Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве - Генрих Инститорис
Пока что показания Хуана полностью совпадали с показаниями других свидетелей, но тут возникает поразительное несоответствие. Он говорит, что во время последней встречи (которая, как уже было сказано, состоялась примерно через полгода после распятия) вместе с освященной облаткой и письмом Абенамиасу они отдали Бенито и сердце, чтобы он отнес их в Самору. А все прочие свидетельства приводят нас к предположению, что сердце и первая облатка были использованы Тасарте (возможно, уничтожены каким-то особым образом) во время первой встречи после распятия, и поскольку впоследствии возникли сомнения по поводу действенности обряда, проведенного врачом, через полгода была добыта вторая облатка, которую они отправили в Самору.
Может быть, все объясняется просто, и Хуан Франко ошибся в отношении сердца? Это возможно, так как он добавляет, что он не видел саму облатку (именно в тот раз), но понял, что ее отдали Бенито. Он мог подобным же образом решить (ошибочно приняв это как нечто само собой разумеющееся), что вместе с ней отдали и сердце.
А теперь вы можете видеть, что очная ставка принесла свои плоды и дала результаты, которых, как мы предполагаем, и добивались инквизиторы: дальнейшее обличение Юсе Франко.
Хуана Оканью вновь допрашивают 20 октября и расспрашивают его об участии Юсе Франко в этом преступлении. Теперь он добавляет к своим прежним показаниям, что Юсе и остальные всячески поносили ребенка, и эти поношения были на самом деле адресованы Иисусу Христу; он цитирует выражения, которые они использовали, и в целом это именно те выражения, которые мы видели в «Testimonio»[406]; он сказал, что их использовали Са Франко и два его сына. Он говорит, что все они секли мальчика и что именно Юсе пустил жертве кровь, надрезав ножом вены на его руках.
Его спрашивают, откуда был этот ребенок. Он отвечает, что мальчика привез в Темблеке из Кинтанара покойный еврей Мосе Франко и что, по словам Мосе, мальчик был сыном Алонсо Мартина из Кинтанара[407]. Несколько человек, среди которых были Юсе и его отец, привезли ребенка на осле из Темблеке в пещеру, где он был распят, и именно Юсе отправился звать братьев Франко из Ла-Гардиа, Бенито Гарсиа и самого Хуана.
Итак, из более или менее пассивного зрителя Юсе внезапно оказывается в роли одного из основных участников, почти что одного из зачинщиков этого преступления (и мы можем обоснованно считать, что это происходит из-за мстительности Оканьи).
В тот же день вновь допрашивают Бенито Гарсиа. Ему зачитывают его предыдущие показания и спрашивают, хочет ли он к ним что-либо добавить. Он говорит, что Юсе (которого он до этого едва упоминал) хлестал и бил мальчика, был активным участником всего происходящего и признавал, что его цель – уничтожение христианства, которое называл шутовством и идолопоклонством.
На следующий день Оканью приводят для подтверждения его вчерашних показаний. Его спрашивают, не хочет ли он прибавить что-нибудь касательно участия Юсе, и его ответ настолько похож на последние признания Бенито, что начинаешь задумываться: не отступили ли инквизиторы от своих традиций и не начали ли задавать вопросы, формулируя их четко и определенно (основываясь на показаниях Бенито), благодаря чему получили утвердительные ответы от Оканьи. Ибо и Оканья вспоминает, что Юсе называл христианство сплошным шутовством, а христиан – идолопоклонниками.
23
Суд над Юсе Франко
(Окончание)
Теперь можно сказать, что благодаря терпеливым усилиям, которые инквизиторы прилагали почти год, обвинитель наконец получил необходимые доказательства, подкреплявшие его изначальное обвинение против Юсе. Для этого он явился в суд 21 октября 1491 года и представил в качестве оснований для своего обвинительного акта полное досье, как записал судебный писец. Он просит, чтобы Юсе привели в зал заседаний, дабы он выслушал дополнения, которые обвинитель внес в первоначальный акт. К ним относились показания, недавно полученные от Оканьи и Бенито Гарсиа: что Юсе использовал бранные слова в адрес ребенка, когда мальчика распинали, и что эти поношения были на самом деле адресованы Господу нашему Иисусу Христу и святой католической вере; что он нанес мальчику многочисленные удары и что пустил ему кровь, разрезав ему руку перочинным ножом. После этого он просит инквизиторов передать заключенного светскому суду, как это положено по закону[408].
Он, однако, не говорит, что брат Юсе нашел ребенка и что Юсе был одним из тех, кто привел его в пещеру и позвал братьев Франко, – упущение, которое показывает доверие к заявлению Оканьи и недостаточное его подтверждение. Юсе в ответ отрицает все, что утверждает в своих добавлениях обвинитель, и заявляет, что никогда не делал и не говорил ничего сверх того, в чем он сам признался.
После этого Гевара обращается к суду с просьбой позволить ему предоставить доказательства своих обвинений в адрес заключенного, и, когда суд дает ему это разрешение, он предъявляет в качестве доказательства все досье, из которого мы извлекли приведенные на этих страницах сведения по делу[409].
Через пять дней обе стороны снова встречаются в суде, и в этот раз Гевара просит их преподобия перейти к оглашению свидетелей, чтобы суд мог завершиться. Доктор Вильяда заявляет о своей готовности сделать это, но дает стороне защиты три дня на предъявление возражений по любой части признательных показаний. Юсе через своего адвоката просит предоставить ему копии всех показаний тех, кто присутствовал при распятии, с указанием имени каждого враждебно настроенного свидетеля, а также дня, месяца, года и места, в которые происходили касающиеся его события. Однако Гевара немедленно возражает, заявляя, что в копиях показаний, выданных Юсе, не будут указаны имена свидетелей или какие-либо обстоятельства, которые позволят ему о них догадаться. Это возражение кажется совершенно формальным, поскольку после всех очных ставок оно вряд ли может принести какую-то пользу. Однако оно все-таки служит какой-то цели, поскольку в конце концов очные ставки ограничились лишь Оканьей и Бенито, а с того момента, когда инквизиторы перестали считать необходимыми очные ставки с другими заключенными, им, видимо,
