Герионовы сыны[436]Его столицу. Но, стремясь явитьВажнейшие виденья, МихаилС Адамовых зениц убрал плеву,[437]Которую, прозрение суля,Навел коварный плод; очистил нервАдаму зрительный травой глазнойИ рутой, ибо многое узретьПридется Пращуру; три капли влилЖивой воды, — ее струю даритИсточник жизни. Сила этих средствС такою быстротой проникла внутрьВместилища мыслительного зренья,Что, приневоленный смежить глаза,Он рухнул и в оцепененье впал,Но кроткий Ангел за руку вознесАдама, ко вниманию призвав:
«— Отверзи взор и прежде созерцайВлиянье первородного грехаНа некоторых из твоих сыновПредбудущих. К запретному плодуОни не прикасались и в союзСо Змием не вступали, не грешилиТвоим грехом, но смертный яд грехаИх заразил и много за собойУжасных злодеяний повлечет!»
Адам открыл глаза — и вот пред нимБольшое поле: сторона однаВозделана, уставлена подрядСнопами новыми; на сторонеДругой — овечье пастбище, загон;Меж сторонами — жертвенник простой,Дерновый, возвышается как столпГраничный. Земледелец, весь в поту,Усталый, возлагает на алтарьСвой первый сбор, небрежно, впопыхах,Зеленые колосья, желтый сноп, —Что подвернулось под руку. ВоследПастух безгневный первенцев принесОтборных, в жертву, от своих отар,Посыпав ароматами, сложилИ тук и внутренности на дрова,Все должные обряды совершив,И благосклонный огнь, сойдя с Небес,Проворно жертву пламенем пожрал,Дымя душисто. Земледельца дарНеискренний не тронут был огнем.Завистник втайне злобой закипел,Беседуя, ударил камнем в грудьСоперника. Смертельно побледнев,Пастух упал, и хлынула струяКровавая и душу унесла.[438]Смятенный, негодующий АдамВоскликнул, к Михаилу обратясь:«— Учитель! Что за грозная напастьПостигла мужа кроткого сего,Чья жертва столь чиста? И это мздаЗа благочестие и доброту?»
Ответил Ангел, тронутый равно:«— Ты видишь братьев, что произойдутОт чресл твоих, Адам. ВозревновавО том, что жертва брата НебесамУгодна, праведного умертвилНеправедный, но отомстится делоКровавое, и богомольный братНаградою не будет обойден,Хотя в крови и прахе он простертИ умирает на твоих глазах».
Наш Пращур вымолвил: «— Увы, страшныИ повод и деяние! УжельЯ видел смерть! Ужель я так вернусьВо прах родимый? Мерзостно глядеть,Ужасно мыслить — каково снести!»
Ответил Михаил: «— Ты видел смертьВо первообразе, но счету нетЕе обличьям. Множество путейВедут в ее пугающий вертеп;Они печальны все, но эта сеньНа подступах ужасней, чем внутри.Иных людей, как видишь, умертвитЖестокое насилье, а других —Огонь, вода и голод; очень многих —Обжорство, бражничество; порождаютОни болезни тяжкие; толпаЧудовищная хворей пред тобойСейчас предстанет, чтобы ты познал,Как много причинится людям бедНевоздержаньем Евы!» В тот же мигОн помещенье грустное узрел,Зловонное и сумрачное: родБольницы, где лежали без числаСтрадальцы. Все недуги были здесь:Мучительные судороги мышц,Грудная жаба с грозной тошнотой,Горячки, спазмы, злобный рой простудИ мочевые камни, астма, рак,Падучая, сухотка и чахотка,Все виды колик, сыпи, лишаи,Водянка, беснованье, лунатизм,Тупая меланхолия, чума —Опустошительная, лютый морИ расслабляющая ломота.Их корчи страшны, стоны глубоки;От ложа к ложу второпях снуетОтчаянье-сиделка, и копьеНад ними с торжеством колеблет Смерть,Но медлит нанести удар, хотяЕго, как наивысшее из благ,Вымаливают часто бедняки,Последнюю надежду видя в нем.Какой каменносердый бы гляделБез слез на эту страшную картину?Адам не мог; он горько слезы лил,Хотя и не был женщиной рожден.Над мужеством победу одержав,Открыло состраданье слез родник,Покуда мысли твердые опятьВолненье не умерили. ЕдваСпособность речи Праотец обрел,Он жалобы свои возобновил:
«— О, как ты попран, жалкий род людской!Как низко пал! Зачем ты сохранен?Уж лучше б не рождался ты! ЗачемТак отнимать дарованную жизнь?Зачем ее навязывать? УжельКто-либо, зная настоящий смыслПодарка, согласился бы принятьИль не вернул бы вскорости, моляОб отпущенье с миром? Божий лик,Что в Человеке некогда сиялВысокой красотой, пускай теперьИ омраченный, вследствие греха,Возможно ли до столь жестоких мукБесчеловечных, немощей такихУродских, на которые нельзяВзирать без содроганья, довести?О почему, поскольку ЧеловекЧасть Божьего подобья удержал,От срама не избавлен? ПочемуЕго не пожалеть, не пощадитьИз уваженья к образу Творца?»
