История молодой девушки - Бернардин Рибейру

Но я слыхала о том, что он сделал вследствие этого через несколько дней, но таких вещей девицам не говорят, чтобы они не раскаивались в собственном поведении или по крайней мере не питали зависти в отношении других.

Достаточно того, что даже феи смотрели глазами, полными зависти, на госпожу Ариму потому, что она не только сама была воплощенным совершенством, но заставляла стремиться к совершенству и того, кто ее любил. И если судьбе действительно захотелось создать нечто превосходное и свободное от пороков, вызванных страстями или временем, то это и была госпожа Арима, о которой неотступно думал Авалор.

Глава XI

О том, как отец Аримы приказал ей вернуться домой и как вслед за ней исчез и Авалор

Говорили, причем те, кто точно знал об этом, что Авалор замыслил совершить великий подвиг во славу Аримы. Однако, поскольку он дал еще один повод к разговорам о ней, она перенесла это столь тяжко, что проливала слезы несколько дней и, если бы не боялась дать дополнительной пищи для кривотолков, могла бы и слечь, но вместо этого держалась как могла, то есть как нельзя хуже.

И говорят, что после этих событий госпоже Ариме так надоела жизнь при дворе, что ей захотелось жизни совсем другой, к которой она всегда питала склонность. Она начала было говорить об этом, но прекратила после того, как ее добрый старый отец, к которому она вернулась, постарался предвосхитить все ее желания и тем самым отклонил ее от этого намерения.

О ее отъезде из дворца и о том, как Авалор поспешил вслед за ней, известно не более того, чем поется в старинной песне:

По берегу грозной реки,

Что к морю наметила путь,

Несется верхом Авалор,

И давит тоска ему грудь.

Где счастье? В прибрежной волне

Успело давно потонуть.

Друзья вдалеке. Он один,

Не смея в пути отдохнуть,

Несется навстречу судьбе

Сквозь мглу и прибрежную жуть.

В тот час по зловещей реке

Ладья совершала свой путь,

И грустный, протяжный напев

Решили гребцы затянуть:

«Как мрачно в речной глубине,

Как манит бездонная муть!

Тому, кто во имя любви

Осмелится жизнью рискнуть,

И слишком в мечтах вознестись

Решится, несчастный, дерзнуть,

И грезам волшебным, златым

Позволит себя обмануть,

Теченья холодной реки

Вовеки уже не минуть».

Успела кромешная тьма

Меж тем небосклон затянуть,

Так искры добра и тепла

Стремится злой ветер задуть.

Добро быстролетно всегда —

Вот жизни безжалостной суть.

И, солнца увидев закат,

Надумал молчальник всплакнуть.

Кто встал на страданий стезю,

Тому уж с нее не свернуть,

Ведь бед что песчинок морских

Вместил его жизненный путь.

Под весел размеренный плеск,

Не в силах злой дали минуть

Отважный решил Авалор

Всем бедам в глаза заглянуть:

«Коль душу успела судьба

В пучину терзаний втянуть,

Пусть тело туда же уйдет,

Свершив предначертанный путь».

И, в лодку чужую садясь,

Ее поспешил оттолкнуть

Подальше от мрачных брегов

В теченья кромешную жуть.

Не знаю, что сталось потом,

Сумел ли страдалец замкнуть

Печалей земных череду

Иль доле побрел их тянуть.

Но верю: морской глубины,

Ему все равно не минуть.

Глава XII

О великих приключениях, постигших сеньора Авалора после того, как он сел на ладью, не зная, где ей суждено причалить

Прошли годы, и поскольку ничего не остается тайным в течение длительного времени, стала известна вначале история Авалора, а потом и история Аримы. Все произошло таким образом.

Кажется, горе постигло Авалора в наших краях, куда он отправился вслед за госпожой Аримой.

Там, где из моря встает остроконечная скала, он появился на утлом суденышке в предрассветный час. И в шуме яростного моря, с гневом бьющегося о скалу, Авалору почудился человеческий голос. Тогда он встал и прислушался. Действительно, от скал, находившихся поодаль, долетел девичий голосок, жалобно говоривший:

– Ах, бедная я, несчастная!

Он удостоверился в том, что голос доносился от дальних скал, и проникся жалостью к неизвестной девице. Тогда он решил доплыть до этих скал, чтобы прийти на помощь несчастной. Приготовившись к этому как можно лучше и словно махнув рукой на себя и свою звезду, он еще крепче сжал весла в руках, неоднократно на протяжении этого путешествия стиравшихся в мозоли и даже кровоточивших.

Но, как он ни старался, ему не удавалось справиться с волнами, словно забавлявшимися с его суденышком и тянувшими его назад к берегу. Заботившийся о том, как бы его не смыло волной и пытавшийся грести, Авалор не заметил огромной волны, наполнившей его лодку морской пеной и бросившей ее на скалы, о которые она и разбилась в мелкие кусочки.

– Спаси меня, Господи! – воскликнул он.

Из последних сил он сумел схватиться стертыми до крови руками за выступ скалы. Но вода, с яростным шумом ринувшаяся к берегу, залила и высокие скалы. Она тут же рассыпалась в мелкие брызги, которые полетели к небу и то ли от силы удара о скалу, то ли от колебания воздуха стали казаться маленькими свечками.

Затем волна потянула воду за собою в море и вновь стала биться о скалы, словно желая отомстить им за то, что они преграждали ей путь.

Но, хотя уже занялась заря и Авалор имел свет и время, чтобы оглядеться и поберечься, он этого не сделал, да и не вспомнил о том, что это надо сделать. Наоборот, повернувшись к морю, он оглядел его, и у него потемнело в глазах. Говорят, что тогда он сказал:

– Даже море и то против меня, обессиленного!

И тут, изнемогая от страсти и желая, казалось, чтобы все кончилось, он, видя, что на него идет новая волна, разжал руки, говоря:

– Раз тело обречено на несчастья, хватит ему преграждать путь душе!

И так он полностью доверился воле волн, которые на сей раз сжалились над ним. Ибо говорят, что среди волн также есть место для тех, кто чтит религию.

Но волна, в которой