Шарль Сорель - Правдивое комическое жизнеописание Франсиона

Но это еще не насытило моего любопытства, и я отправился дальше, дабы увидать что-нибудь новенькое.

Мне попалось несколько человек, тянувших с передышкой толстый канат и обливавшихся потом от этой тяжелой работы.

— Кто эти люди? Что они делают? — спросил я у человека, одетого отшельником и наблюдавшего за ними.

— Это — боги, — отвечал он довольно учтиво, — они поддерживают обычное движение небесной сферы. Вы вскоре увидите других, которые сейчас отдыхают и придут их сменить.

— Но каким же образом они вращают сферу? — удивился я.

— А разве вам никогда не приходилось видеть, — продолжал он, — пробуравленный орех и просунутую в него палочку с веревкой, которую дергают, чтоб вращать вертушку?

— Разумеется, приходилось, — отвечал я, — в детстве это была моя любимая игрушка.

— В таком случае, — сказал отшельник, — представьте себе, что земля, которая неподвижна, является орехом, ибо сквозь нее также проходит длинный брус, именуемый осью и идущий от полюса до полюса, причем к его середине привязан вот этот канат; дергая за него, приводят во вращение первое небо, снабженное в некоторых местах зубцами, каковые, входя в отверстие второго неба, вертят его, а тем самым и прочие сферы, находящиеся за ним. Совершите небольшую прогулку здесь поблизости, и вы узнаете еще и другую тайну.

Я незамедлительно повернул голову по его указанию и сквозь прозрачное место в небесах увидал женщин, исключительно занятых тем, что они время от времени ударяли по одному из ободьев и заставляли их все вращаться, как юлу.

Охваченный желанием вернуться на землю, я спросил у отшельника дорогу, и он тотчас же посоветовал мне ухватиться обеими руками за канат, натянутый богами, после чего я соскользнул до самого низу, остерегшись, однако, попасть в огромное отверстие, в которое он уходил, а дабы избежать этой пропасти, принялся махать руками наподобие крыльев, и уже не знаю как, но воздух меня поддержал. Это летание доставило мне большое удовольствие, и я прекратил его лишь тогда, когда почувствовал усталость.

Я очутился подле двух ям с водой, в коих купалось двое нагих юношей, то и дело приговаривавших, что они погружаются в блаженство по самое горло. Желая отведать того же удовольствия, разделся я опрометью и, увидав третью яму с еще более прозрачной водой, вздумал туда окунуться; но не успел я опустить ногу, как провалился в бездну, ибо вода оказалась огромным куском стекла, о которое я еще вдобавок исцарапал себе все ноги.

Однако же я упал в такое место, где ничуть не разбился, ибо было оно сплошь покрыто молодыми персями, склеенными попарно и шарообразными, по коим я долго и с удовольствием катался кубарем. Наконец, я лениво растянулся на спине и тут увидал прекрасную даму, с сосудом в руках, каковая опустилась рядом со мной на колени и, сунув мне в рот воронку, объявила, что хочет напоить меня усладительным напитком. Когда же я раскрыл рот, да еще пошире того псаломщика, который за выпивкой проглотил мышь, то дама слегка привстала и, выпустив целую пинту урины по точной сен-денийской мерке, заставила меня проглотить это питье. Я тотчас же вскочил, дабы ее наказать, и не успел я влепить ей пощечину, как все ее тело развалилось на части. Голова очутилась в одном месте, руки в другом, а ляжки несколько поодаль, — словом, все было врозь, но особенно поразило меня то, что большая часть ее членов не переставала исправлять свою службу. Ноги разгуливали по пещере, руки колотили меня, рот делал мне гримасы, а язык не жалел ругательств. Боясь, как бы не обвинили меня в убийстве этой женщины, я стал придумывать способ воскресить ее. Мне казалось, что, собрав все части ее тела, можно будет вернуть ее в прежнее состояние, ибо каждый член продолжал исполнять свою функцию. А потому я сложил их вместе за исключением рук и головы, и, заметив, что живот обладает приятной полнотой, возымел дерзость поиграться с ним, дабы заключить с нею мир; но тут ее язык крикнул, что я ошибся грудями и приложил к ее телу какие-то другие, подобранные мною в пещере. Я мигом разыскал ее собственные и приладил их туда, где им быть надлежало, а голова и руки сами поспешили стать на место, дабы получить свою долю удовольствия наравне с прочими членами. Рот меня целовал, а руки крепко обнимали, пока, охваченный сладостной истомой, я не был вынужден прекратить это упражнение.