«— Господень образ, — молвил Михаил, —Покинул их, когда они себяУнизили и стали вожделеньяНевольниками, образ обретяТого, чьему служенью предались —Порока скотского, который ввелВо искушенье Еву; оттогоГнусна их казнь. Искажено людьмиПодобье собственное — не Господне;Природы чистой мудрые законыВ болезни мерзкие преобразив,По праву люди кару понеслиЗа то, что ими образ оскверненВсевышнего Творца в себе самих».
«— Суд Божий справедлив, — сказал Адам, —Я покоряюсь. Но неужто нетИных, не столь мучительных путейК могиле, к возвращенью в прах родной?»
«— Есть, — Михаил ответил. — Если ты,Неукоснительно блюдя законУмеренности в пище и питье,Излишеств не допустишь, возжелавЛишь должной сытости, а не усладОбжорства; над главой твоей тогдаПромчатся годы многие, твояПродлится жизнь, и в надлежащий срокТы в лоно материнское, как плодСозревший, упадешь. Нет, не силкомТы сорван будешь, но легко отъят,Доспев для Смерти; старость такова,Но юность ты свою переживешь,И красоту, и силу, а взаменУвянешь, станешь хилым и седым;Все чувства притупятся, ты ничемНе сможешь усладить угасший вкус,И, вместо полной радостных надеждВеселой юности, в твоей кровиСостав меланхолический, сухой,Холодный, под конец одержит верх,[439]Твои подавит силы и елейТвой жизненный до капли истощит».
Наш Пращур возгласил: «— Итак, теперьНи смерти избегать не стану я,Ни тщиться жизнь продлить. Я лишь хочуСложить невыносимо тяжкий груз,Который до назначенного дняВлачить обязан; с нынешней порыРаспада терпеливо буду ждать».
«— Жизнь, — возразил Архангел, — ни любитьНи презирать не надобно. ЖивиБлагочестиво, — коротко ли, долго, —Пусть Небо предрешает, а сейчасИное приготовься ты узреть!»[440]
Глядит: пред ним равнина, вся в шатрах[441]Цветных; паслись вокруг одних стада,А из других — звучание неслосьРазличных инструментов, в дивный стройСопрягшее и арфу и орган.Был виден тот, кто струны колебал,Касался клавишей, скользя по нимПроворной, вдохновенною рукой,Искусно пробегавшей вверх и вниз,Слиявшей звуки, фугу проводяНеоднократно через все лады.Пылал поодаль раскаленный горн,Где расплавлял старательный кузнецДва тяжких слитка — медный и железный(Пожар, быть может, истребив леса[442]Нагорные, долинные, — проникВ земные жилы, растопил металл,Из трещин вытекший, а может быть,Исторгнутый водой из-под земли).Коваль умело направлял расплавВ зияющие формы; он сперваСебе орудья сделал, а затемНемало всяческих других предметов,Которые чеканкою, литьемИ ковкою возможно смастерить;Позднее, по ближайшей стороне,Другое племя[443] с горного хребта,Где прежде обитало, в дол сошло.Казались праведными люди эти,Их мысли на служение Творцу,И на познанье очевидных делЕго устремлены, и, наконец,На все, что может мир среди людейУпрочить и свободу укрепить.Недолго им скитаться довелось;Внезапно вышла, из шатров толпаПрекрасных жен в одеждах дорогих,В уборах из сверкающих каменьев;Под звуки арф и песни возгласивЛюбовные, с плясаньем, к пришлецамПриблизились; на их красу мужиБогобоязненные, несмотряНа строгость, загляделись,[444] волю давНесытым взорам, и немедля в сетьВлеченья угодили, в плен сдались,И каждый милую себе избрал.Влюбленные беседу завелиО нежности, до вестницы любви —Звезды вечерней; вспыхнула тогдаВ них страсть; венчальные зажгли ониСветильники; впервые ГименейДля брачного обряда призван был,И огласила музыка шатрыИ праздничного пира шумный гул.Такое счастье встречи их, такойСоюз любви прелестный, — красотаНерасточенной юности, венки,Цветы и песнопенья, волшебствоСимфоний дивных, сердце привлеклиАдама; он всечасно был открытК блаженствам; эта склонность врожденаОт естества, и свой живой восторгОн в следующих выразил словах:
«— Благословенный Ангел, мне глазаОтверзший! Это зрелище милейИ большую надежду мне сулитНа мирные и радостные дни,Чем виды прежние; предстали тамСмерть, злоба или горшие стократСтраданья, но сдается мне, что здесьДостигла целей всех своих Природа».
