Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Новеллино
IV[317]
Когда император проезжал верхом по Риму, он увидел пилигрима, идущего своим путем. Императору показалось, что пилигрим очень похож лицом на него самого; и он спросил своих баронов, так ли это. Все бароны с ним согласились. Тогда император решил, что догадка его верна, и мать этого Пилигрима, наверное, проживала в свое время и Риме и могла иметь дело с отцом императора. Он спросил пилигрима: «Странник, скажи мне, бывала ли твоя мать в Риме?» А пилигрим понял, зачем это нужно императору, и отвечал: «Мессер, мои мать не была в Риме никогда, зато отец бывал частенько». Император, оценив шутку пилигрима, взял его в свою свиту и осыпал милостями.
V[318]
Одна знатная дама была тяжело больна и призвала священника, сказав, что хочет исповедаться. Узнал про то ее муж, который был очень ревнив и охранил ее пуще зеницы ока. Он переоделся монахом и пришел ее исповедовать. В комнате было темно, как обычно бывает у больных. Женщина, как заведено в тех краях, стала исповедоваться в своих грехах, и среди прочих рассказала она, что родила одного из сыновей не от мужа. Супруг, который все это слышал, стал очень громко вздыхать. Женщина по вздохам его признала и тут же, чтоб загладить свои стыд, сказала мужу: «Ах! Вероломный супруг! Хоть так я отомстила тебе за твои измены!» И муж не смог ей ничего ответить.
VI
Один рыцарь из Перуджи участвовал в битве жителей Фолиньо с перуджинцами и оказался среди побежденных. Покидая ноле битвы, он скакал во весь опор, так что седло лошади съехало ей на холку. Заметив, в каком виде его упряжь, другой рыцарь сказал ему: «Мессер, седло вашего коня слишком уж съехало вперед». На что рыцарь ответил ему: «Ах, я бы хотел, чтобы оно было уже в Перудже!».
VII
Один юноша из Пизы был влюблен в мадонну Прециозу, невестку мадонны Неры, и был столь робок, что не решался объясниться ей в любви. Однажды, гуляя с мадонной Нерой и со своей возлюбленной по саду у стен Пизы, он решился и стал просить свою даму о любви, говори ей так: «Мадонна, я долго был вашим рабом и не выказывал этого из-за робости. Теперь же, когда время и любовь придали мне храбрости, я молю вас сделать меня своим слугою и не обойти вашими милостями и спасти меня от тех терзаний, что давно меня мучат». Дама ответила ему так: «Приятно мне, что ты любил меня чистой любовью и был моим рабом. Если ты так долго любишь меня и из-за меня грустишь и мучаешься, то зря ты мне не сознался раньше; а сейчас, когда я это знаю, я охотно верну тебе радость и веселье». Юноша отвечал: «Мадонна, я мечтаю о полной радости». Дама ответила ему: «Возлюбленный, нехорошо, что, едва объяснившись мне в любви, ты уже помышляешь о полной радости». Юноша отвечал: «О мадонна! Вы узнали из моих слов, что я люблю вас уже давно, и тягостно было бы мне длить ожидание». На это дама ему сказала: «Ты должен знать, что любовники в прежние времена питали к своим дамам чистую любовь по восемь, а то и по десять лет». От таких слов юноша очень опечалился и промолвил: «Мадонна, я не смог бы ждать так долго, за такое время я бы умер; и поскольку я люблю вас уже давно, не подобает назначать мне такие сроки». Тогда дама сказала: «Пойдем спросим совета у мадонны Неры». Юноша согласился. Они подошли к мадонне Пере и все ей рассказали. Мадонна Нера сказала: «Видишь ли, мадонна Прециоза, вы должны знать, что страсть ныне терзает любовников сильнее, чем в прежние времена, и это потому, что любви свойственно расти, и терзания ее со временем увеличиваются. К тому же в древности люди жили по пятьсот лет и могли больше времени тратить на ожидание. И поэтому я советую и велю вам предоставить друг другу полное удовлетворение, как к тому располагают любовь и желание».
VIII
Один пилигрим, совершив преступление, был пойман и приговорен к уплате тысячи лир или к ослеплению. Пилигрим не имел возможности заплатить. Его связали и прикрыли ему глаза невязкой, как это принято в тех краях. Когда его вели по городу к месту казни, одна женщина, весьма богатая, хотя и уродливая, увидела его и нашла, что он молод и хорош собою. Женщина спросила, почему его ведут на казнь. Ей ответили: «Потому что он не смог уплатить тысячу лир». Тогда женщина послала сказать пилигриму, что она уплатит тысячу лир, если он за это возьмет ее в жены. Пилигрим согласился; его привели к упомянутой женщине. Повязка была снята; когда же пилигрим увидел, до чего дурна эта женщина, он сказал тем, кто развязал ему глаза: «Завяжите их! Завяжите! Лучше никогда не быть зрячим, чем всегда видеть то, что тебе противно». Синьор того города, прослышав, что сказал пилигрим, послал за ним, чтоб его привели обратно, и отменил казнь и отпустил пилигрима на волю.