Дама приказала мне тотчас же подняться и сквозь отверстие, пропускавшее свет в пещеру, провела меня за руку в просторный зал, стены коего были расписаны разными изображениями приятнейших утех любви. Двадцать прекрасных женщин с распущенными волосами, таких же обнаженных, как и мы, вышли из соседнего помещения и направились ко мне, шлепая себя по ягодицам. Образовав круг, принялись они бить меня по тому же месту; но терпение мое скоро лопнуло, и я был вынужден ответить им тем же. Видя, однако, что сила на их стороне, я убежал в незапертую боковушку, где пол был усыпан розами на добрый локоть. Они бросились туда за мной, и мы повалились друг на дружку в самых удивительных позах. Наконец они зарыли меня в груду цветов, откуда я вскоре вылез, ибо не мог там улежать; но женщин уже не было ни в боковушке, ни в зале. Я встретил там только старуху, как две капли воды похожую на Агату, которая сказала мне:

— Поцелуй меня, сын мой; я прекраснее тех бесстыдниц, которых ты ищешь.

Я резко отпихнул ее, ибо меня даже рассердило, что такая безобразная тварь осмелилась со мной разговаривать. Но она прошипела мне в спину:

— Ты в этом раскаешься, Франсион; когда тебе захочется меня поцеловать, я тебе не позволю.

Тут я поглядел в ту сторону, откуда она говорила, и, к великому своему удивлению, заметил, что передо мной вовсе не старуха, а та самая Лорета, по коей я вздыхаю.

— Простите, моя красавица, — промолвил я, — вы приняли другой образ, и я вас не узнал.

С этими словами я захотел ее поцеловать, но она испарилась из моих рук. Неистовый смех заставил меня обратить взоры в другую сторону, где я узрел всех прежних своих прелестниц, которые издевались над случившимся со мной приключением и кричали, что за отсутствием Лореты мне придется удовольствоваться одной из них.

— Отлично, — возразил я, — пусть же та, которая еще сохранила свою девственность, потешится со мной на этом ложе из роз.

За сими словами последовали еще более громкие взрывы смеха, каковые вогнали меня в такое смущение, что я умолк, не найдя никакого ответа.

— Идем, идем, — сказала мне самая младшая, сжалившись надо мной, — ты сейчас увидишь нашу девственность.

Я последовал за ними в маленькое капище, где на алтаре красовался символ любви, окруженный несколькими маленькими склянками с каким-то содержимым, каковое лишь с трудом можно было назвать жидкостью. Оно было алое, как кровь, а местами белое, как молоко.

— Вот девственность женщин, — заявила одна из красавиц, — наша тоже находится тут. Как только кто-либо теряет невинность, ее приносят в жертву здешнему богу, который дорожит этим добром превыше всего. На ярлыках, висящих сверху, вы можете прочесть, кому она принадлежала и кто тот мужчина, который ею воспользовался.

— Покажите мне Лоретину девственность, — попросил я одну жеманницу, стоявшую рядом со мной.

— Вот она, — ответствовала та, поднося мне склянку.

— Действительно, она самая, — сказал я, — здесь написано имя Лореты, но я не вижу, кто тот поединщик, коему она досталась.

— Знайте же, — возразила красавица, — что, когда девушка лишается невинности до брака, имя ее полюбовника здесь не отмечается, дабы сохранить его в тайне: ведь иной раз бывает, что, побуждаемые природой, мы отдаем девство первому встречному, который вовсе того недостоин, и нам было бы стыдно, если б об этом узнали. Из сего вы можете заключить, что Лорета не стала дожидаться свадьбы и позволила кому-то сорвать вполне созревший цветок, каковой без этого увял бы и не принес ей удовольствия. А вот, Франсион, — присовокупила она, — другой храм, не менее прекрасный, чем этот.

Вслед за тем ввела она меня в соседнее капище, где я увидел на алтаре статую Вулкана с саженными рогами [24]. На всех стенах красовались такие же гербы.

— Должно быть, какой-нибудь охотник развешивает здесь рога всех убитых им оленей? — спросил я свою водительницу.

— Вовсе нет, — возразила та, — перед вами те султаны, которые невидимо носят рогоносцы.

Тут из сокровеннейшего тайника храма появился Валентин, одетый трубочистом и украшенный серебряными рогами.

«Не моя вина, если ты носишь такой убор, — подумал я про себя, — а все же жаль, что я тут ни при чем».

В это время вошли остальные женщины и, завидя Валентина, принялись так его осмеивать и вышучивать, что ему пришлось удалиться.

— Серебряные рога, — пояснили мне после ухода Валентина, — означают, что рогоносное его звание приносит ему прибыль; взгляните, и вы даже увидите здесь несколько таких, которые осыпаны драгоценными камнями; простые же деревянные рога показывают, что тот, кому они принадлежат, околпачен без своего ведома и от этого ни на грош не разбогател.