Данте Алигьери - Божественная комедия
Что изгнан тот, кто обращает взгляд".
133 В тот миг, когда святая дверь вращала
В своих глубоких гнёздах стержни стрел
Из мощного и звонкого металла,
136 Не так боролся и не так гудел
Тарпей,[654] лишаясь доброго Метелла,
Которого утратив — оскудел.
139 Я поднял взор, когда она взгремела,
И услыхал, как сквозь отрадный гуд
Далёкое «Те Deum»[655] долетело.
142 И точно то же получалось тут,
Что слышали мы все неоднократно,
Когда стоят и под орган поют,
145 И пение то внятно, то невнятно.
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
Чистилище — Круг первый. — Гордецы1 Тогда мы очутились за порогом,
Заброшенным из-за любви дурной,[656]
Ведущей души по кривым дорогам,
4 Дверь, загремев, захлопнулась за мной;
И, оглянись я на дверные своды,
Что б я сказал, подавленный виной?
7 Мы подымались в трещине породы,
Где та и эта двигалась стена,[657]
Как набегают, чтоб отхлынуть, воды.
10 Мой вождь сказал: "Здесь выучка нужна,
Чтоб угадать, какая в самом деле
Окажется надёжней сторона".
13 Вперёд мы подвигались еле-еле,
И скудный месяц, канув глубоко,
Улёгся раньше на своей постеле,
16 Чем мы прошли игольное ушко.[658]
Мы вышли там,[659] где горный склон от края
Повсюду отступил недалеко,
19 Я — утомясь, и вождь и я — не зная,
Куда идти; тропа над бездной шла,
Безлюднее, чем колея степная.
22 От кромки, где срывается скала,
И до стены, вздымавшейся высоко,
Она в три роста шириной была.
25 Докуда крылья простирало око,
Налево и направо, — весь извив
Дороги этой шёл равно широко.
28 Ещё вперёд и шагу не ступив,
Я, озираясь, убедился ясно,
Что весь белевший надо мной обрыв
31 Был мрамор, изваянный так прекрасно,
Что подражать не только Поликлет[660],
Но и природа стала бы напрасно.[661]
34 Тот ангел, что земле принёс обет
Столь слёзно чаемого примиренья
И с неба вековечный снял завет,
37 Являлся нам в правдивости движенья
Так живо, что ни в чём не походил
На молчаливые изображенья.
40 Он, я бы клялся, «Ave!»[662] говорил
Склонившейся жене благословенной,
Чей ключ любовь в высотах отворил.
43 В её чертах ответ её смиренный,
«Ессе ancilla Dei»,[663] был ясней,
Чем в мягком воске образ впечатлённый.[664]
46 «В такой недвижности не цепеней!» —
Сказал учитель мой, ко мне стоявший
Той стороной, где сердце у людей.
49 Я, отрывая взгляд мой созерцавший,
Увидел за Марией, в стороне,
Где находился мне повелевавший,
52 Другой рассказ, иссечённый в стене;
Я стал напротив, обойдя поэта,
Чтобы глазам он был открыт вполне.
55 Изображало изваянье это,
Как на волах святой ковчег везут,
Ужасный тем, кто не блюдёт запрета.
58 И на семь хоров разделённый люд
Мои два чувства вовлекал в раздоры;
Слух скажет: «Нет», а зренье: «Да, поют».
61 Как и о дыме ладанном, который
Там был изображён, глаз и ноздря
О «да» и «нет» вели друг с другом споры.
64 А впереди священного ларя
Смиренный Псалмопевец, пляс творящий,
И больше был, и меньше был царя.
67 Мелхола, изваянная смотрящей
Напротив из окна больших палат,
Имела облик гневной и скорбящей.[665]
70 Я двинулся, чтобы насытить взгляд
Другою повестью, которой вправо,
Вслед за Мелхолой, продолжался ряд.
73 Там возвещалась истинная слава
Того владыки римлян, чьи дела
Григорий обессмертил величаво.[666]
76 Вдовица, ухватясь за удила,
Молила императора Траяна
И слезы, сокрушённая, лила.
79 От всадников тесна была поляна,
И в золоте колеблемых знамён
Орлы парили, кесарю охрана.
82 Окружена людьми со всех сторон,
Несчастная звала с тоской во взоре:
«Мой сын убит, он должен быть отмщён!»
85 И кесарь ей: "Повремени, я вскоре
Вернусь". — "А вдруг, — вдовица говорит,
Как всякий тот, кого торопит горе, —
88 Ты не вернёшься?" Он же ей: "Отмстит
Преемник мой". А та: "Не оправданье —
Когда другой добро за нас творит".
91 И он: "Утешься! Чтя моё призванье,
Я не уйду, не сотворив суда.
Так требуют мой долг и состраданье".[667]
94 Кто нового не видел никогда,[668]
Тот создал чудо этой речи зримой,
Немыслимой для смертного труда.
97 Пока мой взор впивал, неутомимый,
Смирение всех этих душ людских,
Всё, что изваял мастер несравнимый,
100 "Оттуда к нам, но шаг их очень тих, —
Шепнул поэт, — идёт толпа густая;
Путь к высоте узнаем мы у них".
103 Мои глаза, которые, взирая,
Пленялись созерцаньем новизны,
К нему метнулись, мига не теряя.
106 Читатель, да не будут смущены
Твоей души благие помышленья
Тем, как господь взымает долг с вины.
109 Подумай не о тягости мученья,
А о конце, о том, что крайний час
Для худших мук — час грозного решенья.[669]
112 Я начал так: "То, что идёт на нас,
И на людей по виду непохоже,
А что идёт — не различает глаз".
115 И он в ответ: "Едва ль есть кара строже,
И ею так придавлены они,
Что я и сам сперва не понял тоже.
118 Но присмотрись и зреньем расчлени,
Что движется под этими камнями:
Как бьют они самих себя, взгляни!"
121 О христиане, гордые сердцами,
Несчастные, чьи тусклые умы
Уводят вас попятными путями!
124 Вам невдомёк, что только черви мы,
В которых зреет мотылёк нетленный,
На божий суд взлетающий из тьмы!
127 Чего возносится ваш дух надменный,
Коль сами вы не разнитесь ничуть
От плоти червяка несовершенной?
130 Как если истукан какой-нибудь,
Чтоб крыше иль навесу дать опору,
Колени, скрючась, упирает в грудь
133 И мнимой болью причиняет взору
Прямую боль; так, наклонясь вперёд,
И эти люди обходили гору.
136 Кто легче нёс, а кто тяжеле гнёт,
И так, согбенный, двигался по краю;
Но с виду терпеливейший и тот
139 Как бы взывал в слезах: «Изнемогаю!»
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Круг первый (продолжение)1 "О наш отец, на небесах царящий,
Не замкнутый, но первенцам своим
Благоволенье прежде всех дарящий,
4 Пред мощью и пред именем твоим
Да склонится вся тварь, как песнью славы
Мы твой сладчайший дух благодарим!
7 Да снидет к нам покой твоей державы,
Затем что сам найти дорогу к ней
