Сэмюэл Ричардсон - Английские письма или история кавалера Грандисона

Ето изъ уваженія къ моему попечителю. Но какъ бы то нибыло ежели я сохраню дружество моего опекуна и ваше; то мнѣ желать болѣе нѣчего не останется.

Приходъ ея попечителя я моего, друга моего, любовника, супруга и всего того, что ни имѣю драгоцѣннѣйшаго на свѣтѣ, окончилъ сей разговоръ. Я его предаю на ваше разсужденіе, любезнѣйшая моя; но вывожу изъ онаго весьма основательную надежду.

ПИСЬМО СІХ.

3 Февраля.

Я вчера имѣла другой разговоръ съ Емиліею. Онъ былъ гораздо основательнѣе и важнѣе, чемъ обыкновенные съ послѣдняго моего съ нею разговора, которой я вамъ сообщила. Анна, ея горнишная, которую вы знаете, примѣтила перемѣну въ своей молодой госпожѣ. Не зная уже, говоритъ она, какъ ей угодить и видя что самой лучшій ея нравъ сдѣлался не удобопреклоннѣйшимъ, она осмѣлилась ей сказать, что естьли ето еще продолжится, то она принуждена будетъ оставишь свою службу.

Подиже, отвѣчала она. Я не хочу чтобъ служанка мнѣ грозила. Ты начинаешь уже надыматься. Поди, Анна, естьли хочешь. Я не желаю твоихъ угрозъ. У меня и безъ тебя довольно печали.

Сія честная дѣвушка, которая ее нѣжно любитъ и служитъ ей съ семи лѣтъ ея возраста, коей вѣрность и хорошіе поступки отецъ ей выхвалялъ, пролила источники слезъ и хотѣла ей съ покорностію представить свои прискорбія. Она даже просила у нее позволенія. Но получила лишь новые знаки гнѣва, съ твердымъ отказомъ что не хочетъ ее слушать. Я ничего не хочу слушать; ты не такъ начала. Прежде надобно бы было тебѣ приносить свои жалобы а не угрозы. Потомъ ушла въ свой кабинетъ и заперла за собою двери.

Моя горнишная, которая мнѣ ето сказала, представила бѣдной Аннѣ что она меня увѣдомитъ о всемъ что ни произошло. Но ета дѣвушка ни какъ на сіе не соглашалась и отвѣчала, что ея барышня, какъ и всѣ молодыя госпожи, столь ревнуетъ о своей власти, что никогда бы ей не простила за то когдабъ она отнеслась съ жалобою къ моей тетушкѣ или ко мнѣ: и что естьлибъ она жаловалась не надѣясь въ етомъ успѣха; то бы тѣмъ остыдила свою госпожу, когда настоящее зло можетъ быть уврачевано временемъ и терпѣніемъ.

Емилія приводитъ меня въ жалость. Я очень легко могла угадать отъ чего происходитъ перемѣна ея нрава. Чрезмѣрное благодушіе, оказываемое ей отъ ея попечителя, паче еще умножаетъ ея любовь. Не знаю ли сама, что нѣтъ ничего столь естественнаго? Однако, подумала я, онъ уморитъ ее въ печали, естьли начнетъ инаково съ нею обходишься, и ради ея самой ее желалабы я, чтобъ онъ почелъ за необходимость перемѣнить свои поступки.

Такое изьясненіе было нужно для того что вы теперь читать будете.

Когда мой мужъ, дядюшка и Г. Динъ сего утра послѣ завтрака вышли, а тетушка ушла писать; то я въ семъ же намѣреніи удалилась въ свой кабинетъ. Емилія постучалась у моихъ дверей. Я тотчасъ ей отперла.

Не худо ли я выбрала время, Сударыня.

Нѣтъ, мой любезная. [Я примѣтила вчера за ужиномъ и нынѣ по утру при завтракѣ признаки слезъ въ ея глазахъ, хотя ни кто равнаго замѣчанія не сдѣлалъ; на извѣстія, полученные мною отъ моей горнишной, внушали мнѣ больше о ней вниманія.]

Я взяла ее за руку и хотѣла ее посадить подлѣ себя. Нѣтъ, Сударыня, сказала она, позвольте мнѣ стоять. Я недостойна при васъ сидѣть.

[На краяхъ ея глазъ показывались слезы, но какъ я увидѣла что она пережимала вѣками въ той надеждѣ чтобъ ихъ осушить; то и не хотѣла ей показать, что ето примѣтила. Впрочемъ я думаю что была въ равномъ же состояніи по сострастію моему къ ней.]

При мнѣ, Емилія! Пріятельница моя, сестра моя! Отъ чегобъ могли произойти такія слова? Я также стояла.] Твоя старшая сестра, душа моя, не сядетъ по тѣхъ поръ пока младшая будетъ стоять.

Она бросилась ко мнѣ на шею и слезы полились съ обиліемъ изъ очей ея. Сіе благодушіе, сіе самое благодушіе меня губитъ. Я пренещастная дѣвушка! Нещастная, по тому что получила все чего ни желала. Ахъ! За чемъ вы со мною не поступаете съ строгостію? Я не могу, не могу себя самой терпѣть, видя непрестанно доказательства вашего ко мнѣ благодушія.

Какаябъ была причина сего смущенія, любезная моя Емилія? Я тебя люблю съ нѣжностію. Ябъ была неблагодарна, нечувствительна къ достоинствамъ моей Емиліи, естьлибъ неспоспѣшествовала всѣми моими силами ея благополучію. Что же могу я еще для нее сдѣлать, чего бы она не имѣла права требовать?

