Сэмюэл Ричардсон - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Поступку сію сносилъ онъ съ такою твердостію, какой отъ пылкаго его свойства никакъ ожидать было не можно. Онъ былъ только одинъ сынъ, и мать его кромѣ его другихъ дѣтей не имѣла; слѣдовательно былъ онъ совершенно избалованъ. Терпѣливость его не препятствовала однакожъ тому, чтобы не видно въ немъ было внутренняго самолюбія, и можно было примѣтить, что надѣялся онъ успѣть тронуть меня мало по малу своими достоинствами. Сестра моя терпѣливость его понимала совсѣмъ въ другомъ смыслѣ, и говорила "что онъ такой человѣкъ, которой не имѣетъ къ супружеству ни малѣйшаго пристрастія, и можетъ быть привязанъ къ тритцати любовницамъ. Какая бы ни была причина столь противной пылкому его свойству терпѣливости, а особливо въ разсужденіи такого предмѣта, которой заслуживалъ старательнѣйшее вниманіе; однакожъ симъ избавился онъ многихъ досадъ и неудовольствій; ибо покамѣстъ отецъ мой отсрочивалъ рѣшительное свое согласіе до прибытія моего брата, что онъ получалъ отъ всѣхъ приличныя званію его и достоинстству ласки и учтивости; и хотя часто получали мы о немъ такіе извѣстія, которые весьма мало приносили ему чести; однакожъ въ разсужденіи обращенія его съ нами, были мы весьма довольны. Все обхожденіе его основано было на почтительности, и не было намъ причины жаловаться ни на какую съ его стороны дерзость; по чему и посѣщенія его сносимы были у насъ терпѣливо и съ удовольствіемъ. Равнымъ образомъ и я столько къ нему привыкла, что считала его обыкновеннымъ нашимъ гостемъ, и нимало его не береглась и не дичилась.
Между тѣмъ равнодушіе мое доставило ему съ моей стороны великія выгоды. оно было основаніемъ послѣдовавшей вскорѣ потомъ между нами переписки, въ которую не вошла бы я никакъ столь охотно, ежели бы она началась въ самое то время, когда обнаружилась вражда и несогласіе. Надобно тебѣ разсказать, что подало къ тому поводъ и причину. Дядя мой Гервей имѣлъ у себя подъ опекою одного знатнаго рода молодаго человѣка, котораго года черезъ два намѣренъ былъ отправить путешествовать. Г. Ловеласъ показался ему способнымъ подать свѣдѣніе о всемъ томъ, что для молодаго путешествователя было нужно; по чему и просилъ его описать всѣ дворы и земли, въ которыхъ онъ путешествовалъ; учиня притомъ свои замѣчанія о всѣхъ тѣхъ вещахъ, которыя наиболѣе достойны любопытства. Онъ на то согласился съ такимъ условіемъ, чтобы я обязалась назначать порядокъ и расположеніе описываемымъ имъ предмѣтамъ; штиль его въ письмахъ превозносимъ былъ отъ всѣхъ похвалами; по чему и надѣялись, что описанія его могутъ быть въ зимніе вечера весьма забавнымъ препровожденіемъ времяни; и какъ они будутъ читаны въ полномъ собраніи прежде, нежели отданы будутъ молодому путешествователю, то ни какъ не можно въ нихъ написать ничего такого, чтобы могло относиться прямо ко мнѣ. Я согласилась охотно имѣть съ нимъ переписку, чтобы предлагать ему иногда мои сумнѣнія, и требовать изъясненій, могущихъ служить къ общему наставленію. Сіе было для меня тѣмъ пріятнѣе, что я люблю чрезвычайно съ перомъ обходиться. И такъ съ общаго согласія всѣхъ родственниковъ, и по убѣжденіямъ дяди моего Гервея, должна я была учинить имъ всѣмъ сіе удовольствіе, дабы не показать въ себѣ такой застѣнчивости, которую бы самолюбивой Ловеласъ могъ толковать въ свою пользу, и чтобы сестра моя не имѣла причины дѣлать о томъ разныя по своему воображенію размышленія.
Вотъ отъ чего произошла между имъ и мною переписка, которая началася съ общаго согласія; между тѣмъ какъ всѣ удивлялись почтительной его терпѣливости. Однакожъ не сумнѣвались никакъ, чтобы онъ со времянемъ не здѣлался смѣлѣе и докучливѣе, потому что посѣщенія его касались становиться гораздо чаще, и онъ не скрывалъ отъ тетки моей Гервей, что чувствовалъ ко мнѣ сильную склонность, сопровождаемую не извѣстнымъ нѣкакимъ опасеніемъ, которую приписывалъ ничему иному, какъ совершенной покорности воли моего отца, и удаленію, въ которомъ я его содержала. Но можетъ быть обходился онъ такимъ образомъ и со всѣми; ибо и къ сестрѣ моей имѣлъ онъ сперьва такое же уваженіе. Между тѣмъ отецъ мой ожидая отъ него изъясненія, имѣлъ въ готовности всѣ полученныя о немъ невыгодныя извѣстія и слухи, дабы притивоположить ихъ его требованіямъ. Признаюсь тебѣ, что сіе было весьма согласно съ моимъ намѣреніемъ. И могла ли я думать иначе?