Ответил Михаил: «— Не заключайО совершенстве, только исходяИз созерцанья чувственных услад,Хотя бы и природных. Создан тыДля высшей цели, чистой и святой, —Уподобленья Божеству, а стан,Тебя обрадовавший, лишь приютПорока, где потомство будет житьБратоубийцы. Чтители искусств,Жизнь украшающих, и мастаки —Изобретатели пренебрегутСвоим Творцом. Хотя их вразумилГосподень Дух, они Его дарыОтвергнут, но от них произойдетНарод прекраснейший. Однако знай,Что женщины, пленившие тебяНаружностью прелестной, на богиньПохожие роскошной красотой,Веселостью и пылом, лишеныТех добродетелей, в которых честьЗаключена семейная и женДоподлинная слава; изощрилисьОни для похоти, для плотских ласк,Для пения, плясанья, щегольства,Манящих взоров, праздной болтовни,А племя добродетельных мужей,Что прозваны за праведную жизньСынами Божьими, увы, постыдноИ честь и славу в жертву принесутУлыбкам обольстительных блудницБезбожных; в наслажденьях утопатьОни отныне будут, но потомПотонут в хляби, и за этот смехЗаплатит мир морями жгучих слез».
Утратив радость краткую, вскричалАдам: «— О, стыд и горе! Путь благойИзбравшие, внезапно отклонясь,Вступают на неправую стезюИль выдыхаются на полпути.Но вижу, что начало бед и золОдно и то же, всюду и везде —И в женщине оно воплощено!»
«— Нет, — Ангел возразил, — источник бедВ изнеженности женственной мужчин,Которым должно, с помощью даровВсевышнего и мудрости, хранитьВрожденное достоинство; но тыК другому зрелищу себя готовь!»
Адам взглянул: пред ним обширный край,Селенья, пастбища, луга, поляИ людные, под обороной вратИ горделивых башен, города,Где толпы неисчетные снуютВооруженные; грозят войнойСвирепые черты угрюмых лиц.Ширококостные гиганты этиОтвагою и дерзостью полны.Одни оружьем учатся владетьКак можно ловче; взмыленных конейДругие объезжают. ВерховойИ пеший, в одиночку и в строю,Не для показа праздного сюдаЯвились. Там особенный отряд,За провиантом посланный для войск,Быков отменных гонит и коров,Похищенных на пастбищах; гуртыОвец кудрявых, блеющих ягнятДобычу умножают. Но едваУйдя от лютой смерти, пастухиЗовут на помощь. Сеча заняласьКровавая. Безжалостно врагиСражаются, и вот, где прежде скотЩипал траву, теперь простерт пустырь,Усеянный оружьем и костьмиИ кровью смоченный. Другая ратьВзяла в осаду город укрепленный.Идут на приступ ярые полки,Тараны стенобитные влачаИ приставные лестницы, ведутПодкопы, а противники со стенКидают камни, копья, тучей стрелИх осыпают, серный льют огонь.Бушует обоюдная резня,Геройские свершаются дела.Совет сзывают в местности инойГлашатаи, подняв свои жезлы,Седые старцы важные спешатК воротам городским, с толпой сойдясьШумливых воинов. ГоворуныВитийствуют — вскипает жаркий спорПротивных партий; наконец, явилсяМуж средних лет,[445] осанкой мудрецаЗаметно выделявшийся в толпе.Он в долгой речи поминал законИ беззаконье, высший, правый судИ благочестье, истину и мир.Глумясь, готовы были стар и младНа праведника руки наложить,Но облако, сошедшее с Небес,Его сокрыв, незримо вознеслоОт буйственной толпы. Во всем краюВладычило насилье, общий гнет,Закон меча, и обрести никтоУкромного убежища не мог.