Руки ея опустились она высвободилась изъ моихъ, коими я крѣпко ее обнимала. Дайте мнѣ выдти, Сударыня. Она бросилась въ боковую горницу. Я пошла за нею и взявши ее за руку говорила; не оставляй меня, любезная Емилія, въ такомъ безпокойствѣ: ты меня не покинешь. Естьли ты имѣешь ко мнѣ всю ту нѣжность, какую я чувствую къ Емиліи, то подашь мнѣ способъ облегчить отъ бремени невиннѣйшее и любви достойнѣйшее твое сердце. Откройся, любезная моя, откройся мнѣ.

О Милади Грандиссонъ! Достойная супруга наилучшаго изъ человѣковъ, вы должны меня ненавидѣть.

Ненавидѣть, любезная моя Емилія?

Такъ, вы должны меня ненавидѣть.

Сядемъ въ етой горницѣ, ежели не хочешь возвратиться въ мой кабинетъ.

Я села на софу, а она подлѣ меня наклонясь горящими своими щеками къ моему плечу я одною рукою ее обняла, а другою взяла ея руку. Теперь, любезная моя, заклинаю тебя дружествомъ, симъ дружествомъ какое между нами какъ сестрами заключено, открыть мнѣ совершенно свое сердце. Отрекись отъ меня, ежели я, получа способъ излѣчитъ твои раны, не излію на нихъ цѣлительнаго бальзама ненарушимой моей нѣжности.

Что могу я сказать вамъ? Вчера, любезнѣйшая моя Милади, я получила отвѣтъ отъ Доктора Барлета на предложенной ему мною вопросъ отъ одной молодой дѣвицы, которая…

Она не могла окончить: она заплакала, подняла голову и утерла свои глаза. Потомъ опять наклонилась лицемъ къ моему плечу, и я ее обняла. Твой вопросъ, душа моя?

Ахъ, Сударыня, мой вопросъ, говорите вы, мой вопросъ!

Я говорю твой съ тѣмъ, душа моя, что сама ты предложила ею Доктору?

Такъ онъ вамъ ни слова не сказывалъ, Сударыня?

Конечно ни слова не говорилъ.

И въ самомъ дѣлѣ я лучше хочу чтобъ вы объ етомъ отъ меня узнали. Я только боюсь чтобъ онъ не угадалъ о какой молодой дѣвицѣ была ета речь. Плохая хитрость! Какая я дура! Онъ точно ето угадаетъ.

Можноли мнѣ узнать вопросъ, душа моя, можноль узнать и отвѣтъ?

Я сожгла и то и другое будучи въ превеликомъ на саму себя гнѣвѣ за то что такъ постыдно себя обнаружила; по тому что онъ точно угадалъ ту молодую дѣвицу; я ихъ бросила въ огонь.

Но ты можешь мнѣ обьяснить етотъ случай, ты можешь мнѣ пересказать отвѣтъ.

Какъ мнѣ можно, Сударыня? Вамъ, коихъ я люблю больше всѣхъ другихъ женщинъ вкупѣ, вамъ… Но вы должны меня ненавидѣть, презирать!

Ввѣрь мнѣ свою тайну, моя любезная. Когда она такая, какую какъ думаю я проницаю; то вѣрь что она никогда не выдетъ изъ моего сердца.

Она встрепетала. Что вы проницаете, Сударыня?

Не пугайся, душа моя.

О! Нѣтъ, нѣтъ! ето не возможное дѣло. Ежелибъ вы проникли…

Такъ чтожъ бы изъ того вышло?

То, что вы бы на всегда изгнали отъ лица своего завистливую Емилію, то склонилибъ моего попечителя отъ меня отречься.

Сказать ли тебѣ, душа моя, что я по своему мнѣнію проницаю?

Скажитежъ ето мнѣ на ухо, (обнявъ меня тою рукою, которой я не держала.) скажите мнѣ такъ тихо, чтобъ я не могла разслушать.

Ты любишь своего попечителя, Емилія. Онъ любитъ тебя.

О Сударыня?

Онъ всегда будетъ тебя любить и я такія же чувствованія хранить къ тебѣ стану. Твоя любовь основывается на признательности. Такова была и моя. Не знаю ли я, Емилія, всего того, что можно сказать въ вашу лользу?

Наконецъ, Сударыня, чрезмѣрное ваше благодушіе разгоняетъ всѣ мои страхи. Я вижу что могу вамъ признаться во всѣхъ моихъ слабостяхъ, и въ моемъ дурачествѣ; тѣмъ паче что такое признаніе подастъ мнѣ нѣкое право просить у васъ совѣтовъ. Таково было мое намѣреніе; но я страшилась вашей ненависти. Въ равныхъ обстоятельствахъ находяся сумнѣвалась чтобъ была столь великодушна какъ вы. Ахъ! какъ я жалѣю что предложила свой вопросъ Доктору!

Докторъ, любезная моя, самой благодушной человѣкъ. Онъ вѣрно будетъ хранить твою тайну.

И увѣрители вы меня, Сударыня, чтобъ онъ ихъ не открылъ моему попечителю? Я скорѣе соглашусь умереть, нежели усмотрѣть въ немъ нѣкую ко мнѣ недовѣрчивость. Онъ бы меня ненавидѣлъ, Сударыня, хотябъ вы того и не хотѣли,

Никогда онъ сего не узнаетъ, душа моя. Вы уже требовали отъ Доктора, чтобъ хранилъ ету тайну, я объ етомъ не сумнѣваюсь.