Однакожъ должно признаться, что въ письмахъ, заключающихъ въ себѣ общія предмѣты, вкладывалъ онъ многократно особливое, въ которомъ изъяснялъ мнѣ свои страстныя чувствованія, жалуясь притомъ на мою холодность. Я не показывала ему нималѣйшаго о томъ вида, что ихъ читала. Писала къ нему только о предмѣтахъ общихъ, и не входила ни въ какія особливыя изъясненія, касающіяся до насъ собственно; а къ томужъ общая похвала, приписываемая его письмамъ, не позволяла мнѣ прервать нашу переписку, не обнаружа настоящей тому причины. А впрочемъ сквозь всѣхъ почтительныхъ его изъясненій весьма легко примѣтить было можно, хотя бы нравъ его и меньше былъ извѣстенъ, что онъ былъ по природѣ пылокъ и высокомѣренъ. Такое свойство не могла я терпѣть и въ моемъ братѣ, то какимъ образомъ можно мнѣ было сносить оное въ такомъ человѣкѣ, которой надѣялся принадлежать мнѣ гораздо ближе.
Послѣ одного письма, въ которомъ онъ уже въ третій разъ прилагалъ ко мнѣ особливую записку, спросилъ онъ меня при первомъ посѣщеніи, получила ли я оную. Я сказала ему, что на такія письма никогда отвѣчать не буду, и ожидала только того, чтобы самъ онъ подалъ случай объявить ему оное. Просила его ко мнѣ больше не писать и признавалась, что ежели отважится онъ еще на то хотя одинъ разъ, то отошлю къ нему оба письма, и ни когда больше ни одной строки онъ отъ меня не увидитъ.
Ты не можешь себѣ вообразить какое въ глазахъ его показалось тогда высокомѣріе, какъ будто бы я преступила должное ему почтеніе; однакожъ я не показала ему ни малѣйшаго вида, что то въ немъ примѣтила. Казалось мнѣ, что лучше всего можно его убѣдить холодностію и равнодушіемъ, которыми опровергала я всѣ его надежды. Между тѣмъ одинъ разъ между разговорами сказалъ онъ мнѣ, что когда мущина не можетъ убѣдить женщину признаться ему, что онъ ей не противенъ, то есть на то другой вѣрнѣйшей и полезнѣйшей способъ, которой состоитъ въ томъ, что-бы ее противъ себя разсердить.
Теперь письмо мое продолжать я не могу, для того что мнѣ мѣшаютъ; но при перьвомъ случаѣ не премину сообщать тебѣ продолженіе начатого мною повѣствованія.
Кларисса Гарловъ.
ПИСЬМО IV.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.15 Января.
Когда я была съ г. Ловеласомъ въ такихъ положеніяхъ, то пріѣхалъ изъ Шотландіи мой братъ.
Когда сказано ему было о посѣщеніяхъ г. Ловеласа, то онъ объявилъ безъ всякой закрышки, что для него они чрезвычайно противны, по тому что свойствы его весьма порочны. А послѣ того сказалъ, что не можетъ понять, какимъ образомъ дядья его могли предлагать для сестръ его такого человѣка; потомъ обратясь къ моему отцу благодарилъ его, что умѣдлилъ онъ своимъ рѣшеніемъ до его пріѣзда. Сіе произносилъ онъ такимъ голосомъ, которой имѣлъ въ себѣ гораздо больше повелительности, нежели почтительности сыновней. Ненависть свою оправдывалъ общимъ мнѣніемъ и собственнымъ свои свѣденіемъ о его нравѣ. При томъ признался, что всегда его ненавидѣлъ, и впредь ненавидѣть будетъ вѣчно; и ежели я за него выду, то не будетъ его признавать своимъ зятемъ, ни меня своею сестрою.
Ссора сія и ненависть произошла у нихъ еще въ училищѣ. Г. Ловеласъ отличался всегда какъ своею живностію и неустрашимостію, такъ и отмѣнными и удивительными успѣхами во всѣхъ частяхъ учености, также и прилѣжаніемъ. Симъ самымъ снискалъ онъ себѣ немалое число друзей между искуснѣйшими своими сотоварищами. Имѣвшія къ нему отвращеніе и нелюбовь, боялись его по причинѣ его пылкости, которая не могла стерпѣть никакой обиды.
Братъ мой былъ въ числѣ его непріятелей и завистниковъ. Врожденное въ немъ высокомѣріе не могло снести никакого примѣтнаго надъ собою преимущества. Кого не боятся не любить, къ тому весьма скоро раждается ненависть. Онъ не могши обладать своими страстями, дѣлалъ часто надъ нимъ неблагопристойныя насмѣшки; однимъ словомъ, не встрѣчались они ни одного раза безъ ссоры и брани; и какъ всѣ ихъ сотоварищи принимали по большей части сторону Ловеласа, то ненависть его умножалася тѣмъ еще болѣе. И такъ нечему дивиться, что молодой человѣкъ имѣя злобной и пылкой нравъ, возобновилъ древнюю въ себѣ ненависть, которая укоренилась въ немъ очень глубоко.
Пришелъ онъ къ моей сестрѣ, которая съ нетерпѣливостію ожидала случая соединиться съ нимъ въ чувствованіяхъ своего негодованія противъ ненавидимаго ею человѣка. Клялась ему, что "не имѣла никогда къ г. Ловеласу нималѣйшаго уваженія и склонности; извѣстно ей, что имѣніе его почти все въ закладѣ, и что онъ утопая всегда въ роскошахъ и веселостяхъ, находится въ долгахъ по самыя уши, и не имѣетъ у себя ни дому, ни екипажа." При сихъ словахъ хвалилась тѣмъ, что ему отказала, и братъ мой превозносилъ ее похвалами. Они совокупясь вмѣстѣ, старались всячески его унизить и опорочить, и не пропускали ни одного случая вредить ему во всѣхъ своихъ разговорахъ, которыя хотя иногда начинались совсѣмъ не о немъ, но всегда оканчивались къ его предосужденію.
