Мигель Сервантес - Дон Кихот
266
Знатные люди во время путешествий носили нечто вроде вуали или легкой маски для защиты лица от воздуха и солнца. Народ называл эти маски papahigos.
267
Клятва отцом и матерью была в большом ходу во время Сервантеса.
268
De haidag o de mangas. Оба эти слова имеют двойной смысл: одно означает фалды судейского платья и, кроме того, сборы, которые делали губернаторы; другое значит рукава и, сверх того, подарки, которые делались в большие годовые праздники, как в Пасху и Рождество, и во время общественных радостных событий, как восшествие на престол нового короля. Отсюда и поговорка: Ваепаи son mangas despues de Pascuas.
269
Один экономист времен Сервантеса говорит: «В то время как зерновой хлеб продавался в прошедшие года в Сеговии на вес золота, как цены квартир возвысились до небес, и как тоже самое было и в других городах, пара башмаков на двойной подошве стоила три реала, а в Мадриде – четыре. Теперь же за них нагло запрашивают по семи реалов и не уступают дешевле шести с половиной. Страшно подумать, до чего это может дойти». (Mon. de la Bibl Royale. – Code 156, f. 64).
270
Очень употребительное выражение в те времена, когда Рим раздавал милости и отпущения.
271
Tarde pioche (вместо piaste) – поговорка, происхождение которой следующее: рассказывают, что один студент, евший яйца всмятку, между прочим съел одно до того несвежее, что в нем уже образовался цыпленок. Слыша, что цыпленок этот запищал, проходя через его горло, он преспокойно и пресерьезно сказал: «Слишком поздно ты пищишь».
272
Непереводимый каламбур: nones – нечетные или нет во множественном числе и pares – четные.
273
Намек на пословицу: «У муравья выросли крылья, а птицы его съели».
274
Alpargatas, обычная обувь испанских крестьян.
275
От немецкого слови Geld – деньги.
276
Сервантес говорит здесь о серьезнейшем событии, свидетелем которого он был, – об изгнании морисков. После сдачи Гренады в 1492 г. в Испании жило много мавров, остававшихся мусульманами. Но скоро на посланными к ним миссиями последовали гонения, и, наконец, Карл V приказал декретом от 4 апреля 1525 г., чтоб все мавры под страхом изгнания крестились. Эти насильно крещенные мавры названы были морисками (moriscoe) в отличие от старых христиан. При Филиппе II от них потребовали больше, чем отречения: в 1566 г. им запретили, посредством прагматики употреблять родной язык, национальные одежды, церемонии, бани, рабов и даже имена. Эти тиранические распоряжения, проведенные с неумолимой строгостью, вызвали продолжительное восстание, известное под названием бунта морисков, которое угрожало власти Филиппа II и было подавлено лишь в 1570 г. Дон Жуаном Австрийским. Побежденные мориски были рассеяны по всем провинциям полуострова; но эта гонимая раса все продолжала благоденствовать и размножаться при помощи работы и промыслов, поэтому придуманы были политические поводы для устрашения тех, которых недостаточно пугал пущенный против них религиозный фанатизм. Эдиктом Филиппа III, изданным в 1609 г. и приведенным в исполнение в следующем году, все мориски окончательно изгонялись. От 1.200.000 до 1.500.000 несчастных были выгнаны из Испании, а небольшое число их, оставшееся после этого ужасного погрома, затерялось, скрывая свое происхождение, среди других рас. Таким образом, население Испании, уже убавленное эмиграцией в Америку, лишилось самых искусных в промыслах членов, которые умножили собой число берберийских пиратов, наводнявших берега Африки. Несмотря на то, что Сервантес прямо не высказывается, не трудно понять, что его симпатии на стороне угнетенного народа.
277
Русская икра.
278
Другой писатель времен Сервантеса, Кристоваль де-Геррера, сказал за несколько лет до того: «Надо бы запретить французам и германцам обходить государства, выманивая у нас наши деньги, ибо все люди этого сорта и в этой одежде уносят их от нас. Говорят, что во Франции родители сулят дочерям в приданое то, что принесут из своего путешествия взад и вперед к святому Якову де Компостелла, точно они отправляются в Ост-Индию». (Amparo de pobres).
279
Дальше он назвав Дон Гаспаром Грегорио.
280
В десятой песне Неистового Орландо Бирено покидает свою возлюбленную Олимпию на необитаемом острове. При своем пробуждении, она клянет изменника и осыпает его проклятиями, как Дидона при отъезде Энея. Отсюда оба сравнения Альтисидоры.