В слезах, стеная, к своему ВождюВоззвал Адам: «— Что вижу? Люди этиНе люди — слуги Смерти, если такБесчеловечно причиняют смерть,Тысячекратно умножая грехБратоубийцы! Разве не людей,Своих же братьев губят? Но скажи,Кто муж, который чуть ли не погибЗа праведность, когда бы не спаслиЕго от нечестивцев Небеса?»
Ответствовал Архангел: «— Это браковНеравных, явленных тебе, итог.Совокупились в них добро и зло,Враждебные друг другу: их союзБезумный порождает сыновей,Чудовищных и телом и душой,Подобных тем гигантам-силачам,Издревле славным, ибо в оны дниЛишь грубой силе воздадут почет,Ее геройской доблестью сочтутИ мужеством. Одолевать в боях,Народы покорять и племена,С добычей возвращаться, громоздяКак можно больше трупов, — вот венецГрядущей славы. Каждого, кто смогДостичь триумфа, станут величатьГероем-победителем, отцомЛюдского рода, отпрыском боговИ даже богом, но они вернейЗаслуживают званья кровопийцИ язвы человечества; но такИзвестность обретется на ЗемлеИ лавры, а носителей заслугДоподлинных — забвенье поглотит.Замеченный тобой степенный муж,[446] —В седьмом колене он потомок твой, —Единый праведник в развратном мире,Гонимый злобными за то, что вестьВрагам досадную провозгласилО Господе, который во главеУгодников своих придет судитьЗлодеев; и, как видишь, унесенОн в благовонном облаке на НебоКрылатыми конями; там ТворцомВоспринятый, он будет пребыватьВ спасенье вышнем, в благостной стране,Где Смерти нет. Но чтобы ты узнал,Какая праведных награда ждетИ что за казнь порочным предстоит,Направь сюда зеницы и смотри!»
Взглянул и видит: все изменено,Свой рев прервала медная гортаньВойны. Везде веселье и разгул,Забавы, пляски, пышные пиры.Смешались брак законный и любовьПродажная. Где ставит западнюКрасотка мимоходом, там обманСупружеский, насильничанье, блуд,А распря — завершает кутежи.Средь бражников явился человекДостойный.[447] Омерзел ему разврат,Он обличал неправые стезиИ, посещая сборища гуляк,При виде буйных оргий и торжеств,Упорно, как преступникам в тюрьме,Порабощенным душам возвещалО покаянье, грешников на путьДобра и правды звал, грозил судомНеотвратимым. В тщетности речейСпасительных уверясь, он умолкИ, сняв шатры, от гульбищ отошел.Срубил он лес нагорный, и корабльСоорудил огромный, и в локтяхДлину, и ширину, и вышинуИзмерил, и снаружи осмолил,Дверь прорубил в борту и, не щадяУсилий, заготовил для людейИ для животных множество еды.О, чудо странное! От всех породСкота домашнего, зверей, и птиц,И насекомых, пары — по семиИ по две,[448] словно в строгом распорядке,Вошли в ковчег и заняли места.Последними вступили патриарх,Его три сына, четверо их жен,И дверь за ними крепко Бог замкнул.Меж тем дохнул от полдня мощный ветр[449]И взмахами широких, черных крылСтолпил громады поднебесных туч.На подкрепленье горы шлют парыСырые, мрачные. Сгустилась твердь,Застыв, как темный свод, и хлынул дождьСтремительный и непрестанно лил,Пока земля не скрылась, а ковчегВсплыл, клювовидным носом пену волнВраскачку рассекая, избежавОпасности; жилища же другиеПогребены; их разметал потопВ подводной глубине. Морской просторИным, безбрежным морем поглощенИ в столь роскошных некогда дворцахТеперь морские чудища кишатИ множатся. Все то, что сбереглосьОт человечества, еще недавноСтоль многолюдного, теперь плывет,Ютясь в едином утлом корабле.О, как, при виде жалкого концаТвоих сынов, ты взгоревал, Адам, —Мир обезлюдел! — Захлестнул тебяС потомками твоими заодно,Потоп другой — потоп горючих слез;Но нежно Ангел встать тебе помог,И ты, поднявшись, горя не избыв,Подобно безутешному отцу,Скорбящему над гибелью детей,Одним ударом на его глазахСраженных, жалобу свою с трудомИзлил в таких безрадостных словах:
«— Зловещие виденья! Жить бы м
