Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

МАРИН ДРЖИЧ

* * * Пусть блещут мгновенья улыбкой твоею! Мои песнопенья бессильны пред нею: едва ли сумею воспеть я, как надор, атласную шею, твой стан, о отрада, роскошность наряда, как луч, золотого, распахнутость взгляда, пленительность слова — ах, сердце, мне снова ты жжешь, о царица, оно ль не готово тебе покориться? Пускай же темница надежды напрасной в мечтах озарится звездой твоей ясной — алтарной, прекрасной, которой не стою; ревнивой душою исплачусь, любя, а душу открою, чтоб славить тебя. ИСПЕЙ ЭТУ РАДОСТЬ Увы, наша младость с годами увянет, И с нею и радость в минувшее канет. И сад твой цветущий, и май твой бесслезный, И душу мне жгущий твой взор двоезвездный, И лик — лик богини, как сорванный цвет, Уж гибнут и ныне… И вот мой совет: Весны нашей чудо прекрасно, но кратко, — Так пей же, покуда оно еще сладко, Вдохни это счастье, испей эту радость, Любовью и страстью возвысь свою младость! Как дождик весенний, пройдут эти дни — Лишь боль сожалений оставят они.

НИКОЛА ДИМИТРОВИЧ

НИКОЛЕ НАЛЕ Строка, ты крылата, лети же к Николе, Сожрал с ним когда-то немало я соли, Лети же с приветом над славной Рагузой, Любезной поэтам, взлелеянной музой. Порой мы в такие уносимся дали, Которых иные во сне не видали. В далеких державах скитаюсь я ныне. Дворцов величавых полно на чужбине. Мне столько изведать пришлось в этих странах — Всего не поведать и в книгах пространных. Сегодня в стране я неведомой, новой, Здесь рожи чернее икры осетровой; Здесь силу и старый подчас сохраняет, Посмотришь — кантары шутя поднимает; Здесь молодец ражий за трапезу сядет — С подобной поклажей и лошадь не сладит; Когда не хватает для выпивки денег, Свой скарб пропивает мгновенно мошенник; За выпивкой пищи глотает он горы — Обжора почище любого обжоры. В тех землях святыми считают безумных, Толпятся за ними на торжищах шумных, Они здесь персоны всех выше на свете, Здесь бьют им поклоны и старцы и дети. Диковин немало в земле этой странной: Врата из металла, а ключ — деревянный, Здесь люди норою к учтивости глухи: Облают свиньею и отпрыском шлюхи. Тебя лиходеи побьют между делом, Беги поскорее — останешься целым. Без чести, без сердца живут образины, Любой иноверца предаст за майдины. Тебя супостаты обманут открыто, Здесь деньги лишь святы, а совесть забыта. Налешкович славный, все это не диво: Ведь силою главной здесь стала нажива. Здесь можно порою нажиться не худо, С набитой мошною уехать отсюда. Венеция стала сильна и богата — Не здесь ли стяжала Венеция злато? Она посещает давно эти страны И вдаль посылает галер караваны, И грузит их, Нико, она не холстами — Торгует гвоздикой, корицей, шелками. Мы, друг мой, робеем в торговле недаром — Совсем не владеем купеческим даром: Тростник поставляем и лен басурманам, Барыш уступаем купцам чужестранным. Когда бы мы были немного лукавей, Мы их бы затмили в богатстве и славе, И мы б торговали тогда не впустую… А впрочем, мой Нале, о чем я толкую! Тебя бы о жизни хотел расспросить я: Какие в отчизне случились событья? Слыхал я: от мору страна пострадала, Погибло в ту пору сограждан немало. Пускай наградит их наш бог-вседержитель И примет забытых в господню обитель! А коли с чумою ты справился черной, С болезнью любою ты сладишь бесспорно. Ты силой отмечен и ладно сколочен, Как тис долговечен, и кряжист, и прочен. Ведь четверть ягненка съедал ты, бывало, В придачу цыпленка, жаркого немало, С друзьями гуляя под сенью Парнаса, Вином запивая горячее мясо. Обижен судьбою, я горько заплачу, Коль дружбу с тобою навеки утрачу. Кто рифмой не хуже владеет, чем Матко, И пишет к тому же так нежно и сладко? Тревожусь о Матке: он в Стон перебрался — В краю лихорадки живым бы остался! Но тягостней муки, когда умираем, Скорбя от разлуки с отеческим краем, Плывешь на чужбину — и солнце не светит; А Матко кончину с улыбкою встретит, Он мир ие покинет, останется здесь он, Поскольку не сгинет краса его песен; Поет для влюбленных он песни поныне, Как пел Арион их, плывя на дельфине. Хоть дома бывают болезни жестоки, От них умирают и здесь, на востоке. Мне страны такие еще не встречались, Где жизни людские два раза кончались; Два раза кончаться захочет ли каждый — Со светом прощаться приятно ли дважды? Нас гибель — о, боже! — одна ожидает, Кто раньше, кто позже сей мир покидает. О Нико мой милый, ты знаешь прекрасно: Избегнуть могилы живое не властно. Я жив, и при этом здоров я покуда; Здесь гибельно летом, а нынче нехудо: Зимой расцветают поля и долины, Плоды созревают, бобы и маслины, Пройди по базарам: капусты, салату Дадут, коль не даром, — за малую плату. Ни глада, ни стужи здесь нет и в помине, А в поле к тому же привольно скотине, Баранина всюду жирна неизменно, И льется в сосуды молочная пена, — В три гроша монету достань наудачу — Получишь наседку и яйца в придачу, И мелочи тоже на рынке достаток: Динар — не дороже — голубок десяток. Здесь сыра головки, там бочки сметаны, На пыльной циновке огромные жбаны, Здесь столько съестного всегда продается, Лишь сала свиного купить не придется, Огромнейшей рыбы цена — полдинара, Вовек не уйти бы с такого базара! Хлебов здесь пятнадцать за грош покупаем, Два наших сравнятся с таким караваем. Здесь сладостна даже вода из колодца — В Рагузе не слаже вино продастся. Всего не изложишь. Рассказ покороче И то ты не сможешь дослушать до ночи. Не край здесь, а чудо, с ним рай не сравнится; Кто станет отсюда в могилу стремиться? Я точку на этом поставлю, пожалуй, Не медли с ответом, бродягу побалуй, Матьело я тоже поклон посылаю. (Он жив ли, о боже!) На этом кончаю. Сей Александров град основан Македонцем, Здесь, Нале, твой собрат живет под жарким солнцем, Здесь в тысячу пятьсот пятьдесят третий год С тех пор, когда господь явил Христа приход, В день теплый января на солнечном востоке, С тобою говоря, писал я эти строки.