281
Это заклинание образует то, что испанцы называют el estribillo (припев) и повторяется в конце каждой строфы.
282
То есть мавроубийца.
283
Царствие Небесное силою берется. (Матф., глава 11, ст. 12).
284
Santiago, y cierra, Espana. Буквально: Святой Иаков, и атакуй Испания. Слово cerrar, в прежние времена означавшее атаковать, теперь употребляется только в смысле запирать. Отсюда игра словами у Санчо.
285
Сторожа быков, предназначенных для бегов, сторожат их верхом и вместо кнутов употребляют копья. Быков, которых приводят с пастбищ в цирк накануне боев, ведут волы, специально приученные к тому и называемые cabestros.
286
Сервантес говорит здесь о наглом продолжении Дон Кихота, написанном каких-то арагонским писателем, скрывшемся под псевдонимом, Алонсо Фернандеса де-Авельянеда, продолжении, появившемся в то время, когда сам он еще писал вторую часть. Этот Авельянеда действительно изображает Дон Кихота, в глав. IV, VI, VIII, XII и XIII, как бы излечившимся от его любви. В третьей главе он говорит: «Дон Кихот закончил свой разговор с Санчо, говоря, что хочет ехать в Сарагоссу на состязание и намеревается забыть неблагодарную инфанту Дульцинею Тобозскую и поискать себе другую даму».
287
Это грубая ругань, обращенная прямо к Сервантесу.
288
Сервантес забывает, что сам дает ей это имя в первой части и называет ее Хуаной Гутьеррес в VII главе второй части.
289
Эти непристойные и смешные подробности встречаются особенно в главах XV, XVI, XVII, XVIII и XIX.
290
Это описание находится в XI главе.
291
Эти слова, по преданию, сказал коннетабль Дю-Геклен, когда он во время борьбы Петра-Жестокого с его братом Генрихом Транстамарским на Монтиельской равнине помог последнему влезть на тело Петра, которого Генрих заколол своим кинжалом.
292
Санчо применяет к своему господину два последних стиха старого романса, написанного на предание о семи инфантах Лары (Cane, de Amberes, стр. 172). Гонсало Густос де Лара женился на донье Санче, сестре Руи-Веласкеса. Этот последний, в отмщение за оскорбленье, предал мавританскому королю Кордовы своего шурина и своих семерых племянников. Отцу подали к столу головы семерых сыновей его и затем бросили его в тюрьму. Однако, любовь одной арабской женщины, дочери короля, вывела его из тюрьмы, а сын, которого он прижил с нею, по имени Мударра Гонсало, отомстил за кровь своих братьев кровью Руи-Веласкеса. Встретив его однажды на охоте, он бросился на него, и хотя тот просил его дать ему время сходить на оружием, убил его, ответив ему стихами, которые цитирует Санчо:
Esperesme, don Gonzalo,Iré à tomar las mis armas, —– El espera que tu disteА los infantes de Lara:Aqui moriras, traidor,Enemigj de dona Sancha.
293
Это были маленькие мушкетоны, названные pedrenales оттого, что они приводились в действие при помощи не трута, как аркебувы, а кремня (pedernal).
294
Во времена Сервантеса, Каталония страдала более всякой другой испанской провинции от семейных распрей, часто толкавших в общество бандитов знатных молодых людей, провинившихся в убийстве из мести. Ниарросы и Каделлы разделяли в то время Барцелону, как Капулетти и Монтекки разделяли Равенну. Один приверженец Ниарросов, принужденный бежать, сделался атаманом воров. Его звали Роке Гинарт или Гиньярт, но настоящее его имя было Педро Рочи Гимарда. Это был славный, великодушный молодой человек, каким изображает его Сервантес, и он в свое время пользовался в Каталонии такой же репутацией, как в ваши времена знаменитый Хозе Мария в Андалузии. О нем упоминается в записках Комминеса.
295
От слова bando – публичное оповещение – произошло слово bando-lero, означавшее разбойника, голова которого была оценена.
296
В XII главе Дон Кихота Авельянеды говорится, что Санчо получил от Дон Карлоса дюжины с две клецок и шесть целых бланманже, и что, не будучи в состоянии съесть все это, он спрятал остаток за пазуху до другого дня.
297
Михаил Скотто, которого англичане называют Скотт, а французы Скот или Лескот, или Шотландец. Это был астролог XIII столетия, очень любимый императором Фридрихом II, которому посвятил свой Трактат о физиономии и другие свои сочинения. Данте упоминает о нем в XX песне Ада.