Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве - Генрих Инститорис
Следует добавить, что письмо отправлено с приказом прочесть его с церковной кафедры в следующее воскресенье под страхом отлучения.
Народ в Авиле был настолько озлоблен против евреев, что их жизнь находилась в опасности, и в хрониках есть сведения, что одного из них на улице забили камнями до смерти. Альхама этого города была вынуждена обратиться к королю и королеве за защитой; Фидель Фита цитирует королевское письмо, повелевающее оказать такую защиту и грозящее строгими мерами тем, кто будет досаждать евреям[424].
24
Эпилог дела святого дитяти
Показания, данные Юсе Франко касательно того, где были добыты освященные облатки, – весьма туманные показания с чужих слов. Но похоже, что инквизиторам удалось вытянуть из Бенито Гарсиа или Алонсо Франко нечто более определенное, поскольку пока суд над восемью обвиняемыми подходил к концу, служители святой палаты занимались задержанием ризничего церкви в Ла-Гардиа.
18 ноября 1491 года, через два дня после казни, этот ризничий предстает перед судом в Авиле, и его призывают рассказать правду об этом деле, обещая проявить к нему милосердие. Он утверждает, что около двух лет назад его дядя, Алонсо Франко, дважды упрашивал дать ему освященную облатку, обещая за это плащ, деньги и многое другое. В конце концов в ответ на эти просьбы и следуя указаниям, полученным от Алонсо, он принес освященную облатку Бенито Гарсиа, который пришел за ней от имени Алонсо. Ризничий помнит, что дело было зимой, но он не помнит, какой был день или даже месяц. Он объясняет, что забрал облатку из дарохранительницы в алтаре церкви Санта-Мария, взяв ключи в глиняном горшке, где их хранили. Он говорит, что просил Бенито рассказать ему, зачем им облатка, но тот не согласился; однако ризничий был уверен, что они не замышляют ничего дурного. Он смог немного уточнить дату, вспомнив, что братьев Франко арестовали пять месяцев спустя.
В ходе допроса он заявляет, что верит в Истинное Присутствие и всегда в него верил, и что, когда он убеждал в этом Алонсо Франко и Бенито Гарсиа, они признали, что он согрешил, но уверили, что это не ересь, и никак не касается ереси, и что его духовник отпустит ему этот грех[425].
* * *
Один человек, предположительно участвовавший в деле в Ла-Гардиа, избежал какого бы то ни было внимания в то время, когда обвиняемые давали показания, и поэтому был совершенно упущен из виду. Это Эрнандо де Рибера, человек, занимавший гораздо более высокое положение, чем остальные; говорят, что по этой причине ему была назначена аристократическая роль Пилата в имитации Страстей Христовых. Его арестовали почти 30 лет спустя; рассказывают, что он сам себя выдал, хвалясь своим участием в этом деле. Его обвинили в участии в этом преступлении, а также в вопиющем возвращении к иудаизму, поскольку за это время он принял крещение, чтобы избежать высылки из Испании, когда был опубликован указ об изгнании всех евреев.
Итак, опубликованные Фиделем Фитой записи суда над Юсе Франко пролили довольно много света на это дело; однако не следует отрицать, что многое осталось без объяснений и что до появления этих объяснений (то есть до обнаружения записей о процессах над другими обвиняемыми, когда мы сможем сравнить их между собой) дело о святом дитяти из Ла-Гардиа будет до некоторой степени оставаться в категории исторических тайн.
Однако пока что, несмотря на явные противоречия, содержащиеся в ныне доступных источниках, и на несоответствия, не вписывающиеся в общую схему, мы не можем считать обоснованным вывод Лёба о том, что святое дитя из Ла-Гардиа (а следовательно, и рассмотренное нами дело) никогда не существовало на самом деле[426].
Лёб делает двойное заявление:
(а) Если преступление в Ла-Гардиа действительно было совершено, то согласно самим его доказательствам, это было вовсе не ритуальное убийство, а случай колдовства, в котором участвовали как евреи, так и христиане.
(б) Такого преступления никогда не было.
Свое несколько дерзкое заключение он основывает на трех предпосылках:
(а) Показания свидетелей, полученные под пыткой или под угрозой ее применения, полны противоречий, маловероятных деталей и фактов, по существу невозможных.
(б) Судьи не проводят расследование, чтобы выяснить истину.
(в) Инквизиция не сумела установить дату преступления, не подтвердила исчезновение ребенка и не сумела найти его останки.
Первая из этих предпосылок заслуживает наибольшего внимания. Две другие, на наш взгляд, упускают из виду тот факт, что наши нынешние знания ограничены записями суда над одним обвиняемым – юношей, чья степень участия в преступлении была сравнительно невелика. Никто не может утверждать, что судьи не проводили расследование с целью узнать правду. Все, что нам известно, – это то, что из суда над Юсе не явствует, что подобные усилия предпринимались. Однако такие усилия могут касаться не столько суда над Юсе, сколько процессов над зачинщиками, и вполне вероятно, что записи этих процессов могут содержать сведения об этих расследованиях – это более чем вероятно. Тот, кто подводил итог семи судебных процессов, ясно показывает, что это было сделано[427]. Он приводит тот факт, что после признания Хуана Франко о том, что он и его брат Алонсо закопали мальчика, инквизиторы отвели его туда, где, по его утверждению, было погребено тело, и заставили указать точное место, «и они обнаружили правду и доказательство всего этого»[428].
Разумеется, это не означает, что тело было найдено. Это просто означает, как и сказано в записях, что место, указанное Хуаном Франко, имело признаки того, что оно не так давно послужило могилой. То, что тело не удалось найти,