IX
Мадонна Феличе, жена мессера Уго из Рикасоли, возвращалась в Рикасоли в обществе Гвидо, сына мессера Убертино деи Пацци, который ехал навестить свою сестру, и Мональдо Софиена. Когда они прибыли, мессер Уго сказал: «К ужину нынче нет ничего, кроме яиц и сыра». Гвидо повернулся к Мональдо с обеспокоенным видом и сказал, поскольку он очень любил поесть: «Неужели он не шутит насчет яиц и сыра?» А мадонна Феличе тогда сказала: «Он грустит, поскольку надежды его не оправдались. Ведь если кто из дома Пацци отправляется в путь, то, куда бы он пи ехал, он везде хочет найти свадебное угощение».
Χ
Один пилигрим забавлялся на лугу со своей женой. Граф Берлингьери из Прованса[319] проезжал в то время неподалеку; он увидел пилигрима на прекрасном лугу в обществе красивой женщины. Он позвал пилигрима и сказал ему: «Спой-ка мне песню». На что пилигрим тут же ответил…[320]
Дополнение к Новеллино III[321]
I (XV)
[Как один старец, выказав любезность, считает себя умирающим]
Мессер Герардо да Камино[322] дав незадолго до своей смерти четыре тысячи лир мессеру Корсо[323]на его военные расходы, позвал лекаря и велел пощупать себе пульс. И сказал лекарю, утверждавшему, что он ничем не болен: «Ты плохо меня осмотрел, я при смерти». – «Отчего так, мессер?» – «Мне кажется, что я слишком много денег дал мессеру Корсо; раньше, сколько я ни давал, такого со мной не случалось».
Также мессер Угуччоне да Фаджуола,[324] когда выдавал одному дворянину сто золотых, услышал от своего казначея: «Позавчера ваш сын[325] дал ему двести» – и на это сказал: «Теперь я вижу, как я состарился – сын дает больше, чем я».
II (XVI 2–3)
[О метких ответах и словах знаменитых людей]
Франческо да Кальболи[326] упрекал мессера Риччардо де Манфреди,[327] что по его милости ни в Фаэнце, ни в Форли у него не осталось ни одного друга, и услышал в ответ: «Если не считать тех, которые вас ненавидят».
Горько достойному человеку слышать похвалы тому, кого не осмеливаешься хулить, либо тому, кого все превозносят, желая подольститься или опасаясь его могущества, и кому от хулы никакого убытка не будет, так высоко его положение. Поэтому говаривал мессер Пассуоло в собрании друзей: «Господа, ни о боге, ни о маркизе ни слова».
III (LXXIV1-3)[328]
[Здесь рассказывается о том, кто от добра добра искал]
Некто взялся записывать все безумства и глупости, кем бы они ни делались. Записал, как одного человека одурачил алхимик: получив от алхимика вдвое того, что ему дал, он, дабы сразу нажиться, дал ему затем пятьдесят золотых, а тот и был таков. Обиделся оставшийся в дураках на запись и, спросив: «А если бы я получил вдвое, как и полагалось, что бы ты записал?» – услышал в ответ: «Вычеркнул бы тебя и занес бы его».
Очень часто человека побуждает к добру не добродетель, а надежда на награду или какую-нибудь выгоду. Мудро поэтому, имея в ком-либо нужду, поманить его надел «дои на вознаграждение прежде, чем обратиться к нему с просьбой.
Некто, по совету одной старухи, дабы возвратить драгоценности, которые отказывался вернуть человек, имеющий их на сохранении, дал ему знать, что намерен отдать на хранение еще одному лицу множество драгоценностей в шкатулках. Тот же, увидев, как их переносят, сказал: «Приходи и забирай, что тебе принадлежит». 11 возвратил ему все не по своей доброте и честности, а в надежде на больший куш. Так он остался в дураках, ибо шкатулки тут же перестали носить, а в уже принесенных ничего не оказалось, – и поделом ему.
IV (LXXXV 1–2)
[Какие советы надлежит давать]
Фреди далла Рокка вел воину с Сассафорте.[329] Однажды по совету друзей и по их настоянию, но против своей волн, он выступил против неприятеля. Перед самой схваткой его спросили, каким будет боевой клич, и он сказал:
«Господа, я прошу выбрать такой клич: смело, как дома – дабы все вели себя так же смело, как дома, когда давали мне совет пойти на неприятеля».
