Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп
Свирепый Пуцинтул в дикой ярости обрушился на наступающего врага, проскакав галопом, и первым прорубился сквозь их ряды. Он уложил Имастана, нанеся ему глубокую рану. Он поразил мечом храброго Нифатена, разрубил дикарскую шею черного Мамона и, оказавшись лицом к лицу со своим врагом Иртом, рассек ему голову сталью, так что кровь [этого] человека, смешавшись со вспоротыми мозгами, потекла по его членам. Приблизившись к следующему поединщику, Аманту, он [сбоку] проткнул крепким оружием ему глотку, нанеся фатальную рану и порушив выход его голоса. Тогда кровь потекла изо рта [этого] человека и, когда оружие было извлечено, захлестала из обеих ран. Вожди ифураков увидели его, яростного, с некоторого расстояния, когда он как раз рубился в гуще их людей, и тогда они сформировали фалангу, объединив вместе много тысяч людей, и каждый из них угрожал [нашему] воину копьем. Он принял удары копий щитом. Не страшась ран и уверенный в своей мощи, он [ранее] отказался надеть доспехи на грудь. Но теперь, когда густой рой дротиков полетел в него, увы, великодушный командир пал, получив под грудь смертельное лезвие. Не сломленный даже столь серьезной раной, он ободрял и воодушевлял своих товарищей: «Победа, сограждане, остается за вами! Бейтесь, мужи, и пусть эти гнусные племена станут мне погребальным приношением! Если вы одолеете врага – даже тогда я стану очевидцем этого, обрету более великую жизнь и сделаю лагуатанские племена частью моего триумфа, когда я возрадуюсь среди теней! Но высокостенный Карфаген с воротами меж башен примет вас с великим триумфом, пребывающий в безопасности и лишившийся всего лишь одного человека». Говоря так, он упал от [полученной] раны, и его сотоварищи подняли его, все еще веселящегося сердцем, и отнесли в их лагерь. И так этот сотоварищ Дециев[136] отошел в мир теней, счастливый своей смертью. После войны его имя всегда будет благословенно, а его гибель будут помнить в грядущих веках, когда наши потомки будут читать об этих кровопролитных войнах.
Римская конница по приказу командира разъезжала по вражеским позициям, приводя в смешение его мрачные ряды. Поскольку фланг врага поддался, римляне спустили свистящие стрелы с натянутых тетив, и их полет напоминал тучи, разродившиеся плотным градом, побивающим урожай на широких пашнях. Высокий колос падает под бешеным натиском бури, зеленый росток более не приносит плод, и даже толстое дерево не может защитить нежные ветви с помощью листвы. Так же точно и ужасные стрелы, слетая с тетив, летели и наносили неизбежные раны, ибо ни одна из них не упала без пролития крови, ни одна оперенная стрела не упала на землю, не причинив вреда. Вот храбрые лошади туземцев и сами стоявшие в плотном строю враги падали наземь, и каждое лезвие было красным от крови массилов. Римский отряд, вооруженный дротиками, вступил в дело следующим, и его командиры раскидывали в бойне тела по всей длине и ширине поля боя, отчего воинственный дух римлян воспарял еще выше. Да, оружие наших воинов стало горячим, вся римская сталь покрылось мавританской кровью, ибо их собственное горе служило стрекалом их ярости. Кто может словами описать бесчисленные горькие смерти, настигшие их вождей на бранном поле, разнообразные исходы жизни, принесшие кому-то смерть, кому-то плен? Кто может перечислить имена тех, кого наш полководец храбро зарубил, равно как и простых воинов-мармаридов, павших безымянными и безвестными? Тем не менее я в своей поэме отмечу кое-кого, о ком сообщил долетевший от врагов слух.
(ст. 534—566)
Иоанн, как всегда, могучий в своем вооружении, увидел, что враг перекрывает ему путь, врубился в плотные ряды врага и прорубил себе путь смертоносным клинком через отряды повстанцев. Он был похож на человека, собирающего урожай, – он ждет времени, когда урожай его созреет, и затем жнет его острым серпом. Сначала он левой рукой сжимает стебли с их нежными колосьями, а правой срезает их; затем, довольный урожаем, он связывает бесчисленные снопы крепкой веревкой по всему протяжению поля. Вот так и обитатель Сирта Алтилима был повержен раной, нанесенной полководцем, упав на траву с рассеченной шеей. Затем увенчанный плюмажем Алакандза наехал на своего могучего врага, размахивая копьем и подгоняя коня шпорами все быстрее и быстрее. Но наш полководец, совершенно не устрашенный, отсек ему голову мечом, так что, когда она падала, человек тяжелеющими глазами еще увидел [со стороны] собственное тело. Затем полководец зарубил Эспутредана в его дикой ярости, встретил и храбро свалил Таматония и Югурту, а также убил Турса. Сзади он ударил лошадь Авдилимана, нанеся клинком глубокие раны по сухожилиям и твердым костям ног животного. Лошадь свалилась на спину, но не всем телом, поскольку не упала на землю высокими плечами. Храброе животное продолжало барахтаться, выпрямив свою шею, и, пытаясь встать, сбросило всадника на песок. Иоанн, непобедимый, как всегда, наехал на пытавшегося подняться на ноги воина – надменного даже в такой момент! – и тот стал получать удар за ударом от нашего полководца, представлявшего страшное явление врагу со своим грозным мечом – пока не получил удар по лбу. И вот под каскадом крови меч [Иоанна] сделал месиво из хрупких костей и мозга. Наконец, схватив копье, Иоанн поскакал галопом по равнине. Он устрашил Флакка и пронзил его дротиком насквозь – через волосатую грудь и плотную спину. Кровь хлынула из обеих ран и полилась на теплую траву на земле. Возвышаясь над ним, [Иоанн] пронзил пикой длинные члены следующего врага, Цернизы, и через мгновение пробил сердце испуганного Дерка.
(ст. 567—656)
Затем он клинком пронзил бок Граха, разрубил шею Минисы и рассек виски дикого Кутина. Он одолел Камала, не убив его, схватил его за волосы и потащил как пленника. Затем он передал его сопровождавшим и возобновил преследование прочих отрядов по всем направлениям поля боя. Лабба замахнулся рукой для удара копьем, попытавшись таким образом вызвать полководца на бой. Но, подъехав к нему и увидев, насколько могуч его враг, несчастный человек начал униженно молить о прощении: «Молю тебя костями Эвантия, надлежаще положенными в подходящую гробницу, который породил такого великого героя[137]; и великими делами, которые суждено завершить твоему сыну Петру, известность о
